Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во все продолжение этой речи кадровик не сводил глаз с Попцова. Когда тот замолчал, начальник, вздохнув, спросил:
- Пьющий?
- А то как же!
- Как насчет прогулов?
- Ни боже мой! Даже пьяный или, предположим, с глубокого похмелья - на работу как штык...
- В цех автомобильного транспорта тебя возьму. Кузнечное дело знаешь? Паять, лудить?
- Самое разлюбезное мое...
- Ступай. Устраивайся. И смотри у меня, Григорий Петрович...
- Да разве ж я не понимаю! Мерси за доверие.
Устроившись в цех автомобильного транспорта, Попцов в первый же день попался на воровстве распределителя зажигания с двигателя ЗИЛ-131, принадлежавшего местному передовику - некоему Мердину, шоферу с двадцатипятилетним стажем.
Попцова с треском уволили из АТП № 7.
Ровно через неделю он стоял перед дамой в золотых серьгах и собольей шапке - владелицей фирмы "Вектор".
Хозяйка "Вектора", брезгливо перелистывая трудовую книжку, цедила сквозь зубы:
- Экой ты... Одних "горбатых" статей - восемь штук!
Она уже набрала в грудь воздуха, чтоб сказать резко и категорично: "Нет, нам таких работников даром не нужно!"
- Человек без работы, Наталья Михална, - послышалось в этот момент, извините за выражение, как птица без клетки...
Наталья Михална закрыла рот и выпучила на посетителя глаза.
Через час, тяжело вздыхая, Попцов уже скреб лопатой асфальт перед офисом фирмы "Вектор"...
Происшествие в Павловщине
Жил на свете такой Евдокимов. Не тот, который цветущий актер-юморист, а другой. Старый, гадкий. Да и то - пил и курил с десятилетнего возраста. Жену его, Катьку, у нас всякая собака знала. Потому что ходила та Катька с запрятанной под подолом дохлою кошкой. Дети у них - мальчик и девочка шести и семи лет. Девочка, бывало, в школе училась. А пацан дома сидел. Пробовали и его в школу (в садик-то таких не берут), но Наробраз запретил. Сказал: "Нечего мучить ребенка". С детьми Евдокимова и Катьки никто из ребят не играл. "От них воняет!" - вот и весь сказ. Да и как же было им не вонять, когда детишки-то с самого рождения не мыты... Папочка - все запивается, и мамашка не отстает.
Приходит раз Евдокимов с гулянки (он на гулянке в соседнем селе был, там у тракториста справляли день рождения, вот, значит, и наш герой там подвизался), смотрит: к стене гвоздиком записка приколота. Что за чудеса... Лег Евдокимов на пол (потому как на кровати спать брезговал) и захрапел. Проснулся он часа через четыре (он никогда долго не спал). Протер глаза. На стене - все та же записка... Снимает он ее с гвоздя, читает: "Дорогой Евдокимов, я с тобой порываю всяческие отношения. Уезжаю с Кирилловым. На Дальний Восток. А ты пошел в жопу. Катя".
- Кириллов! Да он же ногтя моего не стоит, - проворчал Евдокимов, а сам чувствует - на душе скверно...
Встал Евдокимов, надел свой лучший пиджак, пляжную кепочку с прозрачным голубым козырьком на голову пристроил. Закурил и отправился на дебаркадер. А там стоит человек в ветровке, болотных сапогах, с рюкзаком и на Енисей смотрит. Подошел Евдокимов к этому человеку и спрашивает:
- Ты чего, на рыбалку ездил?
- Нет, - отвечает человек. - Проводил отпуск в геологической партии. Заработал немного. И вот теперь возвращаюсь домой, в Красноярск.
- А твоя фамилия не Кириллов?
- Нет. Виктор Петрович Богодица. Тыщща девятьсот пятьдесят третьего года рождения. Могу паспорт показать.
- Не надо. Тут такое дело. Можешь представить? Жена моя бросила двоих детей и с любовником умотала на Дальний Восток, извергиня...
- Я на Дальнем Востоке срочную службу служил. Хорошо там. Красиво.
Скрипнул Евдокимов зубами. Пошел к Никитичне, взял у нее в долг литр самогонки...
На другой день утром приходит домой. Что за чертовщина... К стене другая записка приколота. Правда, не гвоздем уже, а шилом. Но некогда Евдокимову записки читать. Упал он на пол и захрапел. Проснулся в обед. Мухи одолели. Солнце в окно так и жарит. Хотел воды напиться - а в ведре пусто... Тут опять ему записка на глаза попалась. Выдернул Евдокимов из стены шило, а бумажный листочек из тетрадки в клеточку к ногам упал. Поднял его Евдокимов и прочитал: "Папка. Потому как Серега писать не умеет, пишу за него. Мамка, как тебе известно, нас бросила. Тебе на нас наплевать. Поэтому оставляем тебя на произвол судьбы и уходим в даль нашей Родины, крепко держась за руки и быстро переставляя свои маленькие ножки. Серега и Машка".
Охнул Евдокимов. И как был, с шилом в одной руке и с запиской в другой, из дому выскочил. Прибежал на околицу. Смотрит: всюду такие необъятные дали... И где же тут, в этих далях, ушедших быстро переставляя маленькие ножки, Серегу и Машку искать?..
Заплакал Евдокимов. Повеситься решил. Но потом раздумал. Уехал в Красноярск и оттуда написал Никитичне, что устроился в уголовный розыск.
С той поры никто их не видел. Семью Евдокимовых-то. Что стало с Катькой? Куда делись Серега и Машка? Ничего неизвестно. Была семья: мать с отцом - пили, и от детей их так воняло, что никто из ребятишек с ними играть не хотел... А теперь в евдокимовском доме поселились цыгане. Тоже семейные. Но непьющие. Живут воровством.
...Село наше - Павловщина. Вода в реке - холоднющая! Даже летом не купается никто...
В заколдованном круге
Весна, май, сирень. Прогуливаясь недалеко от городского кладбища, отобрал у пацана велосипед. Велосипед продал, деньги пропил, через три дня забрали в милицию.
Вышел на волю семнадцатилетним. Весна, май... На остановке вместе с корефаном отобрал у пьяного мужика велосипед. Велосипед продал, деньги пропил, через три дня забрали в милицию.
Освободился двадцатилетним. Весна, сирень, девчонки... В парке культуры и отдыха повстречал знакомую кодлу. Выпили за встречу, за мое освобождение. Потом пришли на берег Иртыша подышать свежим воздухом. Там под ветлой сидел парень. Рядом с ним на песке лежал велосипед...
- Третью ходку делаешь, Андронов, - сказали менты. - И опять велосипед, и вновь - нанесение средней тяжести телесных повреждений!
Тридцатилетним приехал домой. Всё как положено: старушка мать в платочке сереньком, родной заплеванный подъезд, во дворе - сисястые тетки, которых я помнил сопливыми пацанками... Ах, да - весна, скворцы, алкаши вовсю торгуют подснежниками. Один подвалил ко мне:
- Купи велик! По дешевке отдам... Подшипники горят!
Купил. Прокатился на нем до Иртыша и обратно. Вечером пришли менты.
- А-а, старый знакомый... Собирайся.
- В чем дело?
- Да ни в чем. Рама у велосипеда титановая, а седло из крокодиловой кожи... Хороший велосипед. Три тысячи долларов стоит.
В тридцать пять выйдя на знакомом вокзале, услышал голос из динамика, висящего над перроном:
- Уважаемые омичи и гости нашего города, в правом крыле вокзала открылся салон по продаже велосипедов...
От судьбы никуда не денешься. Я зашел в салон. Денег у меня хватило как раз на "Урал" с черной рамой и желтым дерматиновым седлом.
Я выкатил "Урал" на площадь перед вокзалом. Ко мне подошли дежурившие здесь менты.
- Где велосипед взял?
- Купил...
- Ха-ха-ха... Веселый мужик. В отделение прокатиться хочешь?
- Чего я там не видел?
- Вот и мы так думаем. Ладно. Давай сюда велик...
- Еще чего! Я его на собственные кровные гроши... Пять лет на зоне термосы китайские делал...
- Ах, так ты еще и термосы делал? Держи, держи его, Петька!..
- Гр-раждане, помогите задержать... Ой! По голове... Дурачок, не сопротив... за...ко..ну...
- Уби-и-или!
Май был, клумбы вскопаны, листочки на ветках, короткие юбки и прочая чепуха. Я ехал на "Урале" по городу, которого не видел пять лет. Вот и старушка мать...
- Здравствуй, сынок. С прибытием. В подъезде - засада...
- Вот тебе, мамка, платок. Теперь не скоро увидимся.
- Что ты еще натворил?
- Да, понимаешь, при выходе из вокзала, на площади, немного посопротивлялся закону...
- Стоять!!! Р-руки за голову!.. Не двигаться!!!
- Да не двигаюсь я...
- Что-о?!
- Не видите? Стою неподвижно перед вами. Будет и этого. А "руки за голову" - шалишь. У меня почки, начальник, больные... Да при матери не топчите, козлы...
Май. Перрон. Родной город через десять лет неузнаваем, как кирпич, завернутый в газету: вроде он, и не он...
Доехал на троллейбусе до Зеленого острова. Вышел. Кругом торгуют гвоздиками, пивом, мороженым. Усевшись на лавочку под старой ветлой, закрыл глаза и подставил лицо солнцу.
- Дедушка...
Я открыл глаза. Передо мной, держась за руль велосипеда, стоял пацан лет восьми.
- Чего тебе?
- Посторожите, пожалуйста, велосипед. Я на минутку к маме зайду, она вот в этом кафе работает...
Я достал из кармана "перо" и с размаху воткнул его в левую кисть.
- Дедушка, вы чего?!
Я закатал рукав и дважды полоснул себя "пером" по предплечью... Пацана как ветром сдуло.
Я перевел дыхание. С облегчением откинулся на спинку скамьи. Солнышко ласково грело. На Иртыше гудел пароход. Кровь текла на землю. Словом весна, май. И никаких велосипедов...
- Мужчины вышли покурить - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- Сперматозоиды - Мара Винтер - Контркультура / Эротика, Секс / Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Сны Петра - Иван Лукаш - Русская классическая проза
- Последний суд - Вадим Шефнер - Русская классическая проза
- Только правда и ничего кроме вымысла - Джим Керри - Русская классическая проза
- Тунисские напевы - Егор Уланов - Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- Катакомбы - Жанна Ди - Научная Фантастика / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Возвращение корнета - Евгений Гагарин - Русская классическая проза
- Блокадная шапочка - Валерия Климина - Детская проза / О войне / Русская классическая проза