Рейтинговые книги
Читем онлайн Самая высокая на свете гора - Нина Бичуя

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 32

— Да где же твой Юлько? Обещал собрать серьезных людей, а теперь приходится ждать какого-то соню!

Я молчу. Юлько, наверно, просто не захотел вскакивать в шесть утра. Проснулся, видит — небо сероватое, как будто задымленное, представил себе далекую дорогу к пещерам, лопаты, которыми надо откапывать вход, да еще откопаешь ли?..

— Может, с ним что-нибудь случилось? Может, троллейбус сломался? — попробовала защитить Юлька Лили.

— Ищите две копейки, — говорю я. — Телефон, как утверждает Юлько Ващук, — заслуживающее внимания средство коммуникации.

Я вошел в телефонную будку и через некоторое время спокойно вернулся на остановку.

— Что, Славко, он уже вышел? — спросила Лили.

— Как же, вышел! Мчится сюда на вертолете! Вышел!.. Спит, как медведь в январе, и лапу во сне сосет.

Подошел автобус. Я первый шагнул на ступеньку — говорить ничего не хотелось, ребята из восьмого сердились, и я чувствовал себя виноватым, как будто это меня ждали и я не пришел.

— А как же я без фонарика? — вдруг испуганно вспомнила Лили.

— Ничего. Как-нибудь, — говорю. — Я захватил два.

— Ты что же, знал, что он не придет? — тихо спросила Лили.

— Откуда я мог знать? Просто так… Мало ли что случается… Спелеология — это, кроме всего прочего, еще и предусмотрительность, как уверял один греческий философ…

На следующий день Юлько и не заикнулся о пещерах. Может быть, ждал, не спрошу ли, почему он не пришел? Но я не спросил.

Я думал: кто из нас изменился? Я ли раньше не замечал, каким был Юлько, или он был другим? А может, и в самом деле придираюсь? Или просто после того случая с папиным самолетом, после нашего разговора о предельной нагрузке мне захотелось, чтобы Юлько, мой друг, был таким, а не другим, — не таким, какой он на самом деле? Ничего не понимаю… Да и справедливо ли это?

А сам я — какой? Чем я измерю эту мою предельную нагрузку, о которой мы говорили с папой? Говорили почти год назад…

ПРЕДЕЛЬНАЯ НАГРУЗКА

— Мама, а у нас на трени… — с порога начал Славко и словно споткнулся. — Мама, что с тобой? Мама?!

Мамины руки опущены, она словно забыла, что у нее есть руки. На плечах большой пуховый платок — маме холодно? Но ведь в комнате страшная духота, пахнет валерьянкой и еще чем-то необычным.

— Мама! Ты что, мама?

— Сынок… — сказала мама. — Только ты не волнуйся. Все будет хорошо, но… Ты не волнуйся. Они не прилетели. Ничего не известно… Все должно быть хорошо, сынок…

Славка будто окатило большой холодной волной, сбило с ног и потащило по острым камням, в пучину, откуда нет возврата. Мальчик прикусил губу так, что ощутил солоноватый привкус крови, и через силу проговорил взрослым, чужим голосом:

— Конечно, все будет хорошо, мама. Иди ляг, я сам приготовлю себе ужин. Я сегодня тренировал новичков. Интересно, какие из них выйдут спортсмены.

— Да, интересно, — равнодушно согласилась мама и прибавила: — Чай на столе. И сухарики.

И папа с удовольствием хрустел вкусными сладкими сухариками.

— Хорошо, я найду. Ты ложись.

Возвращаясь вечером с тренировки, Славко всегда находил на столе стакан прохладного чая с лимоном и свои любимые сухарики с изюмом.

«Ну как, был укол?» — спрашивала мама и улыбалась, и при этом у нее чуть приподнималась верхняя губа.

А потом мама стояла перед зеркалом и заплетала на ночь свои длинные, цвета осенней кленовой листвы волосы. Мама все грозилась, что обрежет косу, но папа и слышать не хотел — только попробуй!

… Славко сидел за кухонным столом, покрытым белой скатертью, тупо смотрел на стакан, где плавал круглый, как спасательный круг, кусочек лимона, и повторял: «Только спокойно, только спокойно… Все будет хорошо, должно быть хорошо. Папа большой, сильный, мужественный, самый сильный на свете — с ним ничего не может случиться… Ведь правда, папа, с тобой ничего не случилось?»

Папа всегда летал. Папа испытывал самолеты. От него пахло облаками. Пахло простором и небом. У папы на левой руке выжжен синий номер. Он не стирался и не исчезал, хотя его поставили очень давно; папа, тогда чуть постарше Славка, был в немецком концлагере, фашисты выжгли ему это тавро. Но папа выжил, папа вернулся, папа есть, он будет, он войдет в комнату и скажет:

«Как дела, голубчик?»

