Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Размышлений, что мама права и не лучше ли вовремя остановиться – 455.
Ночных страхов – 3.
Дело в том, что я очень подвержена ночным страхам: просыпаюсь ночью и боюсь.
Страх 1. Открыть школу означает стать окончательно взрослым человеком. А вдруг у меня не получится?
Страх 2. Возраст – это прибавка в весе и потеря друзей, а я хочу, чтобы потеря в весе и прибавка друзей.
Я надеюсь, что с открытием школы у меня появятся новые друзья: учителя, родители. А вдруг это не так? Вдруг не подружусь с ними и еще поправлюсь?
Страх 3. А вдруг я больше не могу писать? За все это время не написала ни страницы. Идей для сценария очень много, что на самом деле означает – ни одной. Бывает же так, что человек вдруг перестает писать. Разучается или еще что-нибудь.
Страх 4. По закону, «ИП отвечает по долгам всем своим имуществом». Но за что отвечает? Если ученик разобьет коленку и родители подадут в суд, я должна ответить за коленку своим имуществом? Чем, антикварным шкафом?.. Нужно не забыть вписать в договор, что за разбитые коленки отвечают сами ученики.
Что, если я забуду вписать? Прощай, шкаф?..
Страх 5. Все-таки нужно смотреть правде в глаза: ученики могут разломать антикварные стулья. Особенно тот, у которого расшатаны ножки.
Ученики могут зажечь свечи на антикварном буфете, чуть я отвернусь, и сжечь антикварный буфет.
Страх 6. А если пудель и кот будут страдать от потока чужих людей в доме? Кот вряд ли будет страдать, он кусается, а безответного пуделя заласкают до полусмерти.
Страх 7. Страх, что у меня нет совести.
В одной нашей знакомой паре муж – писатель, и его жена всегда говорит «мы сейчас пишем то-то», «мы работаем над тем-то», «мы написали главу» – ну, известный такой типаж жены.
А мы с Максимом раньше действительно могли сказать «мы сейчас работаем вместе» и даже «мы написали сцену» (бывало и такое).
Но теперь – все. Теперь мы работаем над разным: он над своим бизнесом, я над своим.
…Что-то я забыла, при чем здесь совесть?..
А-а, да. Мне придется многое от него скрывать: почему ему нельзя курить дома и кто переложил бритву из гостевого туалета. Это неправильно. Максим – хороший человек и ничем не заслужил жить при школе, как бездомная уборщица в каморке со швабрами.
Страхов получилось не три, а семь. А ведь я еще только начала.
Твердых решений вовремя остановиться – одно.
Выброшу дипломы, купленные в «Буквоеде». Все школы в мире выдают дипломы по окончании обучения, а я собиралась выдавать диплом в начале обучения: в «Шалтае-Болтае» учеба для радости. Выдам себе диплом, напишу: «Дорогая Анечка, расти большая, читай Диккенса. Твой «Шалтай-Болтай».
Жаль, что школы не будет.
Глава одиннадцатая. Что можно узнать о людях, чего я даже не могла предположить
Сначала я увидела машину Максима. Он ехал по Тверской, пытаясь найти место для парковки у ресторана «Шаляпин». Я тоже хотела припарковаться у ресторана «Шаляпин». Но Максим занял место, которое я приглядывала для себя.
Максим любит ресторан «Шаляпин» у Таврического сада: он там обедает (один, со мной, с разными людьми) и ведет бизнес. Последнее время я не встречаюсь с ним в ресторане «Шаляпин», теперь я тоже обедаю там, где веду бизнес, – дома. Сегодня Надя обещала сделать ленивые голубцы, сказала, не ленивые ей лень.
На Тверскую я приехала не следить за Максимом, а стричься, салон – соседняя дверь с рестораном «Шаляпин».
Там и так-то никогда не припарковаться, а сейчас еще ремонт и все перекопано. И я ездила, и ездила вокруг… ездила и ездила и вдруг… (как будто можно увидеть кого-то не вдруг) увидела Максима.
Они ехали передо мной: Максим за рулем, она рядом. Максим меня не заметил, хоть я и погудела, – он слишком сосредоточенно водит машину, вцепляется в руль и ничего вокруг не замечает, кто сзади едет, кто ему гудит… Наверное, все люди с плохим зрением (у Максима минус восемь) сосредотачиваются на одном действии. Недаром же говорят «он весь превратился в зрение»… или в глаза, или в уши. Лучше бы Максим весь превратился в ухо: услышал бы меня, и не было бы того, что случилось дальше.
Максим припарковался за несколько домов от «Шаляпина», а мне места не было, и я стала ездить кругами – мимо Таврического сада, Смольного собора. На втором круге они уже подходили к двери ресторана – я опять погудела, хотела сказать, что сейчас приду к ним, мешать не буду, выпью с ними кофе и уйду.
Когда я вошла в ресторан, он ее обнимал. Они целовались. Не знаю, что и сказать.
Уйти, не уходить, устроить сцену? Какую? Я же все-таки привыкла к сценам, сколько сцен я написала, наверное, сотни, если считать вместе с теми, что я переписывала. Так что у меня много вариантов:
– Уйти.
– Подойти и молча смотреть страдальческим взглядом.
– Подойти и хряпнуть вазу об стол.
– Подойти и молча плакать (слезы текут по неподвижному лицу).
– Диалог (не знаю, что можно было сказать Максиму, просто в кино бывает нужен диалог).
