Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не был, не видал, а обвиняешь… Говоришь — виноватый Чубатов.
— Я знаю, что у него грешки по части такелажа. Трос покупал на стороне и прочее…
— Видел я твой ток, механизированный. Хороший ток! — стал неожиданно восторгаться Коньков. — А какой навес над ним! Правильно! Крыша битумом залита, подъездные пути — гудроном. Ни пылинки, ни капельки влаги… А где же ты достал битум и гудрон? На нашей базе их нет.
— Леонид Семенович! Какое это имеет отношение к лесу? — Завьялов зарделся до ушей.
— Никакого. Просто интересуюсь, где ты купил битум? Может, Никита Александрович скажет?
— Я думаю, он сам вспомнит, — отозвался тот хмуро.
— Ездил в соседнюю область… на завод, — выдавил Завьялов.
— По наряду?
— Нет, — Завьялов тоже нахмурился, глядя в пол.
— Ну, чего ты устраиваешь представление? — сердито сказал Стародубов. Что он тебе, подследственный? Не забывайся, понимаешь.
— Не нравится?
— Да, не нравится. Отчетность председателя колхоза не в твоей компетенции.
— Не надо сердиться, Никита Александрович. Я и не думаю ревизовать Завьялова, да и вас тоже. Вы правы — это дело не в моей компетенции. Хотя на каждый роток не накинешь платок. Это ведь не секрет, что порядки со снабжением в нашем районе лыковые: пока сухо — держится, где чуть подмочило — рвется. Достаем, где можем и как можем. А отчетность пришей-пристебни. Концы с концами сошлись — все покрывается. Прореха появилась — стрелочник виноват. Вот и валим теперь на Чубатова.
— Что правда, то правда, — сказал Завьялов, закуривая. — И отчетность, и снабжение — все поставлено на русский авось.
— Так вы же сами хозяева! Вы и отчитывайтесь как следует! — вспылил Стародубов.
— Да я это не про нас, а вообще насчет снабжения. И не дай бог попасть впросак.
— Именно! — подхватил Коньков. — Вот и попал Чубатов впросак. Но лес-то заготовлен. Я видел своими глазами. Хороший лес.
— Не сомневаюсь, — согласился Завьялов. — Чубатов плохой лес не пригонит.
— А если не сомневаетесь… Почему бы вам вместе со Стародубовым не снарядить комиссию? Съездили бы, посмотрели, акт составили — что за лес? Сколько его? Да и положили бы к нам в дело. Авось поможет взвесить истину.
— Это дело реальное, — отозвался Стародубов. — Я свяжусь и с другими заказчиками. Думаю, они поддержат нас. Сообразим комиссию.
Завьялов оживился, положил руку на колено Конькову и тоном заговорщика спросил:
— Слушай, капитан, а ты, случаем, не перепутал свои обязанности?
— Какие обязанности?
— Те самые, следователя. Вроде бы ваше дело вину установить. А остальное — пусть адвокат собирает, — озорно допытывался Завьялов. — Не то ведь хлеб у людей отбираешь.
Коньков хмыкнул.
— Это я слыхал. Анекдот ходил в начале шестидесятых годов. Помнишь, когда все обязанности делили? Пришла бабка в исполком и жалуется: родимые, говорит, приструните моего старика, он молотком дерется. А ей отвечают: ты, бабка, не туда жалуешься. Мы — сельский исполком. Вот если бы он серпом тебя, тогда к нам. А на тех, которые молотком дерутся, жалуйтесь вон туда, через дорогу. Там промышленный исполком.
Никита Александрович трубно захохотал, Завьялов криво усмехнулся.
— Ну и угостил ты меня, Леонид Семеныч, угостил.
— Кушайте на здоровье!
18
Дарья пришла в этот день пораньше с работы. Ее гнало нетерпение узнать — что было там, на допросе? Какие обвинения предъявили Ивану? Что грозит ему?
Но дома его не было, на столе лежала записка: "Ушел по вызову в райисполком".
"Ну, слава богу! — подумала она. — Если вызвали в райисполком, значит, не сажают". И на душе у нее отлегло.
Переодевшись в шелковый цветастый халат, она прошла на кухню и принялась чистить картошку. Иван придет голодный, да и сама проголодалась, или от волнения есть хочется. Замечала она за собой странную привычку как начнет волноваться, так ест, что под руку попадет.
В холодильнике лежала добрая половина свиного окорока, закопченного в бане, по-домашнему, — еще до ссоры с Иваном Завьялов привез, вместе с помидорами. Иван любил свиное сало с картошкой, прожаренной до красноты мелко нарезанными ломтиками, вроде лапши. Чтобы с хрустом!
Ах, как ей хотелось продлить это тревожное житие с ним, с блаженством и страхом пополам! Каждое утро, уходя на работу, она с тайным ужасом спрашивала себя мысленно: "А вдруг это была последняя ночка? Вечером вернусь — а его нет и не будет…"
В дверь кто-то постучал. Дарья вздрогнула: кого это нелегкая несет? Иван ушел с ключом.
— Кто там? — спросила она с порога кухни.
— Даш, это я… Павел. Открой!
Она открыла дверь и спросила сердито:
— Ты зачем приехал?
