Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была суббота 29 июня 1175 года, праздник св. апостолов Петра и Павла. Зять Кучков Петр праздновал свои именины. К нему на обед собрались недовольные бояре, и тут окончательно порешили замысел свой немедля привести в исполнение. Когда настала ночь, они вооружились и отправились на княжий двор; умертвили сторожей, охранявших ворота, и пошли в сени, т. е. в приемный покой терема. Но тут на них напали страх и трепет. Тогда — конечно по приглашению ключника Анбала — они зашли в княжию медушу и ободрили себя вином. Затем поднялись опять в сени и тихо подошли к Андреевой ложнице. Один из них постучал и стал кликать князя.
«Кто там?» — спросил Андрей.
«Прокопий» — получил он в ответ.
«Нет, это не Прокопий» — сказал князь.
Видя, что нельзя войти хитростью, заговорщики устремились всей толпой, и выломали двери. Князь хотел взять свой меч, который, по преданию, принадлежал когда-то св. Борису; но коварный ключник спрятал его заранее. Андрей, несмотря на годы еще сохранявший телесную силу, схватился впотьмах с двумя прежде других ворвавшимися убийцами, и одного из них поверг на землю. Другой, думая, что повержен был князь, нанес ему удар оружием. Но заговорщики вскоре заметили ошибку, и налегли на князя. Продолжая обороняться, он горячо укорял их, сравнивал с Горясером, убийцей св. Глеба, грозил Божьей местью неблагодарным, которые за его же хлеб проливают его кровь, но тщетно. Вскоре он упал под ударами мечей, сабель и копий. Считая все конченным, заговорщики взяли своего павшего товарища, и пошли вон из терема. Князь, хотя весь израненный, вскочил, и в беспамятстве со стенаниями последовал за своими убийцами. Те услышали его голос и воротились назад. «Я как будто видел князя, сходящего с сеней вниз,» — сказал один из них. Пошли в ложницу; но там никого не было. Зажгли свечу, и по кровавому следу нашли князя, сидящего за столбом под лестницей. Увидя их приближение, он начал творить последнюю молитву. Боярин Петр отрубил ему руку, а другие его докончили. Умертвили также его любимца Прокопия. После того убийцы занялись расхищением княжего добра. Собрали золото, драгоценные камни, жемчуг, дорогие одежды, утварь и оружие; поклали все это на княжих коней, и еще до света развезли по своим домам.
На следующее утро, в воскресенье, убийцы поспешили принять меры для своей безнаказанности. Они опасались дружины, сидевшей в стольном Владимире; а потому начали «собирать полк», т. е. вооружать на свою защиту всех, кого могли. В то же время они послали спросить владимирцев, что те намерены предпринять? И велели сказать им, что совершенное дело задумали не от себя только, но от всех (дружинников). Владимирцы на это возразили: «кто был с вами в думе, тот пусть и отвечает, а нам его не надобно». Ясно было, что главная дружина встретила ужасную весть довольно равнодушно, и не показала охоты мстить за смерть нелюбимого господина. Так как поблизости не было никого из князей, кто бы мог схватить власть твердой рукою, то немедленно гражданский порядок был нарушен. Начался неистовый грабеж. В Боголюбове, по примеру дружинников, чернь бросилась на княжий двор и растаскивала все, что попадалось под руку. Потом принялись грабить дома тех мастеров, которых Андрей собирал отовсюду для своих построек и которые, пo-видимому, успели нажить от них значительное имущество. Чернь напала также на посадников, тиунов, мечников и других княжих слуг, нелюбимых за неправедный суд и разные притеснения; многих из них перебила и дома их разграбила. Из соседних сел приходили крестьяне и помогали горожанам в грабеже и насилиях. По примеру Боголюбова, то же самое произошло и в стольном Владимире. Здесь мятеж и грабежи утихли только тогда, когда соборный священник Микулица и весь клир облеклись в ризы, взяли из Успенского храма всеми чтимую икону Богородицы и начали ходить по городу.
Киевская летопись сообщает далее любопытные и трогательные подробности.
Между тем как происходили эти мятежи и разные беззакония, тело убиенного князя, брошенное в огород, лежало там, ничем не прикрытое. Бояре грозили убить всякого, кто вздумает оказывать ему почести. Нашелся однако честный и добрый слуга княжий, какой-то Кузмише Киевлянин, который, по-видимому, не был во время убийства в Боголюбове, а пришел сюда, услыхав о случившемся. Он начал плакать над телом, причитая, как покойный победил полки «поганых» болгар, а не мог победить своих «пагубоубийственных ворожбит».
Подошел Анбал ключник.
«Анбале, вороже! Сбрось ковер или что-нибудь, что можно подостлать и чем бы прикрыть тело нашего господина» — сказал ему Кузмише.
«Поди прочь. Мы хотим выбросить его псам».
«О, еретиче! Уж и псам выбросить! Помнишь ли, жидовин, в чем ты пришел сюда? Теперь ты в оксамите стоишь, а князь наг лежит. Но молю тебя, сбрось что-нибудь».
Ключник как бы усовестился, сбросил ковер и корзно.
