Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, эпидуральная анестезия лишает женщину возможности управлять мышцами брюшного пресса, что нехорошо для головки рождающегося ребёнка. Она может застрять, и тому «красивому парню в салатовой пижаме» придётся, подпрыгивая, давить вам на живот, как будто вы – пакетик майонеза, завалявшийся в холодильнике, и кушать больше нечего, а хочется. Это не очень хорошо ни для вас, ни для «Платона» или «быстрого разумом Невтона», которого сейчас «российская земля» через вас рожает.
Вернёмся всё-таки в американский оперблок, где ваша покорная слуга никак не может сосредоточиться из-за одолевающих её воспоминаний и аллюзий.
Итак. Американские операторы медленно, «по линеечке», выполнили поперечный разрез по Пфаненштилю – в том самом месте, где живот переходит в лобок, – и аккуратненько послойно проникли в брюшную полость. Проблема медикаментозной депрессии[33] их не волнует – ещё один плюс «укола в позвоночник» при C-section. В отличие от комбинированного эндотрахеального, в просторечии именуемого «общим», к ребёнку не поступает слишком много наркотических веществ. Женщина, кстати, при подобного рода обезболивании находится в сознании. Вы можете рассказывать ей анекдоты и всячески веселить. Правда, от шуток на медицинскую тематику и воплей: «Никто не видел, куда упала моя контактная линза?» или «А где ещё один зажим?!» – лучше воздержаться на время.
В отечественной акушерской школе «медикаментозная депрессия», то есть некоторая заторможенность сродни «обкуренности», просто не успевает наступить: наркоз на первоначальных этапах мягкий, щадящий, а ребёнка мы «дома» извлекаем на пятой, максимум – на седьмой минуте. Ну, в форс-мажорных ситуациях – на десятой. Американцы же ковырялись минут двадцать, ей-богу, не вру! «За всю Америку» я вам, конечно, не скажу. Может, именно мне в одном из центров мировой медицинской культуры попались, как на грех, такие черепахи.
Кесарево сечение выполняли женщине с недоношенной беременностью сроком в тридцать две недели. Показания со стороны плода: кардиотокограмма выявила признаки острой внутриутробной гипоксии.[34] Перевожу с медицинского на людской – на седьмом месяце ребёнку «в животе» стало очень плохо, что и зафиксировал такой гулко стучащий самописец, выдавая частые каляки-маляки, похожие на кардиограмму мыши.
На время извлечения плода из матки женщине, даже в Америке, обычно вводят внутривенно какой-нибудь наркотик кратковременного действия, чтобы на пару минут «вырубить» из «прямого эфира». Потому что оценивать ваше остроумие она в этот момент не настроена, а непременно хочет «посмотреть на ребёночка». Но «ребёночки»-то разные бывают. Особенно недоношенные. И, кроме шуток, этап достаточно сложный. Конечно, «зона» работы анестезиолога отделена от «зоны» работы хирургов небольшой ширмой на планке, но… Именно на этапе «рождения» плода возможны различные форс-мажоры, которые не предназначены для «открытого просмотра» даже самыми мужественными матерями.
Тут хочу сделать лирическое отступление для тех, кто собрался рожать непременно путём кесарева сечения, – не обольщайте себя околовсяческими сведениями о том, что нож и наркоз – избавление от мучений вас лично и меньший риск внутриродовых травм для ребёнка. Если вам поведала это соседка, подружка или ещё кто – бросьте ей на прощанье: «Дура!» Если же подобную чушь вам поведал доктор в женской консультации – немедленно поменяйте наблюдающего врача (не забыв ославить на всю округу «советчика»). Да, это «не наш метод», но другого пути нет – развеиваю миф в популярной, доступной форме: разрез на матке скальпелем делается двухсантиметровый и разводится пальцами хирурга до двенадцати сантиметров, и оттуда «рождается», как положено писать в операционных протоколах, а на самом деле – извлекается, ещё и не всегда легко, ваш долгожданный карапуз. Иногда всё тот же голубоглазый «Иван Иванович» в пижаме делает жим, лёжа на вашем животе. Поверьте мне, то место, откуда обычно рожают женщины, гораздо более эластично, растяжимо и более подходит для подобного рода экзерсисов, нежели мускулатура матки (которая иногда рвётся в процессе «рождения», что приводит к обильным кровотечениям) и уж тем более – чем кожа передней брюшной стенки, о которой вы так заботились всю беременность и буквально накануне упрашивали «Иван Иваныча» сделать вам «чтоб было красиво», «косметику» и кто о чём наслышан. «Иван Ивановичу» или «Марьиванне» иногда бывает очень сложно выполнить ваши пожелания. Акушерский родильно-операционный блок – не клиника пластической хирургии. В общем, все, кто настроен на кесарево, – марш-марш смотреть старый добрый американский фильм восьмидесятых годов «Чужой». Есть только один критерий для выполнения кесарева сечения: строгие медицинские показания. Доверьтесь профессионалам.
Итак, момент извлечения нового полноценного, хоть и слегка недоношенного, американского гражданина близился. Анестезиолог шепнул хирургу на ухо что-то вроде, мол, ну что? Вырубаем? И тут американский эскулап то ли пыль в глаза стажёрке решил пустить, то ли просто недооценил ситуацию, но он ответил «наркотизатору» что-то вроде: «Да хай так будэ!» – и «родил» из операционной раны глубоко недоношенного младенца. Он был очень маленький. «Где-то 1700 грамм», – привычно отметил «на глаз» мой натренированный мозг. Весь покрыт смазкой и ещё «несвалявшимся» волосяным покровом – во время внутриутробной жизни мы все в ускоренном режиме проходим «эволюцию» – в человеке есть всё. И «морские гады», и «синие киты», и обезьяна, догадавшаяся палкой сбить банан. А в некоторых – даже прапорщик. На пупса с открытки он был похож, как я на новорождённого тюленёнка. Младенец безжизненно повис на руке акушера и не издал ни единого звука. Наши бравые неонатологи в таких случаях немедленно приступают к реанимационным мероприятиям. А отечественные эскулапы пишут после в операционных протоколах: «Произведена эвакуация слизи из дыхательных путей, отделён от матери – передан неонатологу».
Но, видимо, всё же американский хирург решил «поразить Лизу широтой размаха». То есть меня. Наложив зажим на пуповину, он приподнял это слегка зловещее для непривычного зрителя создание, привычным жестом приподняв его правую ножку (лично мне эта процедура всегда слегка напоминала демонстрацию молочного поросёнка покупателям на рынке), и радостным голосом воскликнул: «Мои поздравления, мэм! У вас мальчик!» После чего «мэм»… потеряла сознание. Естественно, сама она не упала – поскольку уже лежала. «Потеря сознания» на операционном столе – это резкое падение артериального давления, которое, естественно, приводит к обильному кровотечению. Анестезиолог, немедленно опомнившись, сделал все необходимые инъекции в «жилу» капельницы и немного отматерил хирурга, сказав что-то на манер: «Чтоб я ещё раз тебя, мудака, послушал!» – чем очень напомнил мне родимый роддом.
Не волнуйтесь, с детёнышем всё было о’кей. Его «раздышали», он порозовел. Запоздало, но очень громко заорал, наверняка что-то возмущённо-матерное. В общем, новый гражданин США появился на свет в городе Бостоне в замечательной клинике, где любят и ценят жизнь.
Операция была завершена успешно. И не медленно, а – методично. Эти замечательные врачи никуда не торопились. Они точно знали: возникни ургентная ситуация – у них будет свободная операционная, инструменты, операционное бельё и медикаменты. А не только «авось» и «такая-то мать»! Так что честь и хвала им.
«Тётя»
Сегодня ночью я стояла на невероятно красивом плато. Явно искусственного происхождения. Невероятно стильно, но строго наряженная, с изысканным деловым портфелем, стоящим у ног. Было светло, тихо и невнятно. Я крутила головой. Видимо, кого-то ждала. Хотела было закурить, но тут появилась цыганка. В дублёнке, платке и цветастых юбках.
Я взяла в руки свой дорогущий сундук. А она мне ручкой махнула. Мол, не затем я сюда пришла! Дура ты, а не Татьяна Юрьевна!
Потом я делала лабораторную по химии. Каталась по одесской школе номер 118, что на Советской Армии, угол Книжного переулка, – «Зелёный фургон» смотрели? Эпизод с ограблением банка. Так вот, не банк это никакой, а библиотека в том самом Книжном переулке. Сейчас даже не знаю, что там, – на жутком лифте каталась. Лифт был огромный. В лифте был паркет. Лифтёром был актёр Соловьёв. Когда-то он мне жутко нравился. В восьмом классе нашу гоп-компанию из десяти человек сняли в больших эпизодах к какому-то фильму – даже названия не помню, представляете? Соловьёв сказал, что я похожа на молодую Чурсину, и я долго плакала, потому что считала многоуважаемую Людмилу уродиной. Помню, увидав фильмец, решила, что и я уродина. Наверное, поэтому и название забыла напрочь. Ровесники должны помнить – там юный Вовка Пресняков завывал про синий Зурбаган. Эпизоды сильно порезали, но в паре кадров мы остались. Я, Анька, Олег и ещё один по кличке Хер Сонский. Нет, Красавчика в этом фильме не было. Но киностудия – это такой большой табор. Лифт ехал долго. Мы с Соловьёвым любезничали. А потом оказались в огромном помещении, где сидел профессор акушер-гинеколог из совсем другого моего пространственно-временного измерения, а бабушка Козырь Нина Николаевна – жена своего мужа и доктор анатомических медицинских наук – гоняла по кругу на спортивной алой «Тойоте» своего внука. А потом снова пришла цыганка. Та самая. Она пришла со шваброй. Вытерла с пола околоплодные воды, посыпала линолеум наструганным парафином, посмотрела на меня строго и говорит:
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Психоз - Татьяна Соломатина - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61 - Татьяна Соломатина - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Секс в большом городе - Кэндес Бушнелл - Современная проза
- Требуется героиня - Зоя Журавлева - Современная проза
- На Верхней Масловке (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- На Верхней Масловке (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- Кот, который всегда со мной - Питер Гитерс - Современная проза