Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из этих иностранцев больше Саше приглянулся товарищ Альбена. Видимо, у него и Ивана были довольно теплые отношения. Хенсель что-то рассказывал, воодушевленно жестикулируя, а затем замолкал, передавая слово Ивану. Хенсель сильно отличался от Альбена, и это Александра сразу поняла. Живой взгляд, раскованные движения, жесты, даже голос не такой безразличный, как у товарища, давали понять, что Хенсель был открытым и общительным человеком, весьма дружелюбным и добродушным. По крайней мере, Саше так казалось. Лебнир умел приковывать к себе внимание, и это не прошло мимо девушки. Хенсель чем-то привлекал ее, возможно, своей открытостью. Будучи иностранцем, он бегло говорил по-русски, как говорят коренные жители России, что доказывало, что он, к тому же, образованный человек. Можно было с уверенностью сказать, что Александру заинтересовал Хенсель, точно так же, как и сам Хенсель сразу же обратил внимание на юную особу.
Альбен допил свой чай и поставил чашку на стол. Его слегка беспокоил факт, что он совершенно не в курсе дела, поэтому фон Дитрих решил сразу все выяснить.
– Хенсель, не расскажешь ли ты мне, что мы будем делать дальше? – спросил он.
Но вместо ответа Хенселя послышалась реплика Ивана, обращенная к Александре:
– Сашенька, пожалуйста, не могла бы ты показать нашему гостю его комнату?
После этой фразы Альбен удивленно посмотрел на Ивана.
– Комната? – переспросил он, а затем обратился к Хенселю: – Прошу, объясни мне, в чем все-таки состоит твой план?
Хенсель сдул с лица прядь и сказал:
– Помнишь, я говорил, что мы должны быть как можно дальше от Германии, чтобы понять всю картину. Так вот, я изначально планировал отправиться в Россию. Зная ваше гостеприимство, Иван, я надеюсь, вы не откажете мне и моему товарищу в, так сказать, политическом убежище?
Сказав это, Хенсель умоляюще посмотрел на Ивана. Александра улыбнулась: слегка странный, но все-таки очень занятный молодой человек все больше завладевал ее вниманием. И тут Александра поймала себя на мысли, что с ним, наверняка, много о чем можно поговорить…
Альбен вздохнул и, скрестив руки на груди, слегка укоризненно произнес:
– Ах, Хенсель, что же ты творишь? Пользуешься гостеприимством молодого человека…
– Меня это ничуть не утруждает, – поспешил заверить Иван, – даже наоборот, мне приятно, что я могу чем-то вам двоим помочь. Не важно, из какого вы отдела. Если вы связаны с «Сопротивлением», вы мой друг, а друзьям не отказываю в помощи. Мой дом – ваш дом. Располагайтесь и ни о чем не беспокойтесь.
Лицо Ивана озарила добродушная улыбка. Перов действительно заслуживал чести быть лидером русского отдела. В нем сочетались все главные добродетели, которыми славились жители холодной, но гостеприимной страны. Альбен был премного благодарен ему. Он уже который раз осознал, что должен поблагодарить за все и Хенселя, ведь, если бы не он, сам Альбен вряд ли бы сейчас находился в этой комнате.
– Премного благодарен вам, господин Перов, – в сдержанной манере поблагодарил Альбен, когда Иван попросил его:
– Можете звать меня просто Иваном.
Альбен кивнул и покинул штаб вслед за Александрой, неся в руках портфель и вездесущую скрипку в футляре.
Иван проводил обоих взглядом, после чего вернулся к разговору с Хенселем. Однако с темы их разговора, по инициативе Хенселя, они плавно перешли к другой теме, волнующей Лебнира.
– Твоя сестра – очень милая девушка, – произнес он. – Красавица, умница, скромница.
– Она чудо, – согласился Иван. – Я рад за нее. Даже после всего, что произошло, она осталась доброй и отзывчивой, а не стала замкнутой и черствой. Это ей трудно далось, но она пережила. Каким-то образом пережила и не сломалась…
Тут взгляд Хенселя с мечтательного резко переменился на обеспокоенный. Да и его собеседник тоже опустил глаза, будто затронул какую-то тему, которую трогать не стоило.