Кузмише обвернул тело князя, отнес его к Рождественской церкви и просил отпереть ее.
«Вот нашел о чем печалиться! Свали тут в притворе» отвечали ему пьяные приставники, которые, очевидно, предавались буйству наравне со всеми.
Кузмище со слезами вспомнил по этому случаю, как, бывало, князь приказывал водить в церковь всяких нехристей и показывать им славу Божию; а теперь в эту же изукрашенную им церковь его самого не пускали его собственные паробки. Он положил тело в притворе на ковер и прикрыл корзном. Тут оно пролежало два дня и, две ночи. На третий день пришел Арсений, игумен Козмодемьянского (вероятно Суздальского) монастыря, и начал говорить боголюбским клирошанам:
«Долго ли смотреть нам на старших игуменов? И долго ли лежать тут князю? Отоприте-ка божницу; я отпою его; а вы положите его в (деревянную) буду или в (каменный) гроб, и, когда прекратится мятеж, то пусть придут из Владимира и отнесут его туда».
Клирошане послушались; внесли князя в церковь, положили в каменную гробницу, и отпели над ним панихиду, вместе в Арсением.
Только в следующую пятницу, то есть уже на шестой день после убийства, владимирцы опомнились. Бояре, дружина и городские старцы сказали игумну Феодулу и Луке, домественнику (уставщику церковного пения) при Успенском храме, чтобы снарядили носилки и вместе с успенскими клирошанами отправились за телом князя. А священнику Микулице велели собрать попов, облечься в ризы и стать за Серебряными воротами с иконою Богородицы, чтобы встретить гроб. Так и было сделано. Когда со стороны Боголюбова показался княжий стяг, который несли перед гробом, владимирцы, столпившиеся у Серебряных ворот, прослезились и начали причитать. При этом вспоминали добрые стороны князя и его последнее намерение: ехать в Киев, чтобы соорудить там новую церковь на Великом дворе Ярослава, для чего он уже и мастеров послал. Затем с должной честью и молитвенными песнопениями князь был погребен в своем златоверхом Успенском храме.[79]
Иловайский Д. И. История России. — Т.2. Становление Руси. — М.: Чарли, 1996.
ИСМАИЛИТЫ И АССАСИНЫ
Исмаилизм, — ныне одна из мусульманских сект, особенно распространенная в Персии и в Пакистане, — зародился в восьмом столетии, как особое направление в исламе, и вначале носил характер скорее политической партии, чем религиозной секты. Среди потомков первых халифов,[80] — родственников и свойственников Магомета, — шла борьба за верховную власть, а потому появилось несколько таких партий-сект, каждая из которых защищала права своего кандидата, стараясь найти для этого какую-то опору в Коране и в сунне.
На этой почве в исламе прежде всего возникли две основных, политических по существу, партии — суннитов и шиитов,[81] каждая из которых, для усиления своих позиций, опиралась на те или иные положения Корана и сунны: Никаких догматических расхождений между ними вначале не было, они появились позже. И когда, с течением времени политические причины вражды утратили свою остроту, центр ее тяжести переместился в область чисто догматическую, навеки разделив ислам на два непримиримых направления.
Сунниты, — собственно правоверные мусульмане, — составляющие огромное большинство, безоговорочно признают непогрешимость сунны и считают, что в лице халифа всегда соединяется высшая духовная и светская власть. В трех первых халифах — Абу-Бекре, Омаре и Османе они видят законных преемников Магомета и считают непререкаемым все сделанное ими в области оформления и пополнения ислама. Права Омейадов и Аббасидов на халифат они тоже признают вполне законными.
Шиить,[82] наоборот стоят на том, что единственным законным преемником пророка Магомета был его зять и двоюродный брат Али, роду которого, как прямому потомству. Пророка, принадлежит наследственное право на халифат и на имамат,[83] то есть на светское и на духовное владычество над мусульманским миром. Трех первых халифов, а также всех других из династий Омейадов и Аббасидов они считали узурпаторами и если вынуждены были подчиняться их светской власти, то духовной за ними во всяком случае не признавали и своими законными имамами считали только потомков Али. Его сына Хусейна, погибшего в борьбе с Омейадами, они провозгласили великомучеником, а перса Улу Фируза, убийцу халифа Омара — святым.
- Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО - Валерий Маруга - Энциклопедии
- Античная мифология. Энциклопедия - Кирилл Королев - Энциклопедии
- Преступники и преступления. Законы преступного мира. Обычаи, язык, татуировки - Александр Кучинский - Энциклопедии
- Преступники и преступления. Лагерная живопись, уголовный жаргон - Александр Кучинский - Энциклопедии
- ПАЛАЧИ И КИЛЛЕРЫ. - П. Кочеткова - Энциклопедии
- 100 великих некрополей - Надежда Ионина - Энциклопедии
- Все о рыбалке. Легендарная подарочная энциклопедия Сабанеева - Леонид Павлович Сабанеев - Хобби и ремесла / Энциклопедии
- Энциклопедия комнатных растений - Наталья Логачева - Энциклопедии
- 101 ключевая идея: Астрономия - Брейтот Джим - Энциклопедии
- 100 великих памятников - Дмитрий Самин - Энциклопедии