Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папа расплакался.
– Ну-ка, ну-ка: что за голос был у человека, который с вами говорил?
– Ты теперь по гроб жизни в это влез, да?
– Какой был голос?
– Вежливый. Мужской.
– Что значит вежливый?
– Сказал, если не заплатишь, для нас для всех это добром не кончится.
– Фигня.
– Сколько ты должен?
– Восемьсот тысяч.
– Господи…
– Да ладно.
– Кончай шутки, Сандро!
– Я абсолютно серьезен.
– Я дам тебе денег, если пообещаешь бросить. Только скажи, сколько ты должен.
– Ни гроша ломаного.
– Не ври!
– Хватит!
– Я дам, сколько нужно.
– Я сказал хватит!
– Это тебе уже хватит! – И она тоже разрыдалась. – Родила на свою голову наркомана…
Перед сном из его комнаты доносится жуткий грохот. Бегу туда. Он стоит, вцепившись в штору, на одной ноге, другую волочит.
Поддерживаю его под руку.
Он отчаянно пытается встать ровнее, но тут штора обрывается, и он падает.
Наклоняюсь, чтобы помочь ему подняться.
Он копошится на полу, как упавший на спину таракан. Хватается за вторую штору, чуть приподнимается, но крючки и тут не выдерживают.
– Какого хрена! – обнимаю его и тяну вверх.
Он меня отпихивает.
Я хватаю снова, вцепляюсь крепче, тащу в сторону кровати. Его трясет, ребра торчком. Водружаю половину его задницы на матрас, но он отталкивает мои руки, бьет в плечо, толкает.
– Эй! – кричу я.
Он бьет снова.
– Эй! – Я нажимаю плечом, но он, высвободив руку, пытается влепить мне затрещину.
Приподнявшись, я теряю равновесие, ударяюсь о тумбочку и остаюсь на ногах только потому, что хватаюсь за стену и за фигурку японского рыбака.
– Какого хрена?
– Я в кухню иду!
– Идешь? Хрена с два! – Я сбрасываю рыбака на пол. Звенят осколки, он недоверчиво задирает голову, и только поняв, что произошло, сдается. Потом оборачивается к двери и видит, как я ухожу.
Той ковбойской ночью, рассказав мне о диагнозе, он сел на крыльцо. Руки в карманы сунул и сидел так, задранный воротник рубашки перекосился:
– Ноги-то как хорошо вытянуть, а, Сандрин!
Я оставляю его среди осколков рыбака. Выхожу из дома, сажусь в машину и принимаюсь нарезать круги, потом сажусь в баре «Серджо», выпиваю стакан пива, другой, заедая чипсами и соленым миндальным печеньем. Вижу, они заменили игральный автомат на дартс с электронными датчиками. Играю партию: из пяти бросков три на каких-то полпальца не попадают во внутреннее кольцо. Кто-то из стариков-завсегдатаев поднимает голову, всматривается и снова погружается в газету.
Вернувшись, застаю в его комнате свет. Поднимаюсь, заглядываю: сидит на полу, подложив под спину матрас, пытается собрать своего рыбака.
– Выброси, – бормочет. – Выброси все это к чертовой матери.
Подхожу, на сей раз он не сопротивляется. Поднимаю его, укладываю в постель.
– А всего-то покухарить хотел.
– И что бы ты приготовил?
– Голубя. У меня в морозилке лежит.
– Ну вот, настрой, значит, уже боевой.
Потом он засыпает.
Осколки я раскладываю по столу в кабинете, правда, склеить могу только самые крупные. В итоге к концу моих трудов у японского рыбака недостает рук и куска плаща.
Знать, что он умрет, и находить в этом утешение.
– У тебя дар, Сандро! Потому ты у деда в карты и выигрывал!
– Брось, Бруни, какой еще дар…
– Так я ж говорю: карты! Это даже лучше, чем лошади. Лошади себе на уме, а с картами все делаешь сам.
– Да я не знаю, что делать!
– Еще как знаешь!
– Ничего подобного!
– А тебе и не нужно быть знатоком, Сандро. У тебя дар! Слушай, давай так: сыграешь разок и поглядишь, зайдет или нет.
