Глотку стиснуло в против-в-в… Хрустнули виски. Я скорчился над раковиной, и меня вырвало. Меня рвало ничем. Я блевал и выдавливал из себя пустоту. Вз-з. Вз-з. Когда застонал на полу мобильник, я понял, что уснул прямо возле раковины. Я нашарил телефон и нажал кнопку. Звонил Музыкант.

Очередной старый знакомый.

— Ну, допустим, — скрипнула трубка его голосом. — Ты спас меня, я тебя. Что еще? Расскажу про Музыканта. Он носит в левом ухе гарнитуру, потому что его правая рука не работает, пальцы не сгибаются — их когда-то придавили каблуком. Поэтому Музыкант не может больше играть и занимается другими вещами.

— Что дальше? — прошипела трубка. У Музыканта есть блок-флейта, дешевка из черного пластика, мой подарок. Он носит ее на поясе в кожаной петле. Играть Музыкант не может, поэтому флейта не действует. Она разбирается, в мундштук ее ввинчен железный сердечник, а в нем — тонкое стальное шило, которое целиком прячется внутрь. Музыкант уже заколол этим шилом человек двадцать.

— Ты понимаешь, что это война? Что теперь либо мы, либо они? Если бы психодела убил не я, это наверняка сделал бы Музыкант или кто-то из его людей. С той разницей, что я сам остался бы мертв, или того хуже.

— Знаешь, как ты нас подставил? Одну ногу, одну руку…

— Трое наших попались, — сказал Музыкант. — Если бы не долг, ты бы ответил за них. Почку, легкое и глаз. Он говорит «попались», а не «убиты», чтобы не волновать оператора.

— Мы квиты. Еще раз сунешься — ты понял. Он говорит «понял». Ясно, для чего. Но они сами виноваты. Каждый из нас виновен. Его люди создали психоделов. А он собрал этих людей вокруг себя. А я дал Музыканту способ. Хорошо, что Эврика никогда этого не узнает.

27 июля 2005 года

— Итак, вы слышали голос. Он что-то вам приказывал? Покончить с собой? Совершить убийство? А может, не кончать с собой? Не совершать убийства?

— И хватит издеваться! Перед вами люди с психиатрическим образованием.

— Спокойно, спокойно. Молодой человек. Я прошу вас. Начните сначала. Но не просто сначала, а полностью. У вашего рассказа ведь есть начало?

16 октября 2001 года

На юге Шварцвальда тогда хлынул такой сильный ливень, что в Альпах падали сосны, а в городе вода смывала листья с деревьев. Но это случилось позже, а сейчас Механик жал на педали, и был зол как никогда. Велосипед, желтый облезлый почтовик, без тележки для писем катился легче, но Механик всё равно пыхтел, выжимая из себя последние силы. Ему хотелось нагрузки. Он злился и оттого, что ехать было некуда, и оттого, что отлично знал, куда едет. Механик не переживал из-за кражи. В Европе он воровал часто — обувь быстро портилась на мостовых, а новая стояла на уличных стендах без присмотра, где-то левый, где-то правый, оставалось только подобрать пару. Бесплатный суп ему тоже порой становился противен, а яблоки в садах росли не всегда. Велосипеды здесь водились в огромном количестве, но каждый был пристегнут хорошим тросом, а то и четырьмя. Исходив туда и сюда огромную стоянку, изучив все разновидности противоугонных систем, Механик заметил в каменной арке почтовый велосипед, ободранный и брошенный. Он не был привязан. Колеса почтовика давали сильный люфт, когда Механик катил его прочь и старался не греметь сетчатыми корзинами. В первой же роще Механик достал набор инструментов и снял всё лишнее.

— Не знаю, как в Германии можно попасть под машину, — сказала ее подруга. — Тут скорее попадешь под велосипед. И это было правдой. «Вот дура», — повторял он. Какая же ты дура. Механик отказывался вспоминать, как ему нравилось это в Синице.

Ее ночные прогулки. В дождь, по разделительной полосе. Он вообще сейчас мало что помнил. Его память, кора головного мозга, распалась на стайку микроорганизмов. «Я механик», — думал он. — «Биомеханик. Я занимался наукой. Был в армии. Сдавал на категорию. Я умел водить трак. И, наверно, еще умею». Вокруг него собиралось электричество. Тучи клубились над головой, но ветра не было, и на огромных соснах не шевелилась ни одна ветка.

Тишину над серпантином нарушал только ровный скрип педалей и шуршание полуспущенных шин. Насоса у Механика не было. Вдруг мир стал фиолетовым и ровным. Механик вскрикнул от удивления и не услышал себя. Колеса занесло, и его припечатало об асфальт. Пурпурная стена перед глазами таяла, мерцая в унисон его пульсу. «Вот я и сам», — подумал он рассеянно. И это даже интересно. Шум в ушах постепенно улегся. Механик лежал на шоссе, облезлый почтовик валялся рядом, и вокруг стало еще тише. Черт.

— Я не умер, — сказал он, приподнявшись на локте. Ихь нихьт бин тод… или как его? Он повалился обратно и засмеялся в клубящееся черное небо.

— Молния! Просто молния, — пробормотал он неслышно. — Бахнула где-то рядом. Видно, будет дождь. Тяжелая капля упала ему прямо в глаз, и спустя мгновение ураганный ветер обрушился на всё предгорье Альп, и сверху хлынул ливень. Механик поднялся и побрел, толкая велосипед. Капли дождя на его зрачках работали как линзы, и мир стал пронзительно четким.