Но все это, оказывается, – для других, для персонажей. А для меня совсем другое: я просто замерла, как будто у меня отнялись ноги. Стояла, не в силах двинуться с места.
И когда Максим перестал ее целовать, поднял голову и увидел меня, знаете ЧТО он сказал?
Господи, продюсер, человек, отсмотревший километры пленки со сценами измен, человек с высшим образованием, выпускник ВГИКа… Он сказал:
– Это не то, что ты подумала…
Что же будет дальше? Что я буду делать?
Молча уйти в машину, унося с собой свое разбитое сердце, приехать домой, собрать вещи, обнять Надю, уехать на Север – не могу. Как я покину дом, у меня там бизнес.
Поеду домой и выкину его вещи из окна – да, да!.. Выкину все. На Невский! Окна же наши выходят на Невский. Машины едут по Невскому, а перед ними летят рубашки, галстуки. Носки. Кому-то на бампер падает пальто.
Под нашими окнами почти всегда гаишник стоит. На Невском. Ему на голову упадут последовательно: рубашка Максима, брюки Максима, пиджак Максима, галстук… последними полетят галстуки, как лебеди над Фонтанкой. Эффектная сцена… Сценаристка – это не просто профессия, это образ мышления. Когда я пишу и не вижу сцену, я ложусь на диван (Надя думает, я сплю, а я работаю), закрываю глаза и вижу: все встают передо мной, как живые.
Максим целуется с ней, я их вижу, у меня отнялись ноги – это я придумала. На самом деле я просто подстриглась.
Пока стриглась, спросила у своего парикмахера («парикмахер» звучит несовременно, почти как «дамский мастер», а сейчас мы говорим «мальчик, который меня стрижет»), не знает ли он хороших учителей английского. У парикмахеров обычно есть все, но вот у моего не нашлось ни одного учителя английского.
Я задумалась об учителях, потому что в школе обычно бывают учителя.
Никогда еще никого не нанимала на работу. Кроме Нади двадцать лет назад, но это было совершенно неформально: я спросила ее, не могла бы она… а она сказала «ладно уж». А сейчас все будет по-настоящему, с интервью, резюме и фотографией анфас и в профиль.
Для того, чтобы нанимать на работу и требовать фотографироваться анфас, нужно знать, сколько я буду платить.
Чтобы знать, сколько я буду платить учителям, нужно проанализировать рынок (кажется, это называется провести маркетинговое исследование).
Маркетинг занял минуту: в частных школах и на сайте «Репетитор СПб» час учителя стоит 300–1000 рублей. Учитель в частной школе платит налог 13 процентов, а репетиторы должны заплатить сайту – не помню, сколько именно. Но думаю, они избегают платить сайту.
Вот мое решение: буду платить 1500 рублей в час.
Почему же не самую низкую цену, не среднюю цену и даже не самую высокую, не тысячу, в конце концов?
– Почему? Почему не триста, не семьсот, не тысячу, в конце концов? – спросила Надя, осуждающе спросила, недоброжелательно.
По-моему, в ней говорит ревность: учитель получает в час столько же, сколько она в день. Ревность, понятное дело: сценаристам тоже платят по-разному: одному за серию платят в два раза больше, чем другому… в два, а то и в три! Отсюда истерики, глубинные обиды: сколько тебе платят, столько ты стоишь.
Не хочу знать, сколько Максим заплатил ей за сценарий: вдруг она стоит в его глазах много больше, чем я. У меня язык не поворачивается спросить Максима.
Тем более я знаю от моего верного шпиона на студии: она стоит в его глазах немного больше, чем я. Немного, но больше. …И по-вашему, это не измена?
Итак, почему я решила платить 1500 рублей в час? Потому что 1500 круглое число и звучит приятно.
Зинаида-олигарх сказала, что я пойду по миру.
А Надя сказала «ну-ну».
– Ну-ну, – сказала Надя.
Она все еще в плохом настроении.
– Надя! У вас все еще депресняк или уже все в порядке?
– Аня! Не спрашивайте меня. Я теперь всегда буду такая: радости нет. Раньше проснешься, солнышко, и уже настроение жить… А теперь, ну что уж теперь: нужно доживать… Пирог с капустой? Нет. Могу вот яблоки запечь, а пирог – нет: вся капуста ушла на голубцы, нужно за капустой идти, а мне лень. Раньше-то все было не лень, быстренько сбегаешь, и все, а теперь лень. Идите сами, если хотите. Вам нужно, вы и идите. А у меня возраст дожития.
- ХОЧУ… свой бизнес! Самый простой путь в процветающий бизнес - Ицхак Пинтосевич - Психология, личное
- Легкий способ перестать опаздывать - Диана Лонзор - Психология, личное
- Обрести себя - Елена Вольская - Психология, личное
- Услышь родителей своих. Как взрослым детям общаться со взрослыми родителями - Елена Тарарина - Психология, личное
- Как проснуться знаменитым и богатым. Система монетизации личного бренда - Роман Масленников - Психология, личное
- Искусство говорить на суде - Герман Де Бетс - Психология, личное
- Любить значит догадываться - Владимир Леви - Психология, личное
- Как укротить эмоции. Техники по самоконтролю от профессионального психолога - Руслан Жуковец - Психология, личное
- Научиться вести разговор в любой ситуации - Эмма Сарджент - Психология, личное
- Время любить себя. Ту, которая ты есть - Юлия Свияш - Психология, личное