— Пусти меня! Поговорить надо. Дело есть. Тебя касается и его…
Она вздрогнула, помедлила и уступила.
— Ладно, проходи.
В прихожей указала Боборыкину на вешалку.
— Раздевайся, раз вошел. Только имей в виду: лясы точить я с тобой не собираюсь. Выкладывай свое дело и сматывайся.
Боборыкин вошел в комнату, озираясь по сторонам — нет ли кого? Присел на диван, начал вкрадчиво:
— Даша, я прошу — выслушай спокойно и подумай.
— О чем ты?
— Я слышал, ты замуж выходишь… Хочешь расписаться…
— А тебе-то что?
— Я, кажется, мужем тебе доводился, — хмыкнул Боборыкин.
— Вот именно: доводился. И меня чуть не довел до точки.
— Вон как ты мое добро вспоминаешь. Другая спасибо сказала бы.
— За что?
— Хотя бы за квартиру, которую я тебе оставил. — Он обвел руками вокруг себя. — Неплохая квартирка.
Квартира и в самом деле была неплохой — двухкомнатная, в кирпичном доме, с широкими окнами, с коврами на стенах, с большим зеркальным сервантом.
— Квартира государственная. Мы ее вместе получали.
Боборыкин усмехнулся.
— Извините, счетоводам таких квартир не дают. Она была закреплена за предом райпотребсоюза. А председателем был вроде бы я.
— Какое это имеет значение теперь?
— А такое, что я добра тебе желаю и сделал много добра. Вот хоть эту квартиру переписал на тебя. А когда у нас жизнь не сложилась, уехал добровольно.
— Ты уехал добровольно? Не ври! Ты следы заметал. Разоблачений боялся, после того как тебя сняли.
— Каких разоблачений?
— Таких. Сколько вы через сельповские магазины неоприходованного меху распродали?
— Чего ты мелешь? Откуда ты это взяла?
— Оттуда. Серафим, наш фининспектор, рассказывал про эти махинации. Да я и сама кое-что теперь понимаю. Это я раньше была глупой, по молодости. А такие шашни, которые вел ты, не каждый поймет и раскусит.
— Это никем не доказано.
— Может, еще докажут. То-то вы и смотались вовремя. А мне сразу заливал, что едешь в тайгу на заработки, мол, приелись друг другу. Давай врозь поживем на отдалении. Авось соскучимся и все наладится. А сам прихватил с собой Маньку Лисицу из Синюхинского сельпо. И полгода с ней жил как с законной женой. И ее бросил. Думаешь, я про это не знаю? Подлец ты, Пашка, подлец!
— Насчет Маньки — это все наговоры. Пусть сперва докажут.
— Кому надо доказывать? Мне, что ли?
— Хотя бы. А может, зазря меня обвиняешь?
— Да господи! Живи, как хочешь. Не обвиняю я тебя. Да и что нас связывает? Семеро детей по лавкам? И документы наши чистые. И слава богу, что я с тобой развелась. И тогда обманывал меня — все тянул… И слава богу!
— Развелась… И вот тебе мой совет: не расписывайся с Чубатовым.
— Какое тебе дело? Все мстишь ему, что лес у тебя не купил?
— Его гитара? — указал на висевшую на стене гитару, усмехнулся. Доигрался. Его посадят, если уже не посадили.
— Врешь!
— Точно тебе говорю. В городе слыхал, от верного человека. Хочу помочь тебе, открыть глаза. Смотри не распишись с подсудным человеком.
— Негодяй! Мучитель!
— Глупая ты, Дашка. Я надеюсь, ты еще одумаешься. Помни — я всегда помогу.
— Пошел ты со своей помощью!
В дверях кто-то заскрежетал ключом. Боборыкин вздрогнул.
— Кто это?
Даша, не отвечая, вышла в прихожую, оттуда послышался голос Чубатова:
— Добрая весть, Дашок! Комиссию собирают в райисполкоме. Лес мой хотят оприходовать.
С порога, увидев Боборыкина, вопросительно глянул на Дашу.
Даша ответила:
— Пришел предупредить меня, чтобы я с тобой не расписывалась.
— Что это значит? — спросил Чубатов, переводя взгляд с Даши на Боборыкина и снова на нее: скулы его в один момент сделались багровыми, глаза заблестели.
И Даша порозовела, ноздри ее округлились и подрагивали; глядя с ненавистью на Боборыкина, она заговорила, чеканя слова:
— Он, видите ли, заботу проявляет о моем благополучии. Потому и наговаривает на тебя, и лесорубов натравливал.
— За этим и приехал сюда? — Чубатов, сощурив глаза и сжимая до белизны губы, грозно приближался к Боборыкину.
- Свет-трава - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Остановиться, оглянуться… - Леонид Жуховицкий - Советская классическая проза
- Конец большого дома - Григорий Ходжер - Советская классическая проза
- Заря вечерняя - Иван Евсеенко - Советская классическая проза
- По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
- В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] - Иван Корнилов - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Столбищенский гений - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Завтра была война. Неопалимая Купина. Суд да дело и другие рассказы о войне и победе - Борис Васильев - Советская классическая проза
- Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза