Бунин – фигура в лихоносовском мире особая: неприкосновенная wbr /wbr , возведенная на пьедестал. Имя Бунина, увиденное впервые в год смерти Сталина, в некрологе газеты «Правда», наживило, наметило направление будущего творчества. Еще не читая ни строчки писателя, предощутил, вероятно, 17-летний парень его грядущее путеводительство wbr /wbr . Позднее подаренные дореволюционные книги Ивана Алексеевича и первые, изданные в СССР, стали решающими в обретении своей ноты: лирического звучания, пронизывающего и наполняющего лихоносовскую прозу.

Писатель Владимир Николаевич Крупин рассказал, как познакомился с будущим другом, сначала – заочно:

«В первый раз я увидел его прозу в издательстве «Современник», в тот день был дежурным редактором и читал обычный текст: заседание парткома, завод с планом не справляется... советская проза, не самая худшая, кстати. Читаю, и вдруг... ничего не понимаю: скамья в парке, учитель идет... Я очнулся. Оказалось, в сброшюрированные листы случайно попал лист будущей книги Лихоносова. Контраст был огромный!

«Осень в Тамани» меня ошеломила. К Тамани у меня особое отношение – там прошло детство моей любимой жены. Тамань – это счастье! Ошеломляющее счастье! Мы были молоды, там зародилась наша семья, прошло свадебное путешествие. И я всегда говорю, что дорогу в Тамани мне перешли Лермонтов и Лихоносов, после них что-либо писать уже бессмысленно.

Другие повести «Чалдонки», «Брянские» – поражают ощущением чистоты, любви к людям.

Когда я впервые увидел Витю, то даже не решился познакомиться – настолько благоговел перед ним. Это было (год точно не помню) где-то между 1972-м и 1974-м, на съезде писателей. Внизу находился буфет, мы шли мимо нашей вологодской компанией и видим, сидит Лихоносов, один, и пьет кефир. Мне показали его, но я не смог подойти – стою, смотрю издалека... сдружились мы уже позже».

Многие из литературного и смежных творческих миров могли бы поведать похожие искренние истории, многие – живые, что уж говорить о тех, кого с нами нет...

Благодаря Александру Трифоновичу Твардовскому, главному редактору «Нового мира», состоялся блестящий дебют молодого автора, а годом позже говорил он писателю и литературоведу Олегу Михайлову: «Почитайте-ка в нашем журнале Виктора Лихоносова... Проза у него светится...» Конечно, не мог Твардовский не разглядеть исходящего света и впоследствии написал слова, которые и до сего дня, вероятно, являются одной из высших похвал: «Из совсем молодых, начинающих прозаиков, нащупывающих свою дорогу не без помощи Бунина, назову В. Белова и В. Лихоносова», – писал Твардовский в предисловии к собранию сочинений первого.

Но, не только Бунин формировал и поддерживал: общение и дружба с единомышленникам wbr /wbr и помогали не чувствовать себя одиноким. Скупые рассказы об этой дружбе – поэтичны: я будто и сама знала великих печальников России – Белова, Распутина (которого и увидела в первый раз в гробу, вернее, только гроб его, уже заколоченный, – пробившись после отпевания сквозь толпу в храме Христа Спасителя). Вася и Валя называют их друзья, и режет слух это «Вася» и «Валя». Жаль, что неохотно делится Виктор Иванович воспоминаниями, хотя, многое мог бы порассказать, но, может, сам пишет об этом, боясь расплескать... Надо подгадать день, выждать час. Ну, а если уж разговориться, расчувствуется – держись! Впитывай – ощущай сопричастность.

Многое и описано. О том, к примеру, как ездил 19-летним юношей в Вешенскую знакомиться с Шолоховым, а 75-летним на Вологодчину – прощаться с Беловым... Много описано, а сколько еще невысказанного, хранимого для себя...

Внуку генерала Корнилова

Непроста жизнь на южной Российской окраине, хотя, казалось бы, земля – хлебородна, жизнь – зажиточна. Не хочется вспоминать о писателе известное, столичное, высветившееся в минуты славы. Уместнее – неброское, наше, полузабытое...

Окраина Краснодара. Многолюдье. Сцена, где среди прочих стоит Виктор Лихоносов. 95-я годовщина смерти генерал Корнилова. У дома, где Лавра Георгиевича ранило, вблизи которого умер он, открывают памятник.

Долго взывал писатель, просил, требовал обратить внимание на невесть как сохранившийся дом – место сакральное, переломную, трагическую точку Ледяного похода 1918 года, быть может, предрешившую исход добровольческого движения... Уместно вспомнить про сослагательное наклонение, но кто знает, как бы сложилось все, не будь того единственного рокового снаряда. Дом, залечив пробоину, претерпел все бури, превратившись в коммуналку, и когда почти через столетие расселили жильцов, остался неприкаянным, с распахнутыми настежь дверями и окнами; облюбованный бомжами, обреченно ждал случайного окурка или подростковой уничтожительной шалости.