– Что случилось? – спросил Хенсель, опершись локтями на столик.
– Да так, наше общее прошлое, – небрежно отмахнулся Иван. – Впрочем, это неважно.
Писатель покачал головой.
– Ты говоришь, что это неважно только для того, чтобы убедить в этом самого себя, – заявил он серьезно. – На самом деле, это что-то важное. Ты не можешь это забыть или отпустить. Это прошлое сжигает тебе душу.
Иван бросил грустный взгляд на Хенселя. Умение читать человеческие эмоции могло бы принести тому немалый успех, если бы Хенсель избрал карьеру психолога. Лебнир был тем человеком, которому можно было рассказать все, что накопилось на душе, не опасаясь, что это выйдет в сплетни. Писатель хотя бы пытался помочь с решением проблем, но Иван по обоснованным самому себе причинам не рассказывал никому из друзей о том, что же на самом деле случилось с ним и Александрой в прошлом.
– Скажи, ты когда-нибудь рассказывал близким о том, что тебя беспокоит? – тихо говорил Хенсель, обеспокоенно смотря на коллегу.
Тот помотал головой.
– Нет. Мне не хотелось бы сваливать проблемы своей жизни на других. Мне и рассказывать-то некому, а загружать коллег личными проблемами я бы не хотел. Даже мой психолог говорит, что прошлое – это прошлое. Его следует забыть… – произнес Иван, после чего вздохнул и продолжил, – но она думает, это так просто. Это наше клеймо, наш шрам, который будет преследовать нас до конца наших дней, и, я думаю, нам никогда от него не избавиться. Впрочем, это не так важно.
Сейчас Хенсель не мог узнать человека перед ним. Его поза оставалось одной и той же, но лицо Перова изменилось кардинально. Это был вовсе не тот Иван, которого он знал: перед немцем сидел угрюмый и печальный молодой человек. В этом и заключалась двойственная сущность Ивана Перова: на людях он вел себя как обычно – дружелюбно и приветливо – однако стоило ему остаться одному, он тут же вспоминал о своем темном прошлом, которое, как и сказал Хенсель, буквально выжигало его изнутри. В таком состоянии русский казался даже немного жалким.
– Иван, – произнес Лебнир, подвинувшись ближе. – Я не стану тебя заставлять, но, пожалуйста, расскажи мне, что случилось. Не обещаю, что смогу, но я постараюсь помочь. Я не могу смотреть, как мои друзья страдают, и при этом оставаться безучастным!
Иван бросил грустный взгляд на Хенселя. Быть может, Перову действительно стоило рассказать все ему? Меланхоличная натура пересилила его.
– Я не хочу чересчур нагружать тебя своими проблемами… – замялся он.
– Ты вовсе не нагружаешь, брось. Мне говорили, что лучше однажды рассказать, чем держать в себе всю жизнь и терпеть, – ответил Хенсель.
Иван еще раз тяжело вздохнул, после чего обратился к писателю:
– Хорошо, я тебе расскажу, что было в прошлом. Тебе можно знать.
