каковой ее воспитали, а потомок императора? Поймут ли мои драгоценные внучки, что мы вынуждены были их обманывать?
– Некогда Аламгира звали Аурангзебом, – наконец отвечаю я, встречая их взгляды. – И некогда я была его сестрой.
Низам кивком подтверждает мои слова. Тень, отбрасываемая его тюрбаном, подпрыгивает на коленях Рурайи.
– Сестрой? – изумленно повторяет Гульбадан.
Я наклоняюсь к внучкам:
– Мы обязаны были вас защитить. Иначе...
– Но как ты можешь быть его сестрой?
– Во мне, в тебе, Гульбадан, течет такая же царская кровь, как и в нем.
– Царская? Твой отец был рыбак, как и мой. Он погиб во время шторма!
– Мой отец был император. Император Шах-Джахан[3].
– Не может быть!
– Но это так.
Гульбадан открывает рот, но не издает ни звука. Ее брови сдвигаются. Руки падают на колени.
– Тогда почему ты живешь так далеко от Агры? И почему... почему вы лгали нам? Почему мы ничего не знали?
– Услышав мой рассказ, ты поймешь.
– Но почему ты рассказываешь нам теперь?
– Из-за вашего братишки.
– Из-за Мирзы? Вздор!
Мне редко случалось видеть Гульбадан столь расстроенной. Рурайя ведет себя так, будто она, пробудившись ото сна, увидела на небе два солнца.
– Пожалуйста, выслушай меня, Гульбадан. Я все объясню.
На языке у внучки вертятся сердитые слова, но она обуздывает свой порыв. Я на мгновение закрываю глаза. Нас окутывает тишина, и я спрашиваю себя: разумно ли наше решение? Вне сомнения, мои внучки, уже достаточно взрослые и умные, сумеют хранить мои страшные тайны. Но произойдут ли когда-нибудь такие события, вследствие которых эти сведения станут востребованными?
– Я должна поведать вам историю нашей семьи, рассказать об убеждениях тех, кого уже давно с нами нет, – говорю я. – Я не могу предвидеть будущее, но время сейчас смутное, и в один прекрасный день трон может опустеть. В этом случае Мирза, если пожелает, может заявить свои права. Пока он слишком мал, ему рано слушать мой рассказ, а вот вам – нет. Мирзе потребуется ваша помощь, если он решит последовать тропой, что так старательно прокладывал его прадед, – тропой, которая ведет к миру и состраданию, а не к войне и подозрительности, что окружают нас сегодня.
– Но ведь Мирза еще ребенок, – заметила Рурайя.
– Да, но наступит день, когда он станет мужчиной, как ваш отец. А в мальчике течет царская кровь. Такая кровь могла бы вновь объединить империю. Могла бы спасти тысячи жизней. Вот почему я прошу вас внимательно выслушать все, что я скажу. Вы поведаете эту историю своему брату, когда он будет к тому готов. Вы должны ее знать, если Мирза когда-нибудь попытается взойти на трон.
Гульбадан бросает взгляд в сторону своего далекого дома:
– А пока он не подрастет, мы будем лгать ему, как мама лгала нам?
– Она лгала, дитя мое, только из любви к вам.
– Но мама никогда не должна лгать, – сказала Рурайя.
– Ты будешь лгать, Рурайя, чтобы защитить своих детей. И ты тоже, Гульбадан. Вы будете лгать и лгать, каждый день, столько, сколько потребуется. А потом, однажды утром, таким, как сегодня, вы откроете своим детям правду.
– И что это за правда? – с явным раздражением спрашивает Гульбадан.
Я показываю на Тадж-Махал, стоящий по другую сторону реки:
– Знаете, почему его возвели?
Взгляды девушек обращаются на мраморную жемчужину.
– Император Шах-Джахан, – отвечает моя младшая внучка, – воздвиг его в память о своей жене.
– В память о нашей прабабушке? – поворачиваясь ко мне, спрашивает Гульбадан.
– У ваших прародителей была удивительная судьба, – отвечаю я. – Низам знает историю их жизни. И ваши родители ее знают. Но мы стареем, и нельзя, чтобы она вместе с нами умерла.
Рурайя смотрит на Низама. Тот опять кивает в подтверждение моих слов. Мой друг честен, как зеркало, и Рурайя в удивлении приоткрывает рот.
– Как все началось?
Я не великая рассказчица, но сейчас стараюсь говорить складно, надеясь, что моя речь успокоит страхи внучек. Я объясняю, что моего отца до того, как он сел на Павлиний трон, звали Хуррам. Он был любимым сыном императора, и ожидалось, что однажды он возглавит империю.
– Когда Хурраму было пятнадцать лет, – продолжаю я, – он как-то зашел в лавку, где торговали шелками и бусами. Там на подушке сидела моя мама – Арджуманд. Ее красота, как утверждали поэты, и радугу заставила бы плакать от зависти. Хуррам был покорен. Спросил, сколько стоит бусина, а мама отрывисто сказала, что это не бусина, а бриллиант и цена ему десять тысяч рупий. Она думала, что таких денег нет и в помине у моего отца, а тот быстро отсчитал названную сумму.
На следующий день Хуррам пришел к своему отцу с просьбой разрешить ему жениться на Арджуманд. Император не понаслышке знал о безумной любви и едва ли мог отказать сыну. И все же он постановил, что Хуррам вправе сочетаться браком с Арджуманд не раньше, чем через пять лет. И мой отец из политических соображений взял в жены персидскую принцессу Кадхари Бегум.
– Почему мы никогда о ней не слышали? – уже менее сердито спрашивает Гульбадан.
– Потому что остальных своих жен отец ценил не больше, чем верблюдов. – Я подавила улыбку, довольная тем, что маму отец ставил гораздо выше, чем ее предшественниц. – Он заботился о своем гареме, но редко туда наведывался.
– И что произошло через пять лет? – осведомляется Рурайя.
– Хуррам и Арджуманд сочетались браком в полнолуние, стоя внутри кольца из золотистых факелов. А потом ночь озарили китайские шутихи, так что стало светло, как днем.
Гульбадан, смотревшая на небо, переводит взгляд на меня:
– Но, Джаха, что же в этом опасного?
– Семена опасности были посеяны вскоре после этого, когда родились я, мои братья и сестры. Мы разожгли войну в империи, войну, в которой брат шел на сестру, отец – на сына.
– Вы?
– И я в том числе, – медленно произношу я. – Я старалась делать как лучше, но все битвы выиграть нельзя.
– Какие битвы? Что ты сделала?
– Выслушай меня, Гульбадан, и скоро ты все узнаешь.
ГЛАВА 1
Мое пробуждение
Я вытерла с губ молоко и обвела взглядом императорский гарем. Жилая часть Красного форта, предназначенная для избранных женщин, представляла собой комплекс комнат, садов, аллей, укромных уголков, террас и гротов. Мужчинам, кроме императора, его