Механик шел, захлебываясь мокрым ветром, и вдруг начал что-то понимать. «Итак», — думал он. У каждого тела есть запас прочности. За ним следует точка разрыва. После нее твердая материя либо распадается, либо течет как жидкость. Если допустить, что разум под нагрузкой ведет себя так же, то есть выбор: он или сломается, или… «Мой не сломается», — решил Механик. Он просто изменит форму. А значит, можно стать кем угодно. Он снова улыбнулся. Механик больше не был зол. Он сделал важное открытие. Спустя неделю он разыскал водителя дальнего следования, который возил нелегалов через границу. Водитель подождал, когда Механик заберется внутрь, и задвинул выход сосновыми поддонами. На досках высились башни, связанные из книг. Они пахли хвоей и типографской краской. Механику досталось полтора квадратных метра с вешалкой, раскладушкой, пустым ведром и бутылью воды на пять литров. Ухнул двигатель, грузовик дернулся, выдохнул и заскрипел, выруливая к шоссе. На вешалке болтался засаленный ватник. На койке лежала подушка из тряпья, завернутого в майку с выцветшим футбольным номером. Механик вытянулся на раскладушке, стараясь не касаться ледяных алюминиевых частей, и выдернул из ближнего штабеля глянцевую книжку. Она скрипела и липла к пальцам от новизны. Религиозная брошюра. «КАРМА И ДХАРМА. Так называемая смерть, и после нее». Механик зашвырнул книжку вглубь кузова, повернулся боком и стащил на себя ватник. Грузовик набирал скорость, грохоча железными бортами. Через сутки двигатель замолк, и водитель освободил путь наружу.

Механик выбрался из трейлера, щурясь на бескрайнее серое небо.

Снаружи была осень, такая, когда листьев уже не осталось, а воздух пахнет костром и сыростью. Механик вернулся назад.

27 июля 2005 года

— Добро пожаловать в нашу наркологию с ее не менее знаменитой сексопатологией.

— Секса тут немного, зато колеса выдают бесплатно. Только пригрузи санитара, что тебя ломает. Сам не будешь, я у тебя выменяю.

Хочешь апельсин?

— Не бери апельсин. И главное это… не думай, что мы психи. Мы так, пара извращенцев. А ты? У тебя какая девиация?

25 июля 2005 года

Секс. Второй день подряд я мог думать только о сексе. Была надежда, что меня уберегут ее безобразные остроносые туфли. Ее прическа и косметика тоже помогали держаться. Каштановые локоны Эвридики были окрашены в золотистый цвет, и завиты, и пропитаны лаком до такой степени, что их не хотелось касаться.

— Эффект мокрых волос, — тарахтела Эврика, поправляя спутанный ужас на своей голове. — Когда берешь диффузором, это такая толстая щетка на фене, потом гель, и накручиваешь. Зачем она рассказывает мне об этом? У меня нет волос, и завивать нечего.

— Я Овен. Для меня это очень естественно, такая укладка. Она красила губы и веки так сильно, что когда-то, увидев Эврику в полумраке, я решил, что ее избили. Если бы я знал тогда, что она в порядке, то не сидел бы сейчас на ухабистом бревне у костра, пытаясь незаметно перебраться как можно дальше.

— Ты не обижайся, ты мне очень помог, — сказала Эвридика. — Я думаю, думаю, и… И она заплакала. От нее веяло таким беззащитным теплом, что я только пялился на туфли, самую жуткую часть Эврики. Вернувшись из Москвы, я обнаружил, что здешние девушки одеваются вдвое хуже, чем раньше. Везде был этот рвотный, злой, блеклый розовый цвет. Каждая девчонка надела тесные брюки, расшитые блестками и рваной бахромой. Их тугие штанины оставляли между ног широкий зазор и обтягивали зад так, что на бедрах выступали кости. Но еще страшнее была обувь. Бесформенные узкие мокасины с эффектом утиной лапы, и платформы телесного цвета по форме воловьих копыт. Думать об уродствах, отвлечься от Эвридики, — отступать было некуда. Узкие сплющенные босоножки Эврики компенсировали ее детскую привлекательность. Не идущие ни к какой одежде, украшенные битым стеклом, заблудившиеся в оттенке между красным, оранжевым и фиолетовым, — такие не продавались на каждом углу. Такую дрянь нужно было поискать. Когда любишь одну женщину, невольно ищешь в других изъяны, чтобы уберечь свою верность. Обычно хватает одного или двух. Но с Эвридикой приходилось быть начеку каждый миг. Буквально двадцать минут назад Эврика вынула тонкие ножки из двух безобразий и потянула цветастое платье через голову так внезапно и решительно, что мою промежность тут же пронзили судороги.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 82

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Земля точка небо - Алексей Егоренков бесплатно.

Похожие на Земля точка небо - Алексей Егоренков книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
Дураки - Евгений Будинас - Современная проза
Счастливые люди (сборник) - Борис Юдин - Современная проза
Седьмое лето - Евгений Пузыревский - Современная проза
Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
Путешествие в Город Мертвых, или Пальмовый Пьянарь и его Упокойный Винарь - Амос Тутуола - Современная проза
Ад - Александра Маринина - Современная проза
Дочь фортуны - Исабель Альенде - Современная проза
Дочь полковника - Ричард Олдингтон - Современная проза

Оставить комментарий