Папа любит мамины косы. Самолеты. Неожиданные вопросы сына. Прозрачные яблоки-папировку. Белые-белые рубашки и резную из камня подставку для карандашей на мамином столе. И голубые на рассвете стволы берез. И их бурливую, даже слишком шумную и неспокойную улицу. Запах пекарни, что в доме на той стороне. «Он есть, он будет, придет и спросит: «Как дела, голубчик?» Он придет и спросит, он придет», — как заклинание, повторял Славко…

К утру в комнате все стало серым, приглушенно задребезжал ненужный будильник. Мама лежала, закрыв глаза, сын осторожно укрыл ее платком. Платок сполз с маминых плеч. Мама притворялась, будто спит, а может, и правда уснула. «Хорошо, что уже светает, ночь была ужасно длинная», — подумал Славко. За окном еще белело, виднелся, словно заплаканный, рогатый месяц. Глухо, верно спросонья, грохотали трамваи. Отзывался на нечастые шаги тротуар. Часы медленно переступали крохотными ножками, ножками-стрелками, с секунды на секунду. Ночь была ужасно длинная, и папа не приходил.

А потом звенел звонок, шелестели страницы учебника, шумели в коридорах первоклашки. В школе все шло своим чередом.

— Слушай, что нам задавали по английскому?

— Хочешь поездить на «Чезетте»? У моего брата новенькая «Чезетта», замечательный мотороллер…

— Эге! Наши выиграли! Ребята, наши вчера выиграли: два — ноль. Вы смотрели по телевизору?

— Пусти меня, чего толкаешься?

— Наречием называется часть речи…

— Ты решил задачу?

— Ты…

— Задачу…

Славко слышал и различал отдельные слова, но они не связывались в его сознании. Он улыбался и кивал, когда к нему обращались, даже отвечал что-то, не слыша собственного голоса. Видел, как перед ним ходят, жестикулируют; кто-то смеялся, кто-то кричал, но его ничто не трогало.

«Чезетта». Что такое «Чезетта»? Какая «Чезетта», когда до сих пор ничего не известно о папе? Звонят и успокаивают — с утра трижды звонили, а мама отвечала в трубку тускло и без надежды:

— Да, да. Конечно. Да.

… Отец не раз брал сына в аэропорт. Огромные «ИЛы» и «АНы» чувствовали себя там хозяевами, а крохотные «супераэро» выглядели игрушками, случайно позабытыми в поле каким-нибудь ребенком. Славко смотрел, как самолеты поднимаются в небо. Они отрывались от земли, и в это мгновение мальчику становилось жутко; именно в это мгновение, а не потом, когда машина была уже высоко. Потом уже безопаснее, думал мальчик; первое мгновение казалось особенно тревожным.

На поле дул ветер. Даже когда в городе было совсем тихо, на лётном поле ветер выдирал землю из-под ног, словно здесь он рождался и отсюда, как самолет, начинал свой путь…

Славко думал о самолетах, старательно обходя в мыслях воспоминания об отце. Вспоминать — это как бы о том, что было, а папа есть, есть, есть!

— Беркута! Славко Беркута! — Славка звал с порога дежурный по школе, с красной повязкой на рукаве. — Где Беркута, ребята? Его к телефону.

Сперва мальчик не понял. Беркута? Это он. К телефону! И вдруг, расталкивая всех, локтями продираясь сквозь толпу, Славко бросился в учительскую, где на стене висел чудной, старомодный телефон, который прозвали «ундервудом».

Сквозь треск и шипение донесся мамин голос:

— Нашлись, сынок! Вынужденная посадка. Рация испортилась, не было связи. Ты только не волнуйся… Ты не волнуйся, я тебе ска…

— Папа? Мама!

— Нет, не папа… Второй пилот…

Нижняя губа Славка мелко дрожала, рука никак не могла повесить телефонную трубку на крючок, словно эта рука больше не принадлежала мальчику, а двигалась сама по себе.

Радость: «Не папа, не папа, не с папой», — эта радость входила в него, словно он глотал свежий морозный воздух после духоты. Голова кружилась, и следом за радостью его настиг стыд — как он может радоваться! Как может говорить себе: «Не папа, не папа!» Как он может так подло радоваться!

Славко вышел из учительской. Было тихо. Уже шел урок. Из всех классов пробивались сквозь двери голоса — разные голоса, привычные интонации.

Нет, он в самом деле подлец, если может так радоваться. Но ведь он радуется не тому, что кто-то погиб, а только тому, что папа жив, только этому, только из-за этого — папа жив!

Второй пилот. Второй пилот. Тихий, маленький Евген Павлович. Евген Павлович, стриженный ежиком, как мальчишка. На нем еще форма сидела неуклюже, а на Новый год он звонил отцу в двенадцать и говорил одни и те же слова:

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 32
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Самая высокая на свете гора - Нина Бичуя бесплатно.

Оставить комментарий