Дорога земля на юге России, а на берегу реки стремительно растущего города дорога вдвойне, невесть откуда появился проект, где рядом с корниловским домом вырос целый комплекс с небольшой часовней, обширным зданием, с застекленной «кормой» (уж, не ресторан ли) и беседками. Дом прикрыли, обнеся многометровым забором, чтобы не видать и крыши (заволновались радетели, слух прошел, что хотят снести, возведя новодел, наподобие дома атамана Бурсака в центре), наскоро приукрасили пустырь и корниловские поминовения, проходящие обычно в совсем уж глухом исторически-нето wbr /wbr чном месте мнимой гибели генерала, впервые справлялись право.

Тогда, на сцене, много говорили: мэр Краснодара, атаманы Кубанского войска (нынешний и бывший), высокопоставленн wbr /wbr ые чиновники, скульпторы, исполнившие очередной заказ, историки... Окружали делегации из Ростова, Волгограда, Калмыкии, «представители общественности», патриоты, казачата, кадеты...

Лихоносов по-сиротски возвышался на сцене, сжимая в руках книгу с собственным рассказом «Внуку генерала Корнилова»… Двадцать лет назад выплеснул он боль о забвении былого: «Семидесятипяти wbr /wbr летие со дня гибели Вашего деда Лавра Георгиевича никто не пометил в Екатеринодаре горестной минутой. На окраине за старым кожевенным заводом, у той кручи, где скончался на руках офицеров Ваш дед, никто не положил цветов…»

«Прошло двадцать лет и подножие памятника Вашего деда усыпали цветами» – могли бы мы продолжить этот рассказ. Лихоносов в окружении выступающих, одиноко стоял на сцене, думая о русских офицерах; ощущая их соприсутствие, хотел рассказать о подвиге, о том, как долго ждал этой минуты… но, заторопились, засобирались выступающие, позабыв дать слово русскому писателю…

После всех речей, потеряв его из вида, я забеспокоилась: не прихватило бы сердце, а, найдя, сидящим в курене с казаками за тарелкой наваристой похлебки, да чаркой горилки, приободрилась: за столько-то лет привык ершистый писатель к игнорированию властей, впрочем, как и к чествованию их.

– Ну, и как впечатления? – спокойно спросил он. – Напиши, напиши обо всем для меня. Я хотел сегодня рассказать о тех, для кого спасение России было превыше жизни… Чувствовал, что и Корнилов, и полковник Неженцев, и все, лежащие в земле нашей и не нашей: Америке, Европе, на Балканах незримо присутствовали! Душами были с нами!

«И снилось мне: будто все еще иду я по улице Красной – дочитала я на следующий день неотправленное письмо внуку генерала Корнилова. – И преступают мне дорогу Шкуропатский и Рашпиль в конвойской форме. "Как давно мы не виделись! – сказали они. – Мы все знаем о вас и слышали вчера ваши речи. Извините, наши души не дают вам покоя. Наши дома еще стоят, но мы для всех в родном городе чужие…»

Писал сибиряк, отдавший сохранению памяти казачьей десять... нет, не десять – двадцать пять, вместе с редакторством в «Родной Кубани» – лет жизни.

Тоска-кручина

Слыша знакомый голос в телефонной трубке – такой бравый вначале, приветствующий, знаю, что через минуту прорвутся в нем тоскующие нотки – тоскует, опять тоскует о своей счастливо-несчас wbr /wbr тной писательской доле, растворенной, слившийся с неизбывной болью России.

Провинциалом считает себя Виктор Иванович, говорит, что в Москве бы не выжил. Сибиряк – сродни пересаженному дереву, вроде и укоренилось оно, и вытянулось под щедрым южным солнцем, а нет-нет, да и устремится вслед налетевшим северным ветрам, затрепещет, зазвенит листочками, но не вырваться... глубоко в земле корни, переплелись, спутались с корнями пряных трав степных, да виноградных лоз...

«Соку! Русского соку не хватает! – В России я писал бы лучше».

Накрывает тоска-кручина и забывается в эти минуты и воспетая Тамань, и древнерусское княжество Тьмутараканское, и летописец Никон. Забывается Пересыпь на берегу моря, с уютной, увитой виноградом беседкой и домиком, где хорошо пишется, а еще лучше думается...

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 45

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Литературная Газета 6551 ( № 17 2016) - Литературка Литературная Газета бесплатно.

Похожие на Литературная Газета 6551 ( № 17 2016) - Литературка Литературная Газета книги

Литературная Газета 6564 ( № 34 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6541 ( № 6 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6384 ( № 37 2012) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6419 ( № 24 2013) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6474 ( № 31 2014) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6412 ( № 17 2013) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6495 ( № 7 2015) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6475 ( № 32 2014) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6289 ( № 34 2010) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
Литературная Газета 6430 ( № 37 2013) - Литературка Литературная Газета - Публицистика

Оставить комментарий