Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А кончается статья многозначительным намеком: давайте посмотрим все-таки еще раз на профили Маркса и Энгельса. Ну, смотрите, один — косматая всклокоченная борода, стихия, «отвагою блистает взор орлиный, а руки он простер взволнованно вперед и т. п.», — а другой какой-то постриженный, образцовый, тошнотворно положительный — воплощение немецкого орднунга. Вам не кажется, что это две противоположности? И ведь правда, вот один — непостижимый, непознаваемый, гений, порывы всякие мятежные, а другой — зануда, общность жен там у него унылая в «Принципах коммунизма», так нельзя ли их как-то разграничить (вам это ничего не напоминает? Ничего?), нельзя ли как-то поляризовать аккуратненько, с тем, чтобы все отходы отгрести к этому, с гладкой бородой, который истинный ариец. И выяснится, что марксизм спасен, все прекрасно, что это гениальная зороастрийская схема — Ормузд и Ариман. Давайте мы все мокрые дела повесим на Аримана — и долой его…
Так вот, сейчас эта схема не проходит. Вроде очистили уже светлый образ, пришив всех собак Иосифу Виссарионовичу, раскачали, выкинули из гондолы. Ан нет, стратостат опять начинает куда-то опускаться… Вроде бы он должен взмыть в небеса, а не сработало, почему? Может, сатисфакция пока недостаточна? Может, еще человек пять осудить?
4. Ритуальное осквернение святынь
Криворотов: Как ни странно, я считаю, что дело даже не в том, что «левые» не до конца охаяли, затоптали вождя. Как ни странно, на мой взгляд, здесь очень сильна роль «консерваторов». Видишь ли, Ленин — это фигура давняя и дальняя, что-то вроде символа, и к нему нет живого отношения. А к Сталину есть живое отношение, причем у очень многих Сталин отождествляется со страной, державой. И даже если возникает откат и люди начинают понимать, что Сталин нехороший, людей убивал, — то это исходное представление о стране, тождественное со Сталиным (Сталин выиграл войну и т. п.), исходно-подсозна-тельное, положительное отношение, которое вбивалось в культуру очень долго, внутренне как-то протестует против такой несправедливости. Если поднять человека среди ночи с постели, он четко скажет, что Сталин был последователем Ленина — это в людях очень сильно сидит. Дело даже не в том, что нельзя все повесить на фигуру Сталина. Сталин как личность — он сам по себе, бог с ним. Но с его фигурой очень многое в биографии нашего государства связано, так уж жизнь распорядилась. То, что на самом деле Сталин все здесь построил — это вбито в людей, заложено с рождения, тут ничего не поделаешь. Сталин сделал эту страну — и противоречия доктрины никого не волнуют. Да, конечно, он при этом как-то закрепощал, злоупотреблял, и, в конце концов, когда начинают людей убеждать, они со всем соглашаются, но какой-то такой внутренний шепоток все время слышится: «Ну, а войну-то выиграли». Возражают: «Да не благодаря выиграли, а вопреки!» «Да, конечно, ну а вот «За Родину, за Сталина» — с этим как же?» Все основание жизни советской связано со Сталиным. Если из нашего общества Сталина вынимать, то просто ничего не остается. Поэтому тут имеется подсознательное понимание, что сталинизм — это основа. А отсюда уже и ощущение несправедливости: за что человек страдает? Да, он плохой, но не он же первый это начал. Особенно в этом смысле откровенны люди, которые к Сталину относятся хорошо, то есть сталинисты. Среди них довольно массовым является настроение следующее: а что Сталин, а что вы на человека напустились, он просто воплощал дух и букву учения Ленина. Ну, перегнул где-то, и вообще, в конце концов, если Сталин плохой, то Ленин первый виноват. Да, Сталин был тиран…
Чернышев: Ну, вот я и поймал смысл этого монолога. Ты хочешь сказать, что Ильича просто решили замарать сталинисты по принципу: ах, вы нашего обидели? — тогда мы вашего обидим!
Криворотов: Ну да, они говорят: он вовсе не виноват, он просто был честный человек, который воплощал доктрину в действительность. Доктрина была плоха, а ее выдумал как раз вот этот. Понимаешь, у нормального сталиниста, почему он и сталинист, говорит личное отношение, а не доктрина и не идеология. А что такое Ленин? Да Ленина никто не помнит…
Чернышев: Я думаю, что сейчас бочка, которую покатили «демократы» на Ленина, имеет совершенно другую природу. Для них Ленин действительно неживая фигура, тождественная самой сердцевине системы и ее основополагающим принципам, поэтому эта атака означает доведение линии до логического конца, осквернение святынь — типа сжигания знамени. Они долго говорили, что у нас построен вовсе не социализм, — но это абстракция какая-то, а для трудящихся символом социализма и основой нашего строя является Владимир Ильич. Афанасьев вряд ли является тем, кто очень обиделся за Сталина и решил в отместку замазать Ленина. Он, скорее, решил поджечь крышу языческого храма.
