но с отблеском новой решимости. Мне всё ещё казалось, что я самозванка в этом мире утончённости и знаний, но что-то в словах Джулиана напоминало мне, что иногда магия в том, чтобы просто продолжать искать.
Шёпоты прошлого
Вечер в Оксфорде был поразительно тихим. Лёгкий дождь моросил с самого заката, стуча по мостовой и заставляя влажный воздух пахнуть листьями, мокрым камнем и дымком от дальних костров. Узкие улицы утопали в золотом и багряном, словно сам город решил облачиться в осеннее великолепие. В его древности чувствовалась какая-то особая магия, будто он был не просто городом, а живым существом, дышащим временем.
Я шла по мостовой, поправляя шарф, который постоянно спадал с плеч. Каждый шаг был эхом в этом лабиринте из серых стен и теней фонарей, и с каждым поворотом я ощущала, как маленький, но гнетущий голос в моей голове твердит: Ты не принадлежишь этому месту.
Колледж, где учился Шелли, где преподавал Джон Рёскин, а теперь – я, всего лишь русская студентка, стоящая на пороге нового мира. Сложно было избавиться от ощущения, что я – всего лишь наблюдатель, чужак, случайно попавший на чужую сцену.
Я подняла взгляд, когда услышала, как кто-то окликнул меня:
– Анна, вы решили бросить вызов оксфордскому дождю?
Голос был мягким, с аристократическими интонациями, которые обволакивали слова, делая их почти мелодичными. Я обернулась и увидела Джулиана. Он стоял в паре шагов от меня, укрытый под большим зонтом, и его твидовое пальто отливало тёмной зеленью в свете уличных фонарей.
– Дождь не кажется таким страшным, – ответила я, пытаясь скрыть неловкость.
– Похвальная отвага, но позвольте мне всё же предложить вам укрытие, – сказал он, наклонив голову, будто предлагая танец.
Я сделала шаг к нему, и он аккуратно приподнял зонт, чтобы нас обоих укрыть.
– В Оксфорде дождь – это не просто погодное явление, – продолжил он, мягко улыбнувшись. – Это своего рода испытание на стойкость. Те, кто могут выдержать его, обретают право на принадлежность этому месту.
– Значит, я всё ещё в процессе? – попыталась пошутить я, но моя улыбка выдала смущение.
– Вы уже принадлежите этому городу, – ответил он, слегка повернув голову. – Просто пока не осознали этого.
Его слова оорачивали меня, как теплый плед, развеивая мои сомнения, пусть даже на мгновение.
Мы шли бок о бок по извилистым улочкам. В воздухе пахло сыростью и каким-то неуловимым ароматом старого времени. Лужи на мостовой отражали свет фонарей, создавая иллюзию, будто мы шли по звёздной дорожке.
– Что вас привело в Оксфорд? – вдруг спросил Джулиан, его голос был низким и обволакивающим, как осенний туман.
– Желание изменить что-то в своей жизни, – призналась я, чувствуя, как мои слова растворяются в этом уютном вечере. – Иногда кажется, что ты застрял в своей рутине, как в пьесе, где знаешь каждую реплику наперёд.
Джулиан кивнул, задумчиво глядя вперёд.
– Любопытно. Вы говорите так, словно пытаетесь переписать свою роль.
– Возможно, так и есть, – ответила я. – А вы? Как вы оказались здесь?
– Оксфорд – это не просто место, – сказал он, слегка замедлив шаг. – Это состояние ума. Здесь я могу быть ближе к тем, кто жил до меня, к тем, кто оставил свои тайны в книгах и строках. Это место, где реальность и мечты пересекаются.
Я невольно улыбнулась, слушая его. В его голосе звучала такая искренность, что мне стало легче.
Мы остановились у маленького кафе с вычурной вывеской, на которой было написано The Bard’s Rest.
– Позвольте угостить вас горячим шоколадом, – предложил Джулиан, и в его взгляде мелькнуло то, что я не могла понять: то ли приглашение, то ли обещание.
Внутри кафе было тепло и уютно. Полки с книгами, запах свежемолотого кофе, деревянные столы, на которых мерцали свечи. Мы выбрали столик у окна, откуда был виден переулок, залитый дождём.
– Шекспир всегда был для меня загадкой, – начал Джулиан, облокотившись на стол. – Вы когда-нибудь задумывались, почему его пьесы так живы, будто он знал что-то, чего не знаем мы?
– Думаете, он черпал вдохновение из магии? – спросила я, глядя на него с интересом.
– Магия – это лишь инструмент, метафора, – ответил он. – Настоящая сила Шекспира – в его способности передавать человеческую природу, наши страхи, желания, страсти.
Его голос звучал почти гипнотически, и я поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы он прекращал говорить.