Лебнир приготовился слушать историю Ивана и Александры, которая, судя по эмоциям Перова, будет очень непростой…
…Все это случилось больше двадцати лет назад, – начал Иван. – Хотя, правильнее будет сказать, не случилось, а началось: последствия этого сказываются и по сей день. Все началось с того, что мы с Сашей остались без родителей. Единственный вариант – забрать шестилетнего мальчика и двухгодовалую девочку в детский дом. Что, собственно, и было сделано. Мы росли в окружении таких же несчастных детей, с кем судьба несправедливо обошлась. Я помню маленькую Сашу, еще совсем крошку… Она почти не плакала, только удивленно смотрела по сторонам, пытаясь понять, в какой ситуации находится. Она росла, пытаясь понять окружающий ее мир. Я тогда находился в состоянии, граничащем с отчаяньем. Обратиться за помощью было не к кому. Ощущение собственной беспомощности, безразличия взрослых и жестокости того, большого мира охватило меня лет эдак в восемь, и, признаюсь честно, не отпускает до сих пор. Но уже тогда я стал чувствовать себя ответственным за жизнь крошки Сашеньки. Поэтому, как только мне исполнилось восемнадцать, я забрал Сашу. Мы жили вдвоем в крохотной комнатушке на каких-то окраинах. Саша тогда была в 8 классе, мне удалось поступить в университет. Ты же знаешь, я инженер по специальности. Каких трудов мне это стоило. Однако это лишь для того, чтобы как-то содержать себя и Сашу. Я подрабатывал, изнашивал себя, как проклятый, чтобы содержать мою Сашеньку, чтобы обеспечить ей нормальную жизнь. Пособия, конечно, были, но ты думаешь, Хенсель, их надолго хватало? К несчастью, нет. Я вынужден был часто прогуливать лекции, сдавал сессии со второй попытки, не иначе. Профессора сильно ругались из-за моей плохой успеваемости, хотели даже вышвырнуть меня, и тогда я объяснил им свое бедственное положение. Однако это мало что изменило. Но больше всего меня беспокоила ситуация с Сашей и ее школой, которая была не уже не первой и, как оказалось позже, не последней. С учебой все было в порядке. Я помогал ей, чем мог. Саша была отличницей, однако ты же прекрасно знаешь, что один только разум не играет почти никакой роли там, где совершенно другие ценности. В последнее время я чувствую себя слишком старомодным для современности, потому что я не могу понять современных детей, пускай и был ребенком… Давно им был, вот и не пойму. Ты же сам понимаешь, в нашем положении мало что можно было себе позволить. Мир жесток, и особенно жестоки, как бы цинично это ни звучало, дети. Над Сашей часто смеялись сверстницы, и чаще всего из-за того, что она не так одевалась, не так себя вела: была слишком доброй и хорошенькой, а не строила из себя невесть что в восьмом классе. Но Саша терпеливая. Она старалась не обращать на это внимания, она терпела… Но однажды она пришла домой в слезах. Она буквально с порога бросилась ко мне на шею, стиснула. Я так и не добился от нее тогда ответа, что же, собственно, произошло. Она только повторяла по нескольку раз: «Братик Ваня, помоги, пожалуйста, Ванечка…» В моей памяти четко отпечаталось ее детское личико, огромные глаза, а на щеках крупные слезы. Сердце мое разрывалось, когда я слышал ее всхлипы. Бедная, бедная Саша… Что я тогда мог сделать? Мало что. Она сидела у меня на коленях, вцепившись ручками в куртку, и тихо плакала, а я гладил ее по головке, успокаивал – единственное, что мне тогда пришло в голову. Обратиться за помощью нам было не к кому. Родителей уже давно не было, на поиски прародителей не было времени. Только я и Сашенька, моя маленькая сестричка. Она стала изгоем для всех. Мне пришлось срочно вмешаться. На правах родителя я пытался говорить с ними, с теми людьми, но слова ничего не значат. Девятый класс Саша заканчивала уже в другой школе. Кочевники мы, Хенсель. Вечные кочевники. После этого я пообещал себе, что никогда, никогда я не позволю чему-либо заставить ее плакать, и я все еще держу это слово. Прошли годы. Мы выросли, но прошлое всегда будет напоминать о себе. Может, эта история покажется тебе слишком уж слезливой, но иначе ее не описать. Снова мы возвращаемся к тому, с чего мы начинали. Мы изгои, странники, и это место, «Сопротивление» – единственное, куда мы можем вернуться.
- Злоключения Ларисы в стороне без чудес - Ирина Никифорова - Русская современная проза
- Плантация - Эд Раджкович - Русская современная проза
- Современное путешествие Лады в ад и рай - Андрей Симонов - Русская современная проза
- Психотерапия изнутри. Одна клиентская история - Светлана Абакумова - Русская современная проза
- Семейная хроника: сборник рассказов. Том 1 - Николай Осин - Русская современная проза
- Королевский отряд - Ольга З. - Русская современная проза
- Нас шестнадцать (сборник) - Мария Рэйвен - Русская современная проза
- Человек, о котором говорил Нострадамус - Эдуард Майнингер - Русская современная проза
- Холодная рука. Сборник рассказов - Максим Чупров - Русская современная проза
- Underdog - Анна Янченко - Русская современная проза