Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданное решение Уго поступать в Военную академию в семье встретили с противоречивыми чувствами. Возможно, потому, что после успешных выступлений Уго в матчах на национальном уровне все домашние представляли его будущей звездой высшей бейсбольной лиги. Разноголосица мнений смолкла после того, как мать сказала, что поддерживает Уго. По-своему он прав. Надо трезво оценивать ситуацию. Если сутана священника его не привлекает, то военная карьера предпочтительнее непредсказуемых взлётов и падений карьеры спортивной. Военная служба даст возможность вырваться из тисков бедности и продвинуться по социальной лестнице.
Возражала только любимая Мама Роса, которая молилась, чтобы затея Угито провалилась. Она опасалась всего, что было связано с армией и военной службой. Внук успокаивал её: никакого риска для жизни нет, потому что партизаны сложили оружие. Войны нет и больше не будет.
Глава 5
Военная академия: на подступах к судьбе
Существует легенда, что Чавес ступил на порог академии с томиком «Партизанских дневников» Че Гевары. Поддерживают её в оппозиционных кругах для того, чтобы доказать: Чавес с самого начала военной карьеры вынашивал тайные планы и в свои семнадцать лет действовал последовательно, ухищрённо и двулично по отношению к армии, которая по большому счёту дала ему путёвку в жизнь. Соответственно трактуется роль коммуниста Руиса: он был якобы «контролёром» Уго от компартии. Все последующие шаги Чавеса рассматриваются под этим углом: коммунисты тайно руководили им, чтобы со временем захватить власть в стране, однако Чавес оказался хитрее и повёл собственную игру, оставив коммунистов ни с чем.
Таких сомнительных легенд вокруг жизни Чавеса сложилось много, и они охотно используются недобросовестными биографами, исполняющими идеологический заказ по компрометации президента Венесуэлы.
Поступить в Военную академию Уго помогла его бейсбольная одарённость. Академия нуждалась в техничных игроках, и Чавес сумел-таки показать во время «экзаменационного матча», что обладает хорошим классом для своего возраста. Проваленный экзамен по химии ему разрешили пересдать позже.
Итак, Уго стал членом большой кадетской семьи, в которую входили юноши из скромных по достатку социальных слоёв венесуэльского общества. Одни, как Чавес, приехали в Каракас из провинциальных городков, другие и вовсе были из деревенской глуши. Чуть выделялись столичные ребята, правда, не из фешенебельных восточных районов новой застройки, а из западных — пролетарских, густозаселённых и окружённых убогими кварталами ранчос (ranchos).
Военные эксперты, указывая на «народные корни» венесуэльского офицерского корпуса, часто сравнивают его с командным составом самой «элитарной» армии на континенте — чилийской. Военная карьера в Чили всегда считалась привилегированной. Нет, наверное, ни одной состоятельной семьи в этой стране, представители которой не служили бы (и не служат) в национальных вооружённых силах. Отбор в военные училища осуществляется с предельной строгостью и по классовому принципу. Учитывается «расовая принадлежность» кандидата, традиционная политическая «ориентация» его семьи. Десятилетиями существовал запрет на приём в училища индейцев мапуче и аймара. Элитарный характер формирования офицерского корпуса Чили сохраняется до сих пор. Чавес с его пролетарскими корнями и «расовым многоцветьем» ни при каких условиях не смог бы в Чили стать офицером…
В первое же увольнение (после шести месяцев строгого казарменного режима) Уго посетил Южное кладбище в Каракасе, отыскал могилу своего бейсбольного идола Исаиаса «Латиго» и поставил поминальную свечу в знак благодарности за «помощь оттуда» при поступлении в академию.
Этот визит был также прощанием с мечтой о звёздной карьере в бейсболе. «Я пошёл туда, — объяснял позднее Чавес, — потому что ощущал внутри какой-то узел, что-то вроде непогашенного долга, из-за чего я чувствовал себя плохо. Я начал говорить с могилой, с духом («Латиго»), который обволакивал всё вокруг, с самим собой. Я словно говорил ему: «Прости, Исаиас, я отказался идти этим путём. Сейчас я солдат». Покинув пределы кладбища, я ощутил себя свободным».
«Так, — вспоминал Чавес, — я вступил в военный мир, который был совершенно неизвестным мне. Всё было внове, начиная от первой побудки под звук трубы в пять часов утра. Шло время, и я проникался военным духом, ощущал в себе иную жизненную мотивацию. В солдатской форме я совершал на учениях долгие марши и часто видел на обочинах дорог истощённых детей. По ночам в читальном зале академии я писал дневник. Перечитывая его через двадцать с лишним лет, я убедился, что у меня уже тогда что-то пробудилось в душе. Потому что, когда я, будучи кадетом 18 лет, увидел сеньору у бедной хижины и рядом с нею малышей, полумёртвых от голода, я почувствовал, что должен сделать что-то для них. Причём гораздо больше, чем просто отдать им банки с сардинами и леденцы из военного рюкзака».
Самыми трудными в академии были первые дни и недели, которые в учебных инструкциях назывались «Предварительный кадетский период». Далеко не все зачисленные выдержали его. Из 375 принятых в академию через два месяца осталось меньше половины. У кого-то обнаружилось плоскостопие, кто-то не выдержал ранних побудок, кто-то болезненно относился к постоянной требовательности командиров, особенно в усвоении воинского устава. Чавес с улыбкой вспоминал о своих тогдашних страданиях: «Мы, мальчишки, не имели даже представления о том, как отдают честь. Я — левша, и в один из первых дней в академии отправился за чистым бельём. Возвращался я с рюкзаком в правой руке и, когда увидел в коридоре офицера, отдал ему честь левой рукой. «Новичок, вы что, спятили?» — такова была его реакция. Помню, что во время первого обеда в столовой академии я держал ложку с супом в левой руке. И конечно, дежурный сделал мне замечание: «Ты с ума сошёл! Как можно есть левой рукой? Едят только правой!» Ложка в правой руке дрожала, суп проливался на форму, надо мной смеялись. Это было ужасно, хотелось сбежать, но, когда ты имеешь твердую цель в жизни, это помогает преодолевать и более суровые испытания».
В повседневной жизни курсантов было много обязанностей. Уборка помещений и территории, чистка пуговиц, ботинок и портупей, парадных касок и кинжалов — всё это занимало немало драгоценного времени. Плюс к этому напряжённый ритм занятий — с подготовкой «домашних заданий» по 9–10 предметам. Чтение монотонно-наукообразных монографий, сочинённых преподавателями (попробуй прояви равнодушие к этим многостраничным трудам!). Вечером кадеты без сил валились на кровати, а утром — в пять утра по сигналу трубы — на пробежку. Уго с головой погрузился в учёбу, привыкая к армейской дисциплине, жёсткому распорядку дня. Можно представить, чего это ему стоило при его взрывном темпераменте «льянеро» — степняка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Команданте Чавес. Его боялась Америка - Виктор Чернов - Биографии и Мемуары
- Никола Тесла - Борис Ржонсницкий - Биографии и Мемуары
- Лики Есенина. От херувима до хулигана - Алексей Елисеевич Крученых - Биографии и Мемуары
- Ларc фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью. Ларс фон Триер. Догвилль. Сценарий - Антон Долин - Биографии и Мемуары
- «Расскажите мне о своей жизни» - Виктория Календарова - Биографии и Мемуары
- Воспитание православного государя в Доме Романовых - Марина Евтушенко - Биографии и Мемуары
- Одинокий пишущий человек - Рубина Дина Ильинична - Биографии и Мемуары
- Беседы с Маккартни - Пол Дю Нойер - Биографии и Мемуары
- Александр Вертинский - Ростислав Коломиец - Биографии и Мемуары
- Дочь Сталина. Последнее интервью (сборник) - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары