Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боюсь, что именно вторая сторона стала ближе и желаннее Кешиной натуре.
Впрочем, не будем поспешны. Ибо всемогущий случай подготовил проснувшемуся Кеше удивительный сюрприз, и еще неизвестно, как он его воспримет.
Если в самом деле мир набит возможностями, а хаос пляшущих в луче солнца пылинок по теории вероятностей может совершенно случайно «выписать» любую математическую формулу или дивное стихотворение; вселенная же перенасыщена планетными системами, где постоянно возникает и развивается жизнь, — если всему этому поверить, то и происшествие с Кешей Торицыным не покажется чересчур фантастичным.
Когда Кеша обошел айсберг и убедился, что за ледяной горой вовсе не скрывается длинное бревенчатое здание фактории, где его ожидает ужин, а, напротив, он со всех сторон окружен открытой водой, первым его ощущением был не страх, а безмерное удивление.
Он видел море, которое на береговой отмели становилось желтым, как пиво. Позволяя ветру слизывать пену, оно без устали вышибало днища у все новых и новых бочонков. Волны в самом деле катились наподобие бочонков по наклонному настилу от самого горизонта. Шуршание днищ и кованых обручей сливалось в протяжный заунывный гул.
Кеша стоял раскрыв рот, осмысливая этот образ, но уже через минуту море показалось ему похожим на огромную лиловую книгу, где ветер перелистывал волны, будто страницы. Иногда острие солнечного карандаша касалось гребня — и на морской странице возникал яркий зигзаг: знак неудовольствия или восторга.
— Во дает! — прошептал Кеша, еще нимало не отдавая себе отчета в опасности положения.
А море на его глазах переживало новые метаморфозы. Теперь оно уже казалось многоцветным витражом. Желтый, зеленый, голубой, алый и лиловый цвета, будто матовые стекла, защищали земной шар от прямого потока солнечных корпускул. Эти круглые одна Земли, ее сплошные водяные стены, упругие и колышущиеся, наверно, поставили бы в тупик обитателя иных миров, если б он озирал нашу планету с ближней орбиты. «Кто хозяин сего дивного храма?» — подумал бы далекий гость, ловя телескопом игру света на воде, суше и облаках и совершенно не уделяя внимания беспорядочной толкотне неких инфузорий вокруг муравьиных кучек городов. Боясь потревожить совершенную выпуклость водяных линз и ровный ворс тайги, пришелец наверняка направил бы газовое жало ракеты на один из таких муравейников, ибо тот нарушал геометрию зеленого и голубого мира, так неожиданно расцветшего посреди глухого космоса.
Конечно, Кеша никак не мог предположить, что его беглой мысли о космическом пришельце в самые ближайшие секунды будет дано отчасти подтверждение, а отчасти опровержение. Во-первых, внеземное существо опустилось все-таки в океане. А во-вторых, Земля не показалась ему столь заманчиво многоцветной. Уже первые космонавты убедились, что Земля на расстоянии отнюдь не похожа на школьный глобус: краски ее размыты, лесистые берега почти незаметно вливаются в густой аквамарин океанов, снежные равнины неотличимы от толстого пластыря облаков. Лишь безжизненные пустыни бледно-желто светятся из космоса…
Главное же в том, что внеземное существо и не могло увидеть Землю такою, какой ее видят люди, ибо такой Земли… не существует!
«Как?! — воскликнул бы тут Кеша Торицын, подобно любому из нас. Бросьте эти штучки! Мы поверили, что Земля круглая и вертится. Поверили, между прочим, не вам, ученые мужи и теоретики, а в конечном счете глазам Магеллана и Юрия Гагарина. Пусть так! Круглая. Вертится. Но как вы смеете утверждать, будто нашей зеленой планеты и вовсе нет, если мы все живем на ней, и каждый миг ощущаем ее запахи, трогаем ее вещи, видим ее краски, слышим ее звуки?..»
И все-таки такой Земли не существует. Есть гигантское сборище атомов, сцепление молекул, кристаллическая решетка веществ, сбитая в единый ком центростремительными и центробежными силами. Есть планета, разогретая изнутри энергией чудовищных реакций и окутанная защитным полем магнитных токов. Такою она появилась из космической купели, из того пылевого обломочного облака, которое было всего лишь мусором избыточных электронов при создании Солнца!.. — и такой пребудет после того, когда прикроет глаза последнее теплокровное, последняя муха с ее соцветием зрачков, потому что и муха создает для себя чувственный, а не физический облик мира! Богатство красок и контуров, разноголосица шумов не более чем измышление нервных волокон. Существо с иным диапазоном восприятия увидит мир совсем другим. «А куда же денется наш мир?» — мог бы взмолиться загнанный в тупик Кеша Торицын. Увы, туда же, где и поныне находятся еще не увиденные глазами человека Марс и Венера. Они существуют — и не существуют. Такова странная диалектика вселенной.
Да разве мало еще чудес в запасе у природы! Можем ли мы, к примеру, постигнуть, что такой время? Ведь это не мистическое движение вовне нас, не прорезающая вся и всех с одинаковым равнодушием «стрела времени». Всякий раз оно конкретно представлено человеком, или звездой, или камнем. Все они — человек, камень, звезда — являются и результатом прошлого, и фундаментом будущего. Время не живет иначе, чем воплотившись в сущем.
Но является ли настоящее гегемоном? Отметает ли оно прошедшее и будущее? Короче — настоящее ли оно? Все дело в системе отсчета.
На Земле, на которой сегодня стоит каш дом, некогда бродили трагантириевы слоны, предки мамонтов, а затем трубили в рога ловчие Московской Руси. От наложения друг на друга этих несхожих, но существовавших и породивших нас реальностей возникнут впоследствии города-шары в тридцать два миллиона жителей. Мы им предшествовали, они наш результат.
А нельзя ли предположить, что все это сосуществует одновременно? На первый взгляд, — конечно, нет! После некоторого размышления: возможно, что да.
Возьмем три произвольные системы отсчета: жизнь частицы мю, протяженность пищеварения теплокровных и эпоху горообразования. Все они протекают одновременно, как бы вкладываясь друг в друга, громоздясь друг над другом, составляя друг друга.
И возьмем величайшую трагедию личности: смерть. С точки зрения людей смерть индивидуума обозначается довольно четко: такой-то час, такое-то число, такого-то года.
Для частицы мю это же событие растягивается до бесконечности: в секунду умещается сто поколений первоначальной частицы. Когда же умер человек? А никогда! Его умирание продолжает нависать над вновь появившимися частицами, как каменный свод, — это нечто вечное, неколеблемое. И теряется сам смысл понятия «смерть», ибо ее уже нет.
Если же взять за мерило горообразование, где наименьшая единица времени — тысячелетие, то можно ли говорить не только о смерти,
- Чёрный айсберг - Дмитрий Титов - Научная Фантастика
- Банка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Забытая комната - Линкольн Чайлд - Научная Фантастика
- Падающего толкни - Кирилл Шарапов - Научная Фантастика
- Должность во Вселенной - Владимир Савченко - Научная Фантастика
- «Если», 2011 № 04 - Журнал «Если» - Научная Фантастика
- Земля-Марс-Земля. Проект «Свет тьмы» - Юрий Казаков - Научная Фантастика
- Тени прошлого - тени будущего (СИ) - Стас Ас - Научная Фантастика
- Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - Петр Ингвин - Героическая фантастика / Научная Фантастика / Попаданцы
- Мужичок на поддоне - Анатолий Валентинович Абашин - Детективная фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая