Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровать, в которой она просыпается до маскарада.
Кровать, в которой она пытается уснуть после сцены на балконе.
Кровать, в которой она занимается любовью с Ромео. Кровать, которую ей придется разделить с Парисом. Кровать, в которой она выпивает сонное зелье.
Все эти кровати на протяжении пьесы – разные. Ирине лучше позволить кровати преображаться для Джульетты, чем пытаться преобразить Джульетту. Ирине может помочь мысль, что для Джульетты по ходу действия меняется не она сама, а кровать.
«Вижу, как я изменилась…»
Как и все мы, Джульетта не может сознательно изменить себя, но, естественно, может заметить, что она изменилась. Мы понимаем, что изменились, только когда смотрим на себя словно со стороны: то, что меня когда-то выводило из себя, теперь не раздражает; то, что мне когда-то казалось смешным, теперь трогает до глубины души. Чтобы осознать происшедшие во мне изменения, мне нужно посмотреть на себя со стороны.
От слов своих хотела б отказаться,
Хотела бы… но нет, прочь лицемерье!
Может быть, Джульетта понимает, как преобразила ее эта ночь. Может быть, раньше, повинуясь социальным нормам, она никогда не выказывала чувства столь открыто. Может быть, прежняя Джульетта – умелая притворщица или просто тихоня – умерла и родилась более непосредственная Джульетта. Ирине стоит искать те моменты, когда Джульетта яснее видит саму себя. Но стоит Ирине попытаться продемонстрировать нам изменения в Джульетте, как мы увидим не актерскую игру, а литературный обзор развития персонажа: «В этот момент она – невинная дева, в этот – женщина, познавшая радости секса и преображенная любовью, а в этот – безутешная вдова». Ни артист, ни режиссер, ни автор не контролируют восприятие публики в полной мере. Все трое могут стараться показать, как герой изменился, как он преобразился. Но подобная демонстрация по сути своей фальшива. Даже попытки активно изменить самих себя опасны. Мы можем видеть, видеть еще чутче, еще внимательнее, еще яснее. И тогда, может быть, в нас произойдут перемены. Нам же перемены абсолютно неподвластны.
Очень важно, чтобы Ирина не забывала: зритель пришел смотреть не на Джульетту. Зритель пришел смотреть на Ирину. А точнее, зритель пришел, чтобы увидеть то, что видит Ирина. Менять себя – не дело Ирины. Это не только нечестно по отношению к зрителям, это саморазрушительно для актрисы.
Отступление: преображение и состояние
Когда игра на репетиции становится живой, все мы чувствуем огромное воодушевление. Появляется энергия. Появляется возбуждение. Родилось нечто живое, и Ирина счастлива. Все кажется простым, и по репетиционному залу проносится вздох облегчения.
В то же время Ирине знакома и обратная сторона медали: на следующий день она легкой походкой придет на репетицию, посвистывая, ожидая вчерашнего воодушевления, и горько разочаруется. Тот же отрывок текста кажется мертвым, живого в нем ничего не осталось, только пустая раковина, и Ирина никак не может вспомнить, как же вчера ей удалось добиться того состояния легкости. Но вчера это не было состояние. Это могло показаться состоянием, но это было направление. Импульс, полученный от мишени, а не исходящий от Ирины. Ирина получила от мишени импульс жизни, но ошибочно истолковала его как нечто созданное ею самой. Можно заработать деньги, но нельзя заработать жизнь. Жизнь просто происходит, вот и все.
Мы не контролируем жизнь, и нам это не очень нравится. Жизнь может покинуть нас в любой момент, и нас это решительно не устраивает. Жизнь не создать искусственно, и от этого правила мы тоже не в восторге. Очень многое, если не почти все в том, как мы мыслим, видим мир и рассказываем истории, призвано закамуфлировать, сколь некомфортен для нас реальный мир.
Мы не создаем живое. Мы только позволяем ему проходить через нас, не ослепляя себя, видя мишень. В любом случае, когда живое приходит, оно приходит само, когда хочет. Как дар. Тщеславие заставляет нас думать по-другому, но живое нам неподвластно. Наша игра не будет живой, если мы вообразим, будто создаем что-то. Мы можем лишь увидеть то живое, что уже готово заискриться. Мы не можем вдохнуть жизнь в свою игру, мы можем только постараться не мешать живому дышать в нас.
Жизнь – это не состояние. Мы можем лишь вспомнить, как нам удавалось добиться живых моментов, и попытаться вновь приблизиться к живому. И тогда, возможно, оно нас подпустит поближе. Но мы не контролируем живое. Подобраться к живому нам помогает не усилие воли, а умение видеть.
Третий нелегкий выбор: видеть или показывать
Можно или показывать, или видеть, но делать и то и другое невозможно, это два взаиморазрушающих занятия. Иногда, играя на сцене, мы считаем, что показываем по необходимости – в качестве страховки, чтобы до зрителя наверняка дошло. Это прямой путь к катастрофе. Для Ирины начать показывать зрителям, как она любит Ромео, – полный крах.
Видение связано с мишенью, показывание – со мной любимым. Показывание только кажется связанным с мишенью. Когда артист показывает, он только притворяется искренним, так как показывание связано с попыткой контролировать чужое восприятие. Если Ирина попытается показать нам определенную грань Джульетты, она может с таким же успехом написать сочинение на тему «Мой образ» или проаккомпанировать своей игре на скрипке.
Актерская игра и притворство
Как только мы начинаем показывать, мы притворяемся. Притворство не является актерской игрой. Иногда разница очевидна, иногда не совсем.
Некоторые вещи нельзя сыграть, можно только притвориться. Невозможно сыграть состояния. Такие, например, как смерть или сон. Нельзя сыграть, что спишь. Можно только притвориться спящим. То есть можно только показать, что спишь. Можно сыграть, что засыпаешь. Можно сыграть, что борешься со сном. При этом можно сыграть, что тебе снится кошмар: когда нам снятся сны, мозг находится в подобии сознания. Сыграть можно только сознательное, вот и это подобие сознания сыграть можно. Но все остальное приходится только показывать. Точно так же иногда приходится притворяться мертвым. Это не актерская игра в истинном ее понимании. Это нечто другое, но иногда есть сюжетная необходимость показать это зрителю. А хорошо притвориться мертвым или спящим очень непросто!
Очень сложно описать словами разницу между актерской игрой и притворством. Но то, что нам непросто подобрать слова для описания феномена, совсем не означает, что этот феномен неважен.
Конечно, актерская игра – это нечто большее, чем только сознательное. Бессознательный элемент актерской игры входит в невидимую работу, о которой мы
- «Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников - Наталия Сидоровна Слюсарева - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Раннее развитие. Как определить и раскрыть талант ребенка - Юлия Николаевна Божьева - Прочая детская литература / Воспитание детей, педагогика / Публицистика
- В тени Гоголя - Абрам Терц - Публицистика
- Аэрофобия - Василий Ершов - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Война по обе стороны экрана - Григорий Владимирович Вдовин - Военная документалистика / Публицистика
- Я с детства хотел играть - Донатас Банионис - Театр
- Какого цвета страх - Хинштейн Александр Евсеевич - Публицистика
- Опрокинутый мир. Тайны прошлого – загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта - Леонид Ивашов - Публицистика
- Советский Союз, который мы потеряли - Сергей Вальцев - Публицистика