Форма входа
Читем онлайн Нарцисс и Златоуст - Герман Гессе
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И все же жизнь была прекрасна. Он сорвал в траве маленький фиолетовый цветок, поднес его к глазам, заглянул в маленькую узкую чашечку. В ней пульсировали жилки, в ней жили крохотные, тонкие, как волоски, органы; как в лоне женщины или в мозгу мыслителя, там трепетала жизнь, подрагивала страсть.
О, почему мы почти ничего не знаем? Почему нельзя поговорить с этим цветком? Но ведь даже два человека не могут как следует поговорить друг с другом, для этого нужен счастливый случай, особенная дружба и готовность. Нет, в том-то и счастье, что любви не нужны слова; иначе она была бы полна недоразумений и глупостей. Ах, как вздрагивали, словно ослепнув от избытка блаженства, полузакрытые глаза Лизы, и только белки показывались в щелках между трепещущими ресницами — этого не выразить и десятками тысяч ученых или поэтических слов!
Он разглядывал листочки маленького цветка, так красиво и удивительно умно расположившиеся вокруг стебля. Прекрасны стихи Вергилия, он любил их; но и у него попадались стихи, и наполовину не столь ясные и разумные, и наполовину не столь прекрасные и полные смысла, как строгая спираль этих крохотных листочков на стебле. Каким наслаждением, каким счастьем, каким восхитительным, благородным и осмысленным деянием было бы, создай человек один-единственный подобный цветок! Но на это никто не способен, ни герой, ни император, ни папа римский, ни святой.
Когда солнце опустилось к горизонту, он встал и отыскал место, указанное крестьянкой. Там он стал ждать. Как прекрасно было ждать и знать, что женщина торопится к тебе с любовью.
Она пришла и принесла в полотняном платке большой ломоть хлеба и кусок сала. Развязав узел, она выложила перед ним еду.
— Для тебя, — сказала она. — Ешь!
— Потом, — ответил он, — я не хочу хлеба, я хочу тебя. О, покажи мне то прекрасное, что ты принесла с собой!
Много чудесного принесла она: сильные, жадные губы, крепкие, блестящие зубы, сильные руки, они покраснели на солнце, но от локтей и выше были белые и нежные. Слов она знала немного, но в горле ее звенела прекрасная манящая мелодия, и, когда она почувствовала на себе его руки, его нежные, деликатные и чуткие руки, каких ей еще не приходилось встречать, кожа ее затрепетала, из горла послышались звуки, похожие на мурлыканье кошки. Она знала мало любовных игр, меньше, чем Лиза, но она была удивительно сильной, она обнимала возлюбленного так, будто хотела сломать ему шею. По-детски жадной была ее любовь, простой и при всей страсти стыдливой; Златоуст был с ней очень счастлив.
Затем она ушла, вздохнув, с трудом оторвалась она от него, ей нельзя было оставаться.
Златоуст остался один, счастливый, но и печальный. Только позже он вспомнил про хлеб и сало и поел в одиночестве, когда была уже ночь.
Восьмая глава
Уже немало времени странствовал Златоуст, редко проводя две ночи в одном и том же месте, повсюду желанный для женщин и одариваемый ими любовью, загоревший на солнце, исхудавший от странствий и скудной пищи. Многие женщины прощались с ним на рассвете и уходили, иные со слезами на глазах, и он думал порой: «Почему же ни одна не останется со мной? Почему, раз они любят меня и из-за одной только ночи любви нарушают супружескую верность, — почему все они сразу же возвращаются к своим мужьям, чаще всего боясь, что будут поколочены ими?» Ни одна всерьез не просила его остаться с ней, ни одна не просила взять ее с собой и во имя любви разделить с ним радости и тяготы странствий. Он, правда, никого и не приглашал и ни одной даже не намекнул об этом; положа руку на сердце, он видел, что ему дорога свобода, и не мог вспомнить ни одной возлюбленной, тоска по которой не оставляла бы его в объятиях следующей. И все же его удивляло и немного печалило, что любовь — и женская, и его собственная — каждый раз оказывалась такой скоротечной, что она столь же быстро утолялась, как и возникала. Разве это правильно? Неужели так было всегда и везде? Или все дело было в нем самом, быть может, он так устроен, что женщины желают его, находят красивым, но не хотят иной близости с ним, кроме как короткой, бессловесной, на сене или во мху? Может, причина в том, что он жил странствуя, а оседлые испытывают ужас перед бездомной жизнью? Или дело только в нем, в его личности, что женщины вожделели его, прижимали к себе, словно красивую куклу, а затем убегали к своим мужьям, даже если там их ожидали побои? Он этого не знал.
Он не уставал учиться у женщин. Правда, его больше тянуло к девушкам, совсем юным, еще не знавшим мужчин и наивным, в них он страстно влюблялся; но девушки, кем-то любимые, робкие, оберегаемые, чаще всего были недосягаемы. Но и у женщин он учился с удовольствием. Каждая что-то оставляла ему, жест, манеру целоваться, особенную игру, особенный способ отдаваться или сопротивляться. Златоуст все примечал, он был ненасытен и податлив, как дитя, он был открыт для любого соблазна. Только поэтому он сам был так соблазнителен. Одной его красоты было бы недостаточно, чтобы так легко привлекать женщин; их влекла к нему его детская непосредственность, его искренность, его неискушенная, пытливая чувственность, его абсолютная готовность ко всему, чего бы ни пожелала женщина. Сам того не зная, он с каждой женщиной был таким, каким ей хотелось и мечталось, нежным и предупредительным с одной; стремительным и ухватистым с другой, порой неискушенным, как впервые посвящаемый в таинства любви мальчик, порой искусным и умелым. Он был готов к игре и к борьбе, к вздохам и к смеху, к стыдливости и к бесстыдству; женщине он давал только то, к чему она стремилась, что хотела выманить из него. Именно это и чувствовали в нем женщины, знавшие толк в любви, именно это и делало его их любимцем.
А он учился. За короткое время он не только усвоил многие способы и тайны любви и вобрал в себя опыт своих возлюбленных. Он научился также видеть, чувствовать, осязать и обонять женщин во всем их разнообразии; он различал на слух все оттенки голоса и у иных женщин уже по одному его звучанию безошибочно угадывал характер и силу их любви; он с неослабевающим восхищением наблюдал за бесконечным разнообразием посадки головы на шее, за обрамлением лба волосами, за изгибом коленной чашечки. Он учился в темноте, с закрытыми глазами, одними только нежно ищущими пальцами различать женщин по их волосам, по коже и пушку на ней. Он давно уже начал замечать, что, вероятно, в том и заключается смысл его странствий, его влечения от одной женщины к другой, чтобы как можно тоньше, всестороннее и глубже постичь эту способность познания и различения и научиться пользоваться ею. Быть может, в этом и заключалось его предназначение: в совершенстве изучить женщин и любовь в тысячах ее видов и в тысячах вариантов, как некоторые музыканты овладевают игрой не на одном инструменте, а на трех, четырех, на многих. Правда, он не знал, зачем это нужно и к чему приведет; он только чувствовал, что идет верной дорогой. Да, у него были способности к латыни, к логике, но не такие необычные, удивительные и редкостные, как к любви, к любовной игре с женщинами, здесь он учился без устали и ничего не забывал, здесь его опыт накапливался и упорядочивался как бы сам собой.
Однажды, пространствовав уже год или два, Златоуст забрел в имение состоятельного рыцаря, отца двух прекрасных, юных дочерей. Стояла ранняя осень, по опыту прошлой осени и зимы он знал, что ночи скоро станут прохладными, и с тревогой думал о наступающих месяцах: странствовать зимой было нелегко. Он попросил поесть и спросил, можно ли переночевать. Его учтиво приняли, а когда рыцарь узнал, что странник — человек ученый и знает греческий, то предложил ему перейти от стола прислуги к своему столу и обращался с ним почти как с родным. Обе дочери сидели потупив глаза, старшей было восемнадцать, младшей едва исполнилось шестнадцать, их звали Лидия и Юлия.
На другой день он хотел идти дальше. У него не было никакой надежды на то, чтобы завоевать расположение одной из этих прекрасных белокурых девушек, а других женщин, ради которых стоило бы остаться, там не было. Но после завтрака рыцарь отозвал его в сторонку и повел в комнату, предназначенную для особых целей. Старик скромно поведал юноше о своей любви к науке и книгам, показал ему небольшой ларец, полный собранных им рукописей, показал специально сделанную конторку и запас отменной бумаги и пергамента. Как позже узнал Златоуст, этот благочестивый рыцарь в молодости учился, но потом целиком отдался воинской и светской жизни, пока во время тяжкой болезни божественное предостережение не побудило его отправиться в паломничество, чтобы раскаяться в грехах молодости. Он дошел до Рима и даже до Константинополя, возвратившись, нашел отца умершим, адом опустевшим, поселился в нем, женился, потерял жену, воспитал двух дочерей и вот теперь, на пороге старости, взялся за составление отчета о совершенном некогда паломничестве. Он написал уже несколько глав, но, как он признался юноше, его латынь оставляла желать лучшего и не давала ему развернуться. Он предложил Златоусту новую одежду и кров, если тот исправит и перепишет начисто уже написанное и поможет в продолжении задуманного.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Нарцисс и Златоуст - Герман Гессе бесплатно.
Похожие на Нарцисс и Златоуст - Герман Гессе книги
- Собрание сочинений в четырех томах. Том 2 - Герман Гессе - Классическая проза
- Кнульп. Демиан. Последнее лето Клингзора. Душа ребенка. Клейн и Вагнер. Сиддхартха - Герман Гессе - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Творения, том 2, книга 1 - Иоанн Златоуст - Классическая проза
- Творения, том 2, книга 2 - Иоанн Златоуст - Классическая проза
- Открытая возможность (сборник) - Уильям Моэм - Классическая проза
- Ночь в октябре - Константин Паустовский - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Скрипач - Герман Мелвилл - Классическая проза
- ПЬЕР - Герман Мелвилл - Детектив / Классическая проза / Русская классическая проза
