Форма входа
Читем онлайн Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица - Александр Ильченко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Ведь наконец начиналось то, за чем он пришел в Москву.
Трижды перекрестившись, Омельян принялся излагать государю с ближними его боярами ту злую беду, что привела посланца Украины в самый Кремль.
Аринушка, притаившись за аналоем, ждала счастливого мгновенья, когда можно будет вырваться с Омелечком из этой золотой клетки, и уже не чуяла боли от колючек снова спрятанной за пазуху розы, что впивались ей в грудь…
…А уже дома, на исходе дня, когда они выбрались наконец на волю, Аринушка скорей поставила нимало не привядший цветок в самый ладный глиняный кувшинчик, вылепленный и хитро размалеванный умными руками Омельяна, а потом плакала: от страха за своего Омелечка, от боли в исколотых шипами пальцах и груди, от радости, что нынче все будто бы сошло удачно.
Долго еще девчушка мечтала у окна в темной хижине, смотрела, как заходит солнце, грезила над провансальскою той розой, грустная, задумчивая и счастливая, и все в ней светилось и пылало, у девчоночки милой, и ушки, и губы, и щеки, и синие глазенки пламенели, совсем как то непостижимое чудо, духовитая и кроваво-красная роза, что насквозь светилась в вечерних солнечных лучах, чудесно сотворенная не одною природою, но и поэтическими усилиями человеческого ума, хоть и казалось ей, что диво сие загрубелыми от глины руками сотворил гончар Омелько.
30Ближайшие дни Омельковы прошли в круговороте дел, мыслей и чувств.
Испросив на подмогу Украине московских воевод с людьми ратными, коней, пороху, гранат и оружия, Омельян мыслями уже летел домой, к Рубайлу-реке, в родную Калинову Долину, к отцу, к товарищам, кои с ним вместе когда-то певали, либо горшки лепили, либо ковали коней, либо хлеб сеяли, а теперь уже там где-то насмерть стояли против ворога.
Домой, домой, домой!
Хоть, правда, на Украину снаряжаясь, Омелько еще не знал — волен ли выйти из Москвы иль, может, придется от царя бежать?
Его не оставляло опасение, что ловушка уже захлопнулась, а он того не знает и мечется по Москве в ратной своей заботе, не разумея, что он уже царев невольник, коего, ясное дело, не выпустят больше, как того птаха певчего, заморского, что видел Омелько в царских покоях, в клетке золотой, возле узкого, пробитого в толстенной стене окошка.
За те дни он побывал уже не раз в царских палатах, хотя, его бы воля, и близко к ним не подступился бы, — ведь с утра до вечера маялся с Аринушкой в хлопотах по всей Москве.
Ему посулили в Пушкарском приказе зелья пушечного пять сот пуд, и он тотчас же подался на правый берег Яузы, где были пороховые мельницы.
Сказывал там добрым людям, похожим на чертей в преисподней, закопченным, потным, изнуренным, про свои дела в столице, про войну, про Калинову Долину, про то, что и вокруг Москвы уже начали в тот день копать рвы да шанцы, чтоб, случаем, не застиг ворог нежданно, и что все это здесь зашевелилось (затрепетал град стольный) от тревожного письма, принесенного Омельяном с Украины.
Поначалу напуганные люди поглядывали боязливо на царский перстень, что свободно болтался на пальце у Омелька, но скоро с парубком свыклись те пречерные смерды на московских пороховых мельницах, добродушные и приветливые, как все простые люди России, и уже старались помельче смолоть для Омельяна, сиречь для Украины, мягкий крушинный уголь, потоньше просеять серу, рачительней пролитровать селитру, — ведь Омельян там с каждым уж перекинулся словом, пошутил, побывал и у самой плотины на Яузе, где в толчельной избе вращались дубовые валы, побывал и в избе крутильной, где катают порох, и в сушильной, где сушат, и повсюду молодого черкашина душевно привечала московская беднота, и он, конечно, понимал: вот они, те россияне, с коими народ украинский навеки связал свою долю, эти трудари-холопы, а не бояре и стольники, не стрельцы и не дьяки, не государь всея Руси, а сии посадские мужики да кабальные, рабы, что и были как раз людьми наипаче — и в божеском и в человеческом разумении, — и он, Омелько наш, про сих людей немало думал, и уже хотелось ему песню запеть, высоколетную песню — про красу души московской голытьбы…
С такими же смятенными чувствами мчался мирославский протопсальт и за Никитские ворота, на Гранатный двор, где должны были снарядить для Украины две-три телеги пороховых гранат, и там встречали напористого посланца Украины не темные, необразованные холопы, а люди обученные и наторелые, крепаки, сведущие в химии и науках пушкарных, искусные в точных расчетах, свыкшиеся с опасностью набивки ручных и пушечных гранат, — и эти просвещенные и умные люди встречали и провожали Омельяна так, что ему и здесь виделись те самые россияне, к коим за подмогой он поспешал сюда болотами и лесами немало долгих дней, и хотелось ему их тоже помянуть добром в той песне, что уже звенела в ушах, складывалась в строки и строфы, сама просилась на уста.
31На пятый день после его пения в Успенском соборе, в пятницу, уже в сумерках, когда Омельян собрался из царских палат идти домой, то есть в гончарню Шумила Жданова, царь негаданно велел певцу остаться ночевать в Кремле.
— Уж поздно, — сказал венценосец. — Без провожатых стрельцов, без фонаря, без оружия — ночью в Москве не ходят.
— У меня доброе оружие всегда при себе, — грустно усмехнулся Омелько.
— Какое оружие? — разом всполошился государь, затем что в кремлевские палаты оружно входить не дозволялось.
Увидев неприкрытый испуг, Омелько, сам над собою подтрунивая, рассказал царю про случай в степи, когда песня спасла его от смерти и убила желтожупанного есаула.
— В Москве тебе сие оружие не поможет, — усмехнулся и государь. — Потянут за песню в Стрелецкий Приказ на расправу.
— Придется идти домой тишком-нишком.
— И все-таки попадешь в Приказ: кого схватят средь ночи на улице — всех велено почитать ворами, соглядатаями, лазутчиками… — И тишайший приветливо молвил: — Придется-таки заночевать здесь.
«Тут мне и каюк!» — мелькнула думка, ведь неспроста был у царя столь невеселый голос: парубок разумел, что царева кручина столь же опасна, как и прекраснодушие царское, его тихий нрав, его кротость, кои оборачивались порой нежданными вспышками гнева — по малейшему поводу, а то и без него.
Они меж тем уже шли наверх, к внутренним государевым покоям в Теремах, недавно возведенных на месте деревянных государевых палат, и глаз Омельяна радовали цветные кафли, резьба по белому камню, невысокие укромные своды, расписанные усердными руками русских мастеров, грани драгоценной посуды, играющие при свете тусклых фонарей, с коими шли за государем царедворцы, изукрашенное адамантами оружие, скифетры, диадемы и «державы», золотые посохи и цепи (кольчатые, звенчатые, вязеные), чаши, братины, чары и кубки, оклады на иконах и Евангелиях, творения русских мастеров-холопов.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица - Александр Ильченко бесплатно.
Похожие на Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица - Александр Ильченко книги
- Не ходите, дети... - Сергей Удалин - Исторические приключения
- Последнее королевство. Бледный всадник (сборник) - Бернард Корнуэлл - Исторические приключения
- Посох волхва - Алексей Витаков - Исторические приключения
- Огненный всадник - Михаил Голденков - Исторические приключения
- Роман о Виолетте - Александр Дюма - Исторические приключения
- Люди золота - Дмитрий Могилевцев - Исторические приключения
- Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен - Альтернативная история / Исторические приключения
- Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения - Рафаил Зотов - Исторические приключения
- Схватка - Михаил Голденков - Исторические приключения
- 1941: Время кровавых псов - Александр Золотько - Исторические приключения
