попал почти никто, а тех, кто попал - выпустили. Выпустили и тех, кто был арестован по навету вашего батюшки. Верно?
- Да, разумеется - это все вело к распаду страны, а я счел это нежелательным. Мне нужна была единая, крепкая и готовая к тому, что последует за сменой богов Собрана.
- Почему Алессандр Гоэллон не был арестован вместе с Реми по обвинению в организации бунта?
- Отец это планировал, я был решительно против.
- Против взятия заложника из этого рода?! Руи был бы куда сговорчивее, не правда ли?
- Я не видел ни малейшей выгоды в том, что этот молодой человек попадет в руки "заветников", а он бы непременно к ним попал, пока отец был жив. Последовало бы жертвоприношение и явление Противостоящего. Мои планы выглядели иначе. Элграс - тот король, что меня вполне устраивает, а алларско-эллонской коалиции можно доверить исполнение моих замыслов. Начать реформы они не способны, но смогут их продолжить.
- Чума на вас, - вздохнула Кларисса. - Вы безнадежны! Ладно, я уже усвоила, что вы все делали по своему желанию и для своей выгоды. Так что на самом деле произошло между вами и Реми?
Вопрос этот мог стоить жизни; но рискнуть стоило. Прошлые объяснения удовлетворили женщину лишь отчасти. Слишком разумно они звучали, к тому же герцог Скоринг тогда солгал; пусть в мелочи.
- Я попробовал с ним договориться. Он не стал слушать. Я не знал, что он... способен на такие вещи, пока не обнаружил себя за столом, выписывающим приказ об его освобождении. Дальнейшее... - гость прикрыл ладонями лицо, и Кларисса недоверчиво уставилась на него, поигрывая кофейником. Что за драма, разыгранная дурным актером?! - Я повел себя весьма постыдным образом. Мне показалось, что именно так он когда-то поступил и с моей сестрой, и с целым рядом других людей - глупость, конечно, но тогда я был уверен, что все сходится... Я приказал пытать его. Потом... потом мне было слишком сложно заставить себя думать о происшедшем. Мне следовало приказать позаботиться о его здоровье так, как положено, но только вспоминая об этом... идиоте, я хотел его попросту убить. Целую седмицу, проклятье... Я совершил то, на что не имел права, я рискнул жизнью ценного заложника, и только потому, что позволил себе примешать чувства к... к делу...
Мать, Воин и прочие боги, сущие на свете!..
Кларисса едва не выронила свое орудие допроса. Он не врал, не притворялся, это было отчетливо ясно, и от этой ясности хотелось закричать. Взрослый человек, которого большинство считало невероятным злодеем и расчетливым подлецом, закрывал лицо мелко дрожащими ладонями - словно новобранец, впервые убивший врага, словно ребенок, первый раз увидевший публичную казнь...
- Вам до того приходилось делать что-то подобное? - женщина осторожно отвела его ладони от лица, но напрасно - глаза были прикрыты.
- Нет. И если бы не моя глупость... многократная. Я только потом понял, что испугал его. Он мне, собственно, ответил на вопрос, как ухитрился пропустить подготовку к хлебному бунту. И обозначил свое отношение к этому бруленскому юноше. Я слишком явно удивился...
- Довольно, - госпожа Эйма топнула ногой. - Вы... вы просто невероятный какой-то человек! А с Араоном и Фелидой?
Спрашивать об этом было - словно лезть острым инструментом в рану, но иначе было нельзя.
- Еще два моих постыдных и непростительных поступка, - Скоринг поднял голову и наконец-то взглянул Клариссе в лицо. Кажется, "непростительный" нужно было понимать буквально: то, чему нет и не может быть прощения, и даже прости Араон - бывший регент сам себя не простит. За это и за все прочее. - Из-за того, как я вел себя с Араоном, погибла герцогиня Алларэ - я своими руками подтолкнул его, но понял это только потом. С Фелидой я поступил слишком сурово, мне нужно было, чтобы она в неподходящий момент не начала упрямиться...
Великолепно, просто великолепно! Прямо-таки мирское воплощение Противостоящего!..
- Вы заставляете меня думать, что просто упиваетесь своими грехами, - Кларисса вдруг разозлилась.
- Я делал то, что хотел, прекрасно понимая, кому и сколько будет стоить удовлетворение моих желаний.
- Думаете, хоть кому-то легче от того, что вы не стремитесь оправдываться за то, что натворили? От вашего самобичевания и упоения своей невероятной подлостью ничего не исправится! Если вы надеетесь так же обойтись с господином регентом, совершить очередную ошибку и скорбно признать ее, лучше убирайтесь, пока я не позвала стражу!
- Госпожа моя, помилуйте!.. О чем вы говорите? Я просто честен перед собой и вами!
Какой дурак, какой невероятный дурак!.. Сколько лет он занимался только тем, что предотвращал беды, которые могли прийти извне мира - из-за богов и претендующих на небесные троны существ; изнутри - от его ополоумевшего отца, который перевернул все с ног на голову. Покойный казначей из всего, что узнал, захотел понять лишь одно: есть способ стать правителем даже не Собраны, а всего мира...
Дурость эта была женщине подозрительно знакома - герцог Гоэллон год за годом так же закрывал собой и страну, и династию, глава которой под конец дошел до того, что решился отправить его на заведомую смерть. До чего ж они были похожи - не в мелочах, в главном: в привычке называть действиями к своему удовольствию все то, что делалось дорогой ценой, и платили ее оба - собой.
- От вашей честности плакать хочется. Ладно, не мне вас судить, - вздохнула Кларисса. - С чего вы решили, что должны вмешиваться сейчас?
- Я знаю, куда отправился герцог Гоэллон и знаю, что он задумал.
- От этого вашего будущего бога?
- Да! - Скоринг вскинул голову, на щеках проступил румянец. - Герцог задумал очень сложную вещь, сложную вообще, а сейчас - просто невыполнимую. Он понял, как избавиться от проклятья, но то, что он придумал, нужно было делать раньше. Сегодня это приведет к катастрофе...
- Герцогу Гоэллону неоднократно удавалось исполнить то, что всем казалось невыполнимым, - А ты сам, разве ты задумал что-то простое и ясное? Всего-то заменить одних богов на другого и попутно избавиться от четвертого, который уничтожит все живое, как и рассказывала Церковь.
- Не в этот раз. Герцог ошибается в своих расчетах. То, что