– Разок?
– Ну да, один разок.
– И когда же?
– Выясню, и сразу тебе звоночек.
По утрам я больше не просыпаюсь в тревоге о нем: не думаю, случится это сегодня, завтра или через несколько недель. Уже пару дней, открыв глаза, кошусь на окно, за которым свистит, отвечая зову маяка с Адриатики, парочка дроздов.
Потом одеваюсь и пытаюсь его покормить. Печенье, три глотка чая. До ванной он доходит сам, после чего возвращается в постель.
Говорю, что хотел бы сходить на часок прогуляться до прихода медбрата.
– На море туман.
Он, кажется, рад:
– Ну, привет туману!
Возвращаюсь, но медбрата еще нет. А я ведь специально сделал крюк, чтобы до последнего побыть вне дома: заскочил в газетный киоск и в бар «Дзета», где купил бриошь с тунцом и яйцами. Там же и съел, листая «Гадзетта делло спорт».
Ему приношу «Ресто дель Карлино» и подробный отчет: унылый прибой, туман, Гаттеи вконец разожрался.
– Филиппо Гаттеи? Ты его видел?
– Нет, я про архитектора[36].
Он недоверчиво качает головой. Неужто, спрашивает, ни одна живая душа ракушки пособирать не вышла. Я вру, что там целые толпы – он закрывает глаза, наверняка представляет застывшую морскую слюну – соленый налет на берегу по утрам. Еще шаг – и ноги уходят по щиколотку. Над водой рассветная дымка, чайки безмолвно перелетают с места на место. И почему это в Римини чайки не кричат?
Представляю, как ему сейчас хочется выйти на пляж, стянуть футболку, перекинуть ее через плечо и, сунув шлепанцы за пояс, шагнуть в полосу прибоя.
– Ты уже у моря, Нандо?
Глаза по-прежнему закрыты, но он кивает, и я едва касаюсь его ступни ладонью: это, говорю, пена морская.
Его удары в тот вечер, когда я разбил японского рыбака: слабые, но точные и болезненные. Потираю плечо там, куда он бил, пока я тащил его в постель. Ярость приговоренного к смерти.
Ближе к вечеру получаю запрос на консультацию по мужскому шампуню против выпадения волос. Они хотят его перезапустить, начать кампанию на радио и телевидении. Добавили протеинов, избавились от парабенов, меняют цвет упаковки с красного на белый. Просят приехать в миланский офис: объясняю, что сейчас не в городе, могу разве что организовать видеоконференцию.
Договариваемся о конкретном дне и времени. Мужское – мой конек. С мужчинами мне проще, потому что их проще сбить с толку. Львы без гривы[37], желание все контролировать, страх старения: в рекламном деле таких называют «возбудимыми покупателями» или попросту живчиками.
Медбрат по имени Амедео к своим тридцати уже отец двоих детей. Хвастает ими, пока крепит капельницу, словно это огромный успех.
– И зачем тебе двое? – Нандо весь внимание.
– Тебе какое дело? – перебиваю я.
– Хотелось мальчика и девочку… – Амедео наконец заканчивает возиться с трубкой. Парень здоровый, но по натуре слишком чувствительный, с девически-гладкими щеками. Наклоняется посадить своего пациента, и
- Гарвардская площадь - Андре Асиман - Русская классическая проза
- Привет, офисный планктон! - Светлана Рощина - Русская классическая проза / Прочий юмор
- Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов - Публицистика / Русская классическая проза
- Ты прости меня - Илья Члаки - Русская классическая проза
- Зов моря. Сборник рассказов - Ольга Евгеньевна Бондаренко - Русская классическая проза
- Нация прозака - Элизабет Вуртцель - Разное / Русская классическая проза
- Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова - Русская классическая проза
- В мире отверженных. Записки бывшего каторжника. Том 2 - Петр Якубович - Русская классическая проза
- Пастыри - Петер Себерг - Русская классическая проза
- Проклятый род. Часть III. На путях смерти. - Иван Рукавишников - Русская классическая проза