Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иные из соседей, те, что поехидней, подзуживали его:
— Враг вражды не позабудет!
— Не давай ржаветь кинжалу — жаль булатного клинка!
— В этой грамоте обозначены правильные рубежи — да никто верить не хочет! — со стоном отзывался Чикотела и добавлял: — что только не сорвется с языка у человека с уязвленным сердцем и взбаламученной, желчной душой! — Надо кончать! Нынче осенью не держать в руках Чирику чаши с молодым вином!
И при этом ворочал полными тоски глазами.
А что же Чирик? И в ус себе не дул! Радовался на зреющие, тронутые уже синевой, виноградные кисти. «Этой осенью надо посадить еще с десяток кустов «ркацители» — думал он вслух, и люди поддакивали: «Да, этот хоть в пустыне виноград вырастит!»
— Господи солнцеликий, будь милостив! — твердил Чирик свою неизменную молитву. Недосуг ему было лаяться с соседями, изводиться в распрях. Зато Чикотела был неутомимый смутьян.
— Вон он, тащится, чтоб его ничком похоронили! — говорил он, почернев с лица, при виде Чирика.
А Чирик, незлобивый Чирик, не мог удержаться от смеха…
— Чего он сам себя терзает, нелепый человек? Все мы люди, — дети праха; день — да твой, живи без страха!
А Чикотела не унимался: «О-ах! Увидеть бы мне его развороченные ребра, камни, его кровью обрызганные!»
— Что ты душу свою отягчаешь, несчастный человек! — сердилась на него жена — добрая и богобоязненная Ташнеура.
— Так почему же я богом забыт, судьбой изобижен? Где моя удача, скажи? — плачущим голосом прерывал жену вечно отлынивающий от дела Чикотела: — Так почему же у нас ничего нет за душой? Разве не Чирик виноват в нашей бедности? Сердце у меня иссохло!
Ташнеура, с языка у которой стекал только мед, а не желчь, оправдывала добряка соседа, но возмущенный Чикотела яростно напускался на жену:
— Разве он не передвинул ко мне межу? А откуда взялись те пять лоз вдоль самой границы?
— Дались тебе эти пять кустов! Разве пятью виноградными кустами семью прокормишь? — возражала незлобивая Ташнеура.
— Почему не приберет смерть моего врага? Он должен раньше меня уйти, да, да, он, Чирик должен на том свете открыть передо мной черную дверь! — никак не хотел утихомириться Чикотела.
— Довольно, перестань, лютая твоя душа, бурливый человек! — отвечала Ташнеура.
Забрав свое трепало и шерстяную кудель, она уходила во двор, присаживалась у розового куста — это было ее любимое место — и крестилась, вздыхая:
— Святой Георгий, заступись за нас!
Чикотела охал, стонал, мычал, а потом шел к соседям изливать свои горести, жаловаться — облегчить душу…
— Не сгибайся перед бедой, плечи к земле приметет. Выскажи, что у тебя на сердце камнем лежит! — раззадоривал его хитрый сосед.
Чикотела выкладывал во сто крат больше — а того не хотел знать, что когда котелок закипит, варево убежит и его же ошпарит.
В этой постоянной распре из-за чужого достояния проходили отравленные желчью дни Чикотелы. Был и такой случай, когда жизнь обоих, и Чирика и Чикотелы, висела на волоске.
Через один из иорских рукавов, что струился в ивняках и камышовых зарослях, был перекинут вместо моста сухой осиновый ствол. Это была единственная дорога через Иори. И вот, на этом неверном мостке встретились в одно прекрасное утро два стародавних врага. Бог весть, какая беда должна была разыграться на той сухой осине… Но гордец Чикотела и не подумал посторониться — не опуская взгляда, пошел прямо через мост и на самой середине, не удержавшись на ногах, бултыхнулся в воду.
Чирик прошел с улыбкой по свободному мосту и скрылся в винограднике.
На другой день Чикотела учинил в деревне целый розыск:
— Не узнал ли кто? Не рассказывал ли? Не радовался ли?
Однажды среди зимы, когда крестьян в занесенной снегом деревне одолело безделье, соседи решили помирить врагов; два почтенных человека, Иванэ Гочиклапа — Глотай-порося, и Беция Батиквлепа — Гусещип, вызвались быть посредниками и отправились к тяжущимся.
— Довольно раздоров, что было, то сплыло, кто старое помянет — тому глаз вон! — Но ничего из этого не вышло — Чикотела уперся, надулся так, как будто на нем свет клином сошелся.
Чирик, по-грузински легконравный и невозмутимый, успокаивал посредников, глядя на них смеющимися глазами:
— Оставьте этого пустобреха в покое, пусть раздувается, как жаба! Все равно злобы из него не вытравишь!
И вдруг в один прекрасный день случилось чудо! Разлетелась по деревне весть об их примирении — хотя никто поначалу не хотел ей верить!
А дело было, оказывается, вот как.
Во время жатвы на дальнем Азамбурском поле, далеко за рекой Иори, Чикотела простудился и занемог. Кое-как он перебрался вброд через реку и поплелся к деревне. Да только по пути его совсем разобрало, подкосились колени, и он повалился в жару, словно пьяница после бражной ночи, на обочину дороги — авось какой-нибудь добрый человек, проходя мимо, подымет его и отведет из жалости домой! Но ни прохожих, ни попутных арб не было видно. Так и валялся бедняга в чистом поле — волчьей сытью, вороньей добычей. Солнце уже закатывалось, до деревни было далеко… Чикотела, скованный лихорадкой, громко стонал в отчаянии.
И вот, в ту самую минуту, когда последний краешек заходящего солнца скрылся за горами, показался со стороны Иори верховой — и знаете, кто это был? Уж, верно, догадались! Чикотела затрясся в испуге, сжался в комочек, забрался с головой под шинель, словно черепаха в своей панцирь, — господи, хоть бы его не увидели!
Чирик приблизился к лежащему, вздрогнул, смутился… и продолжал свой путь, как бы ничего не заметив. Томившийся в жару Чикотела сначала даже обрадовался… Но ведь Чирик был последней его надеждой — пройди он мимо, и, чего доброго, можно было в самом деле попасть волкам на зубы! Однако Чирик, после недолгого колебания, повернул лошадь, соскочил с нее и подошел к больному:
— Что это с тобой стряслось, бедолага? — спросил он неуверенно.
— Да ничего… — робко отозвался Чикотела.
Чирик, не долго думая, подхватил под мышки своего заклятого — а сейчас пристыженного, прячущего глаза врага, посадил его на лошадь позади себя и пустился в путь, к деревне. Да еще по дороге наставлял его: держись крепче, обними меня за пояс, не то еще свалишься с лошади…
Чикотела сидел, набрав в рот воды, и только старался не слишком сильно стиснуть, не обеспокоить своего бывшего недруга. В деревне поднялся переполох. Соседи глазам не хотели верить! Сначала даже подумали, что Чирик подрался с Чикотелой, одолел его, связал и привез, чтобы сдать старосте.
— Чирик пленника добыл! — кричали
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Хроники уходящего поколения - Валерий Николаевич Стовба - Биографии и Мемуары
- Мама, нас не убьют…Воспоминания - Михаил Бродский - Биографии и Мемуары
- Воспоминание о развитии моего ума и характера - Чарлз Дарвин - Биографии и Мемуары
- Я побывал на Родине - Зотов Георгий Георгий - Биографии и Мемуары
- Напиши обо мне песню. Ту, что с красивой лирикой - Алена Никифорова - Биографии и Мемуары / Прочие приключения / Путешествия и география
- Большая Медведица - Олег Иконников - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
- Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом - Крисанн Бреннан - Биографии и Мемуары