Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же ташкентскую жару он превозмог. А вот сумеет ли эту? Здесь было жарче.
Кардымов не мог вспомнить его имени.
Ну, кто знает, вернулся в свою Вологду… так ли уж плохо? А звезда рано или поздно созреет. Каждому что-то свое выпадает.
Кардымов нахмурился. Уж нет ли тут скрытой зависти? Но ведь его никто не неволил. В чем дело?
Самолет побежал по взлетно-посадочной полосе, остановился. Мужчины прикладывали руки к лицам, быстро что-то шепча, женщины в мешках нетерпеливо ерзали. Каково-то им в эту жару? Ненароком вспомнился Высоцкий с песенкой о религии индусов, о перерождениях, и пронеслась блаженная мысль о том, что ему вот повезло родиться в могущественной стране в средней ее полосе майором… ну, то есть, одним словом…
Воздух был жарок, сух. Кардымов поворачивал смуглое лицо. В лице у него действительно было что-то цыганистое, так что у его жены сотрудницы на работе даже интересовались, мол, а у тебя муж кто по национальности? Но здесь, среди смуглых и черноусых, он, смуглый и черноволосый, чувствовал себя белой вороной.
Здание аэропорта выглядело жалко, какой-то обшарпанный дом с национальным трехцветным флагом: красное-зеленое-черное. Кардымов озирался. Аэродром находился в стороне от города. Вдалеке в знойном воздухе среди отрогов парила одна крепость, дальше — другая, третья… Встречающих не было ни на взлетке, ни в здании. Кардымов со своим чемоданом подошел к работнику аэропорта, судя по форме. Это, разумеется, был мужчина, черноусый, с лицом, отполированным солнцем до кофейного цвета и блеска. Кардымов поставил проклятый чемодан и сказал, как учили, мол, мир вам, уважаемый, салям алейкум. «Салям!» — ответил афганец, участливо и с большим интересом глядя на него и его чемодан, перетянутый ремнями. Больше Кардымов не знал ничего по-ихнему, переводчик уже был здесь, на месте, из местных, многие афганцы учились в Союзе, в военных училищах, в институтах, гостили в Таджикистане, Туркмении. Но здесь-то, в аэропорту, его не было, до него, этого языка , еще надо было как-то добраться. Вот Кардымов и пытался объясниться с работником аэропорта. Но он, видимо, не учился в Союзе и не гостил у потомков басмачей в Туркмении и по-русски ни бельмеса не знал. Кардымов утер пот, тихо выругался, помягче на всякий случай: «Ёшь твоё!..» И вдруг афганец перешел на английский. Ну, это было бесполезно. Кардымов учил немецкий в школе, да и из него ничего, кроме «данке шён» да «тринкен», то есть «выпивать», не помнил, да еще…
— Нихт ферштейн! — ответил ему Кардымов, безнадежно махая увесистой кистью, украшенной синей наколкой: чайкой на фоне солнца.
Тут подошел еще один усач, они перекинулись фразами с первым, Кардымов попытался и этому втолковать, что ему надо в управление… хотя сюда, в эти горы, ушла еще вчера радиограмма, и его должны были встретить. К ним подходили какие-то праздные люди в чалмах, стояли, слушая и разглядывая майора, его чемодан. Наконец ему осточертел этот спектакль, и он вышел решительно, огляделся.
Так.
Вон там над скопищем глиняных лачуг, куполов, над деревьями, стенами видна крепость. Там город. Туда и надо добраться, найти военных, те что-нибудь скажут путное. Странно, конечно, недавно в стране случился военный переворот, введены войска, кое-где уже были серьезные столкновения, по ущельям прячутся недовольные, а в аэропорту их что-то не видно. Только часовые маячат возле ворот. Ну, по Кабулу он перемещался как-то один. Как и положено оперу. Не с оркестром же ездить? Под дулами танков? Не пропадет и здесь. Кардымов дошагал до бетонной дороги, опустил чемодан, достал пачку «Ту-134», но тут же спрятал ее и вынул другую пачку, американских сигарет «Мальборо», купил в Кабуле, никогда не курил; правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что сигареты выпущены по лицензии в Финляндии. Но все-таки в Ярославле и таких не бывает. Щелкнул зажигалкой, затянулся сладковатым дымом. «И в позе супермена он замер у окна», — снова дружески рокотнул Высоцкий.
Ну и бардак, спокойно думал Кардымов. С вылетом, конечно, сразу возникли проблемы; сотрудник представительства договаривался с руководителем полетов, связывался с заказчиками рейсов; и Кардымов должен был вылететь на советском транспортнике, но в итоге улетел на афганском пассажирском самолете. Сотрудник представительства должен был послать радиограмму. И вот: то ли не послал, то ли здесь получили и забыли…
А сигареты действительно ничего. Можно будет покупать. Если такие, конечно, тут водятся, в провинции. Как это по-ихнему? Вилайет. Вот черт, инструкторы о плоскогубцах не забыли, а лучше бы порекомендовали тележку. Или чемодан только на колесиках.
Небо над Кардымовым было необыкновенно синим. А диспетчера врали про плохую погоду. Он такую синеву видел только на китайском сервизе в серванте у замначальника Фильченко. Воздух слегка горчил. Или это от финского табака. Кардымов оглянулся, услышав шум, и увидел пылящую машину, автомобиль неизвестной марки. Но он катил не по этой дороге, а дальше, примерно в километре, и ехал в сторону города. Весь разрисованный, с тюками на крыше, набитый людьми. А, вот оно что, подумал Кардымов и, выплюнув окурок, взял чемодан и пошел туда по горячей пыльной земле, слегка покачивая широкими плечами. За походку его прозвали Гусевым, он знал это. Не обижался. Даже смеялся, мол, не присоединить ли к Кардымову Гусева? Солидно: Гусев-Кардымов. Нет, говорил ему Ваня Дикманов, ты еще дослужись. А что? Да фамилия-то явно генеральская. Ну уж никак не ниже полковничьей. Полковник Гусев-Кардымов. Звучит. Ладно, согласился Кардымов.
Солнце палило зверски, спрятаться было негде. Кардымов обливался потом. Ему казалось, что его терзают клыками тигры. Он вспоминал вологодского капитана, которого солнечный млат выбил из игры.
А Кардымов — играет.
Наконец послышался рокот мотора, и майор подобрался, оглядываясь. По дороге в пыли мчался раздолбанный грузовик. Раздолбанный-то раздолбанный, но разрисованный как цирк шапито, в бумажных цветах (а это майору не понравилось). В кабине сидел один человек — шофер. Он сразу затормозил, скаля сквозь солнце, пыль и копоть зубы в улыбке, надо думать; распахнул дверь, что-то выкрикнул вопросительное.
— Салям алейкум, — ответил ему Кардымов. — Мужик, мне надо доехать в город, до царандоя. Царандой! Ферштейн?
Афганец в грязной чалме, плохо выбритый, с усами, растопыренными, как солома — они и цвета такого были, от пыли, — затараторил что-то. Кардымов подумал, что все-таки надо было еще хотя бы полгода сидеть в Ташкенте, учить этот язык. Он смотрел на афганца как на инопланетянина, ни слова не понимая. На «царандой» тот не реагировал. А Кардымов-то полагал, что это будет как пароль. Ну если бы приехал, допустим, этот басмач к ним в Ярославль и сказал, мол, короче, одно только слово «милиция» — что ж его б мурыжили? Сразу указали бы правильный путь.
В Кабуле это слово уже в ходу. А сюда, наверное, еще не дошло. Может, и революция не дошла? Но какая-то власть тут имеется?
— Друг, товарищ, — сказал Кардымов. — Вези в город. К начальству! Ну, в султанат! Вилайет. К губернатору. Короче, к шаху! Шах! Ферштейн? К шаху вилайета!
— Ааа! — затряс головой водитель. — Фамиди, Садикулла фамиди, а.
Обрадованный Кардымов обошел грузовик и залез в кабину, но чемодан не помещался, мешал. Грузовик был, наверное, китайский. Или производства еще каких-либо пигмейских народов. Водитель тронул его за плечо и указал на кузов. Кардымову не хотелось расставаться с чемоданом. На этот счет их предупреждали, мол, народ там гостеприимный, но слишком бедный, не успеешь оглянуться и т. д. Да, это только в былинах Великой Октябрьской революции бедность не порок, а достоинство. Все-таки пришлось майору уступить. Но, заглянув в кузов, он увидел распластанные там окровавленные бараньи, кажется, шкуры. «Ёшь твоё!..» — тихо выругался Кардымов.
— Э, нет, товарищ! — решительно заявил он шоферу и посмотрел на дорогу. Дорога была пустынна и туманна от зноя. Стоять по такой жаре и ждать еще? И майор сел в кабину, а чемодан водрузил между колен. Теперь ему плохо была видна дорога впереди, но зато можно было смотреть в боковое окно. — Поехали.
И грузовик тронулся, загрохотал бортами, в кабину отовсюду полезла серым киселем пыль.
— Так ты по кожевенному делу? — спросил майор. — Как тебя? Сади… Саади?
— Садикулла! — выкрикнул афганец радостно.
Кардымов кивнул:
— А я Виктор. — Он подумал, называть ли отчество, и не стал, добавил только, что он из СССР.
Афганец заговорил, улыбаясь. Кардымов слушал, не понимая ни слова, ни полслова. Грузовик натужно рокотал. В кабине пахло бензином. Кардымов чувствовал, как пыль налипает на лоб, щеки, губы, ресницы. Ему бы хотелось по-настоящему поговорить с шофером, оценить обстановку навскидку, как говорится, но он мог только кивать. Вдруг афганец полез в бардачок, достал жестяную зеленую коробку и протянул Кардымову. Тот взял, разглядывая. «Чего это?» Афганец разинул рот и бросил воображаемую щепотку. Хм. Кардымов покачал головой. «Нет, я сыт, спасибо». Тогда афганец сам открыл коробку, вынул щепоть какой-то буровато-зеленой смеси и отправил ее в рот, начал жевать, приговаривая: «Нас, нас, хуб!» Кардымов, кажется, понял. «А, вроде табака? Не, я предпочитаю курить. Хотя в такой обстановке не буду. Тут у тебя как в Крыму: все в дыму. Не, спасибо». Афганец осуждающе покачал головой, пожевал и прикрыл глаза, изображая удовольствие. Насчет наркотиков оперов предупреждали. Афганистан можно переименовать в Наркостан. Здесь чего только не производят: гашиш, опий, героин. С этим придется тоже бороться. Да и вообще рекомендовали ничего не есть и не пить в незнакомых местах с незнакомыми людьми: можно запросто подхватить гепатит, тиф, малярию, сибирскую язву или просто гельминтов, ими девяносто процентов жителей заражены. Небось этот шофер входит в их число. Вон какие руки, с сотворения мира не мыты.
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Медведки - Мария Галина - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Натюрморт на ночном столике - Ингрид Нолль - Современная проза
- Рука на плече - Лижия Теллес - Современная проза
- Евстигней - Борис Евсеев - Современная проза
- Письмо в ящике стола - Эйнар Кристьянссон - Современная проза
- Истории обыкновенного безумия - Чарльз Буковски - Современная проза
- Грех и другие рассказы - Захар Прилепин - Современная проза