Открывает окно; с улицы внизу слышны быстрые голоса.
ПЕРВЫЙ ГОЛОС:
…дом.
ВТОРОЙ ГОЛОС:
Ладно! Не уйдет он.Все выходы?
ПЕРВЫЙ ГОЛОС:
Все…
ТРЕМЕНС:
Можно и захлопнуть…
(Закрывает окно.)
КЛИЯН:
(мечется)
Спаси меня… скорее… Дандилио…куда-нибудь… я жить хочу… скорей…успеть бы… А!
(Кидается прочь из комнаты в дверь направо.)
ТРЕМЕНС:
Как будто и конец?
ДАНДИЛИО:
Да, кажется.
ТРЕМЕНС:
Я выйду к ним, чтоб Эллане видела. Ты чем питаешь этуоранжевую птицу?
ДАНДИЛИО:
Ей полезныяички муравьиные, изюм…Хорошая, не правда ли? А, знаешь,попробуй на чердак, затем — по крыше…
ТРЕМЕНС:
Нет, я пойду. Устал я.Направляется к двери, открыл ее, но Капитани четверо солдат оттесняют его обратно в комнату.
КАПИТАН:
Стой! Назад!
ТРЕМЕНС:
Да, да, я — Тременс; только потолкуемна улице…
КАПИТАН:
Назад. Так.
(Солдату.)
Обыщи-каобоих.
(К Дандилио.)
Ваше имя?
ДАНДИЛИО:
Вот, табакпросыпали, эх вы! Кто ищет имяу человека в табакерке? Можновас угостить?
КАПИТАН:
Вы тут хозяин?
ДАНДИЛИО:
Как же.
КАПИТАН:
А это кто?
ДАНДИЛИО:
Больная.
КАПИТАН:
Вы напрасноскрывали тут преступника…
ТРЕМЕНС:
(с зевком)
Случайноя забежал…
КАПИТАН:
Вы — Тременс, бунтовщик?
ТРЕМЕНС:
Спать хочется. Скорее…
КАПИТАН:
По приказу,сенатом изданному нынче,июня девятнадцатого, будетна месте… Ба! там кто-то есть еще.
(Солдатам.)
Держите их. Я погляжу…
Уходит в дверь направо. Тременс и Дандилио говорят меж собой, окруженные безмолвными, как бы неживыми солдатами.
ТРЕМЕНС:
Вот медлит…Спать хочется…
ДАНДИЛИО:
Да, выспимся…
ТРЕМЕНС:
Мы? Полно,тебя не тронут. Смерти ты боишься?
ДАНДИЛИО:
Все это я люблю: тень, свет, пылинкив воронке солнца; эти лужи светана половицах; и большие книги,что пахнут временем. Смерть — любопытна,не спорю…
ТРЕМЕНС:
Элла словно кукла… Что с ней?..
ДАНДИЛИО:
Да, так нельзя.
(К солдату.)
Послушай, братец мой,снеси-ка, вот, больную рядом, в спальню,а погодя за лекарем пошлем.Ты что — оглох?
ТРЕМЕНС:
Оставь его. Не нужно.Меня уложат где-нибудь в сторонке,она и не увидит. Дандилио,ты говорил о солнце… Это странно,мне кажется, мы — схожие, а в чем —не уловлю… Давай сейчас рассудим.Ты принимаешь смерть?
ДАНДИЛИО:
Да. Веществодолжно истлеть, чтоб веществу воскреснуть —и вот ясна мне Троица. Какая?Пространство — Бог, и вещество — Христос,и время — Дух. Отсюда вывод: мир,составленный из этих трех, — наш мир —божественен…
ТРЕМЕНС:
Так. Продолжай.
ДАНДИЛИО:
Ты слышишь,какой там топот в комнатах моих?Вот сапоги!
ТРЕМЕНС:
И все-таки наш мир…
ДАНДИЛИО:
…божественен; и потому все — счастье;и потому должны мы распевать,работая: жить на земле и значитна этого работать властелинав трех образах: пространство, веществои время. Но кончается работа,и мы на праздник вечности уходим,дав времени — воспоминанье, облик —пространству, веществу — любовь.
ТРЕМЕНС:
Вот видишь —в основе я согласен. Но мне рабствасчастливого не нужно. Я бунтую,бунтую против властелина! Слышишь!Я всех зову работу бросить! Прямо —валяй на праздник вечности: там в безднахблаженных отдохнем.
ДАНДИЛИО:
Поймали. Крик.
ТРЕМЕНС:
Я и забыл Клияна…
Врывается справа Клиян.
КЛИЯН:
А! Западня!И здесь они!
Кидается обратно, в комнату направо.
ЭЛЛА:
(приподнимаясь)
Морн… Морн… Морн… Я как будтово сне слыхала голос: Морн — король…
(Снова застыла.)
ГОЛОС КАПИТАНА:
(в комнате направо, дверь которой осталась открытой)
Довольно вам по комнатам носиться!
ГОЛОС КЛИЯНА:
Я умоляю…
ГОЛОС КАПИТАНА:
Имя!
ГОЛОС КЛИЯНА:
Умоляю…Я молод… Я так молод! Я велик,я — гений! Гениев не убивают!..
ГОЛОС КАПИТАНА:
Вы отвечайте на вопросы!
ГОЛОС КЛИЯНА:
Имямое Клиян… Но буду королюслужить… Клянусь… Я знаю, где корона…Отдам… клянусь…
ГОЛОС КАПИТАНА:
Э, не хватай за икры,я прострелю себе сапог.
ГОЛОС КЛИЯНА:
Поща-а…!
Выстрел.
Тременс и Дандилио, окруженные неподвижными солдатами, продолжают свою беседу.
ТРЕМЕНС:
Пространство — Бог, ты говоришь. Отлично.Вот объясненье крыльев — этих крыльев,которыми мы населяем рай…
ГОЛОС КЛИЯНА:
А!.. Нет конца… конца…
ГОЛОС КАПИТАНА:
Живуч, бедняга.
ДАНДИЛИО:
Да. Нас волнуют быстрые полеты,колеса, паруса и — в детстве — игры,и в молодости — пляски{27}.
<…>
[Сцена II]
[МОРН]: <…>
Не следует убитых пулей в сердцебить этой мелкой дробью толков… Ночьсегодня будет синяя, как тристаиюльских дней, сгущенных, потемнелыхот густоты, скрипящих под нажимомто сладострастьем жабьим на прудах,то маслянистой судорогой листьев…Когда б я не был королем, то стал быпоэтом, жаркой лирой в эту ночь,насыщенную синевою, в этуживую ночь, что вздрагивает длиннопод роем звезд, как чуткая спинаПегаса — вороного… Мы не будем —не правда ли? — о смерти говорить, —но светлою беседою о царстве,о власти и о счастии моеммне освежайте душу, отгоняйтешироких мягких бабочек от света —и за глотком вина еще глоток,чтоб искренней и слаще раздавалисьслова души… Я счастлив.
ДАМА:
Государь,а танцы будут?..
МОРН:
Танцы? Негде, Элла.
ДАМА:
Меня зовут не Элла…
МОРН:
Я ошибся…так… вспомнилось… Я говорю, что негдетут танцевать. Но во дворце, пожалуй,устрою бал — громадный, при свечах,да, при свечах, под пышный гул органа…
ДАМА:
Король… король смеется надо мною.
МОРН:
Я счастлив!.. Если я и бледен — этоот счастия!.. Повязка… слишком… туго…Эдмин, скажи… нет, впрочем, сам… поправь..так… хорошо…
СЕДОЙ ГОСТЬ:
Король устал, быть может?Быть может, гости…
МОРН:
Ох, как он похож!..Ты погляди, Эдмин, — похож как!.. Нет,я не устал. Давно ты из столицы?
СЕДОЙ ГОСТЬ:
Мой государь, я был грозой гоним:чернь, от тебя шарахнувшись, случайноменя толкнув, едва не отдавиламне душу. Я бежал. С тех пор я мыслили странствовал. Теперь я возвращусь,благословляя скорбное изгнаньеза сладость возвращенья… Но в винеесть крылышки пчелиные; в отраде —есть для меня прозрачная печаль:мой старый дом, где сыздетства я жил,мой дом сожжен…
ЭДМИН:
Но спасена отчизна!
СЕДОЙ ГОСТЬ:
Как объясню? Отчизна — божествобесплотное; а наш любимый уголна родине — вот это зримый образбесплотного. Мы только знаем Божьюбородку раздвоенную; отчизнумы узнаем в чертах родного дома.От нас никто ни Бога не отнимет,ни родины. Но теплый образокжаль потерять. Мой дом погиб. Я плачу.
МОРН:
Клянусь, такой же дом, на том же местея для тебя построю. И не зодчий —твоя любовь проверит чертежи;не плотники — твои воспоминаньяпомогут мне; не маляры — глазаживые твоего же детства: в детствемы видим душу красок…
СЕДОЙ ГОСТЬ:
Государь,благодарю: я знаю — ты волшебник,я счастлив тем, что понял ты меня,но мне не нужно дома…
МОРН:
Клялся я…Что клятва? Лепет гордости. А смотришь —смерть тут как тут. Что клятва? И звездаобманывает душу звездочета,в условный срок порой не возвращаясь.Постой… скажи… Ты знал ли старикатакого — Дандилио?
СЕДОЙ ГОСТЬ:
Дандилио?Нет, государь, не помню…
ВТОРОЙ ПОСЕТИТЕЛЬ:
(тихо)