Криворотов: Да, правильно, я думаю, что может возникнуть странное такое совпадение, при котором «левые» и «правые» объединятся в отрицательном отношении к Ленину. Десталинизация для правых невозможна, и Сталин как реальная фигура, которая оставила огромный отпечаток, из этого общества не исчезнет, это совершенно точно. Он, как Гитлер в Германии, возродится под другими личинами. А отыграются «сталинисты» на Ленине, тем более что фигура какая-то уж очень безжизненная.
5. Где хозяин горящей избы?
Чернышев: Хорошо, эту линию мы наметили, а теперь зададимся другим вопросом: в таком случае, какую ценность могут иметь и кому могут быть адресованы рассуждения, исходящие из существа дела, из содержания того, что Ленин писал и предлагал? Кому они могут быть адресованы, кого и в чем они могут убедить?
Задавая эти вопросы, я не имею в виду отрицательный ответ, — ничего подобного.
Какое место вообще в борьбе вокруг Ленина могут иметь аргументы, идущие от содержания его идеологии, его политики, динамики его практических позиций? Есть кто-нибудь, кто из этого исходит, кого это интересует? Правые, левые, трудящиеся, идеологи, практики, — кому именно адресованы эти аргументы, эти козыри? Еще раз говорю, я вовсе не имею в виду нигилистическое «нет, никому это не надо».
Криворотов: Я бы это назвал — молчаливое большинство. Без всякого сомнения, на народ все то, что происходит, действует, — образы Ленина, Сталина сильно развенчаны. Но ты знаешь, тут начинает с некоторого момента работать один механизм. Сейчас он работает у людей подсознательно, а в дальнейшем он выйдет на поверхность. Видишь ли, сейчас мы готовы выбросить свою историю. Когда выплеснулась уродливость всего того, что произошло, возникло сильнейшее желание откреститься от этого: не мы! не мы! чур меня! это все не мы, а какие-то злые люди! И на этой волне вполне естественно дойти в отрицании до конца. Поскольку личность-то своя всегда дороже, срабатывает охранительный инстинкт — круши всех, обвиняй всех. А дальше вступает в действие другой механизм. У людей возникает комплекс, потому что ведь они понимают, что это все наше, наше, что так просто не открестишься. Возникает ощущение обиды. Поскольку открылись информационные шлюзы, от вождей постепенно начинают переходить к системе, потом к истории. Как же так, почему же у нас все плохие? Сталин-то даром что инородец — но ведь вспомните, как про Россию хорошо говорил… Ленин тоже вроде такая фигура, все им гордились, национальный герой, потому что ассоциируется с национальным моментом. Ведь недаром же «патриоты» у себя вешают портреты Столыпина вместе с Лениным. По какой причине? Потому что это свое, наше, национальное. И когда начинается тотальное отрицание крупных исторических личностей, то через некоторое время выясняется, что вместе с личностями так или иначе бросается тень на то, что их породило, а это, естественно, вызывает комплекс неполноценности. То есть по мере того, как тотальное отрицание истории становится все более сильным, возникает обратная реакция, порождаемая обидой.
Как же так: вот, войну выиграли, великая держава, вот революция была, за нами все шли, к нам все ехали, мы были великими. Ну ладно, Сталин был плохой, но что-то же в этом все-таки было! — такие вот бессильные возгласы. Как же так, ведь было же у нас, помимо черных полос, и что-то положительное!
Чернышев: Заказчиком такой аргументации являются люди, у которых тотальное развенчание ценностей вызывает ощущение, тривиально говоря, что «наших бьют», а по большому счету они не хотят с этим расстаться, им страшно, вождь занимает место важного кирпичика в основе их мироздания. Вообще-то не столько дорог он сам, сколько все, что он подпирает. А то, что он подпирает, тоже не столько дорого само по себе, сколько потому, что является условием их душевного комфорта. Они против такого развенчания, они хотели бы остановиться на отдельных недостатках, они даже готовы сбросить Сталина, но хотели бы, чтобы что-то нетленное осталось. Нужно основополагающие ценности сохранить, а приписать все грехи другому.
- От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности - Гершом Шолем - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия - Виктор Суворов - Публицистика
- Тень Победы [Новое издание, исправленное и переработанное] - Виктор Суворов - Публицистика
- Открывая новые горизонты. Споры у истоков русcкого кино. Жизнь и творчество Марка Алданова - Андрей Чернышев - Публицистика
- Маленькая всемирная история - Эрнст Х. Гомбрих - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Журналистика – выражение общественного мнения, а не какая-нибудь законодательная власть - Иван Аксаков - Публицистика
- Тайны «Черного ордена СС» - Юлиус Мадер - Публицистика
- Пленный Суворов и косноязычный Тургенев: правда и небылицы о крепости Шпаньола - Олег Нойман - Публицистика
- Шерше ля нефть. Почему наш Стабилизационный фонд находится ТАМ? - Николай Стариков - Публицистика
- Ползком - Федор Крюков - Публицистика