Рейтинговые книги
Читем онлайн Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 88

Читатель должен понимать, что Принц Пяти Оружий имел в виду Оружие Знания, которое было в нем. В действительности этот молодой герой был не кто иной, как Будущий Будда в своем предшествующем воплощении [115].

«Этот юноша говорит правду», — подумал людоед, охваченный ужасом перед смертью. «Мой желудок не сможет переварить даже такого маленького, как фасолина, кусочка плоти этого человека — льва. Я отпущу его!». И он отпустил Принца Пяти оружий. Будущий Будда изложил ему Учение, покорил его, убедил пожертвовать своими интересами, а затем превратил в духа, имеющего право принимать подношения в лесу. Напомнив великану — людоеду, что он должен быть внимательным, юноша покинул лес и, едва выйдя из него, рассказал всю эту историю людям; после чего отправился своей дорогой [116].

Символизируя собой мир, к которому нас привязывают пять органов чувств и от которого невозможно отрешиться действиями физических органов, великан — людоед был покорен лишь тогда, когда Будущий Будда, оставшись без защиты пяти оружий своего преходящего титула и физической природы, прибегнул к неимеющему названия, невидимому шестому: божественному удару молнии знания трансцендентного принципа, который лежит вне воспринимаемой чувствами сферы имен и форм. И сразу же ситуация изменилась. Он оказался уже не пойманным, а освобожденным; и теперь он воспринимал себя навеки свободным. Сила монстра из чувственного мира явлений была развеяна, а сам он встал на путь самоотречения. Отрекшись от своих интересов, он приобщился к божественному — стал духом, имеющим право принимать подношения — как и сам мир, если его осознавать не как что — то конечное, а просто как имя и форму того, что превосходит и в то же самое время присуще всем именам и формам.

«Стены Рая», скрывающие Бога от человеческого взора, Николай Кузанский описывает как состоящие из «совмещения противоположностей», а его ворота охраняются «высочайшим духом разума, который преграждает путь до тех пор, пока не будет побежден» [117]. Пары противоположностей (бытие и небытие, жизнь и смерть, красота и уродство, добро и зло и все остальные полярности, что подчиняют чувства надежде и страху, а органы действия — самозащите и захвату) — это те же сталкивающиеся скалы, Симплегады, которые грозят неминуемой смертью путникам, но между ними всегда проходят герои. Эта тема известна во всем мире. У греков это были два скалистых островка в Черном море, которые сталкивались вплотную как будто под властью шторма, но Ясон на «Арго» проплыл между ними, и с тех пор они стоят в отдалении друг от друга [118]. Близнецы из легенды навахо были предупреждены о подобной опасности Женщиной Пауком; однако защищенные цветочной пыльцой, символом пути, и орлиными перьями, выдернутыми из живой птицы солнца, они смогли продолжить свой путь [119].

Как дым жертвоприношения поднимается к небу через солнечную дверь, так и герой, освободившийся от эго, проходит сквозь стены мира, свое эго он оставляет в волосах великана — людоеда, сам же идет дальше.

5. Во чреве кита

Идея о том, что преодоление магического порога является переходом в сферу возрождения, символизируется распространенным по всему миру образом лона в виде чрева кита. Герой, вместо того чтобы покорить или умилостивить силу, охраняющую порог, бывает проглочен и попадает в неизвестное, представляясь умершим.

Мисхе — Нахма, Царь всех рыб,В гневе ринулся из моря,И сверкая в свете солнца, онПасть разверз и проглотилИ корабль и Гайявату [120]

Эскимосы, живущие на берегах Берингова пролива, рассказывают о герое — хитреце Вороне: однажды, сидя на берегу и просушивая свою одежду, он увидел самку кита, степенно приближающуюся к берегу. Он закричал: «Дорогая, в следующий раз, когда вынырнешь, чтобы глотнуть воздуха, открой рот и закрой глаза». Затем он быстро облачился вороном, собрал палочки для разведения огня и взлетел над водой. Самка кита вынырнула на поверхность. Она сделала так, как ей сказали. Ворон устремился через ее раздвинутые челюсти прямо в утробу. Пораженная самка кита защелкнула челюсти и издала трубный звук; Ворон внутри нее встал на ноги и огляделся вокруг [121].

У зулусов есть история о двух детях и их матери, проглоченных слоном. Когда женщина попала в желудок животного, «она увидела огромные леса и большие реки и много возвышенностей; с одной стороны располагалось множество скал; еще было много людей, построивших там свою деревню; и много собак, и много скота; все это было внутри слона» [122].

Ирландский герой Финн Мак Кул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую немецкую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн — нуи — те — по. И весь греческий пантеон, исключая лишь Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.

Греческий герой Геракл, остановившийся в Трое на пути домой с поясом царицы Амазонок, узнает, что городу не дает покоя чудовище, посланное морским богом Посейдоном. Зверь выходил на берег и пожирал людей. В качестве искупительной жертвы царь велел приковать к морским скалам свою дочь, прекрасную Гесиону, и замечательный герой согласился спасти ее за вознаграждение. В должное время чудовище всплыло на поверхность моря и разверзло свою огромную пасть. Геракл бросился в его глотку, прорубил себе путь через его брюхо и вышел из мертвой твари, сам цел и невредим.

Эта распространенная тема подчеркивает, что переход порога является формой самоуничтожения. Сходство с темой Симплегад очевидно. Но здесь, вместо того чтобы выходить наружу, за рамки видимого мира, герой, чтобы родиться заново, отправляется вовнутрь. Исчезновение соответствует вхождению верующего в храм — где он вспоминает, кем и чем является, а именно: прахом и пылью — если, конечно, он не бессмертен. Внутренность храма, чрево кита и божественная земля за пределами мира — одно и то же. Поэтому подходы и входы в храмы защищены огромными фантастическими фигурами, расположенными по обе стороны: драконами, львами, разителями дьявола с обнаженными мечами, злобными карликами и крылатыми быками. Это хранители порога, призванные для того, чтобы отгонять всякого, кто не готов встретиться с высшим безмолвием внутри. Это — предварительные ипостаси опасного аспекта духа, соответствующие мифологическим великанам — людоедам на границе привычного мира или же двум рядам зубов кита. Они иллюстрируют тот факт, что истово верующий в момент входа в храм претерпевает преображение. Его мирская природа остается снаружи; он сбрасывает ее, как змея кожу. Находясь внутри, он, можно сказать, умирает по отношению ко времени и возвращается в Лоно Мира, к Центру Мироздания, в Земной Рай. Тот факт, что любой может физически пройти мимо стражей храма, не умаляет их значения; ибо если самозванец не способен прикоснуться к святая святых, значит по сути он остался снаружи. Всякий, кто не способен понять бога, видит в нем дьявола, и потому не допускается к нему. Таким образом, аллегорически вхождение в храм и прыжок героя в пасть кита являются тождественными событиями, одинаково обозначающими на языке образов «центростремительное» и обновляющее жизнь действо.

«Ни одно существо, — пишет Ананда Кумарасвами, — не может достичь высшего уровня Бытия не прекратив своего существования» [123]. Действительно, физическое тело героя на самом деле может быть умерщвлено, расчленено и разбросано по земле или над морем — как в египетском мифе о спасителе Осирисе: он был помещен в саркофаг и брошен в Нил своим братом Сетом [124], а когда вернулся из мертвых, брат убил его снова, разорвал тело на четырнадцать частей, и разбросал их по всей земле. Воинственные близнецы — герои навахо должны были пройти не только сталкивающиеся скалы, но и камыш, что режет путника на куски, и тростниковые кактусы, что разрывают его на части, и зыбучие пески, что засасывают его. Герой, чья привязанность к эго уже уничтожена, переступает границы мира и возвращается обратно, попадает в дракона и выходит из него так же легко, как царь переступает порог покоев своего дворца. И в этом заключается его способность спасать; так как его переход и возвращение демонстрируют, что за всеми противоречиями феноменального мира остается Несотворенно — Нетленное и что бояться нечего.

И так происходит по всему миру — люди, чья функция заключалась в том, чтобы сделать оплодотворяющую жизнь мистерию убиения дракона очевидной, свершали над своими телами великий символический акт — разбрасывание своей плоти, подобно телу Осириса, ради обновления мира. Во Фригии, например, в честь умерщвленного и воскресшего спасителя Аттиса двадцать второго марта срубали сосну и приносили ее в храм Великой матери, Кибелы Там ее, подобно телу умершего, обматывали лентами и убирали фиалковыми венками. К середине ствола привязывали изображение юноши. На следующий день происходило церемониальное оплакивание под звуки труб. Двадцать четвертое марта было известно как День Крови — верховный жрец пускал кровь из своих рук, которую подносил как жертвоприношение; жрецы низшего ранга кружились в ритуальном танце под звуки барабанов, горнов, флейт и цимбал до тех пор, пока не впадали в экстаз, они кололи ножами свои тела, орошая кровью алтарь и дерево; а новообращенные, подражая богу, смерть и воскрешение которого они — праздновали, кастрировали себя и падали без чувств [125].

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 88
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл бесплатно.

Оставить комментарий