Рейтинговые книги
Читем онлайн Сыновья (Начало повести) - Борис Губер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6

Последняя картина была так ярка и отчетлива, что весна мгновенно обернулась в осень: вот-вот потянет просторным и сухим духом выжатых полей, горьким дымом костра, который сложили пахари из бурьяна и коровьего помета... И, чтобы встряхнуться, Андрей с бьющимся сердцем остановился перед витриной с готовым платьем, откуда шикарный восковой мужчина снисходительно посмотрел на него бараньими глазами... Площадь, между тем, была совсем рядом. Андрей взглянул на электрические часы, высоко приподнятые над площадью, под самую крышу свинцового здания ГПУ; до половины второго оставалось еще минут десять. И он медленно зашагал взад и вперед, вдоль стены, мимо табачных и шоколадных киосков, изредка останавливаясь перед книгами букинистов, прочитывая заглавия и аншлаги: "Любая за 20 коп.", "Полтинник на выбор"... Вокруг него опять была весна, и эта городская весна опять радовала его. Приятны были помятые букетики цветов в руках ребятишек, просохшие, палевые от солнца мостовые, нежно зеленеющий вокруг фонтана газон.

Брата Андрей завидел издали и сразу узнал в толпе. Петя работал сейчас в конторе частного предпринимателя-инженера и хорошо зарабатывал. Но одет он был все же неказисто, в старое незачиненное и невычищенное пальто с плешивым бархатным воротником. Бледное, острое лицо его пестрили неровные пятна пучками отросших и давно не бритых волос. Он быстро шел, щуря глаза и, должно быть, неумеренно задумавшись. Возможно, что он не заметил бы Андрея, если бы тот не окликнул его.

- Здравствуй, дружище, - машинально улыбаясь бледными, почти голубыми губами, сказал Петя, между тем как глаза его все еще были серьезны и затуманены мыслью.

Андрей ничего не ответил. Совершенно непоборимая, после длительно оборванных отношений, неловкость мешала ему говорить с этим до-нельзя истощенным чуть ли не подростком, в котором и за которым таилось то близкое, родное, давно-давно знакомое, что называется братом. И нужно было, чтобы случилось что-нибудь нарушающее эту неловкость, - иначе все может оборваться и, как случалось до сих пор, обратить братьев во врагов.

Петя не заметил возникшего молчания, - быть может, потому, что задумчивость его рассеивалась постепенно, не сразу. Взяв Андрея под руку, он повел его по тротуару.

- Прости, Андрюша, - говорил он, ласково сжимая его локоть, - я немного задержался. Простынь чистых не было.

Он назвал брата по-домашнему - Андрюшей и заговорил о каких-то простынях, обыкновенных, будничных, - и это, создавая нечто в роде интимности, сразу сорвало всякую неловкость.

- Ерунда! - воскликнул Андрей. - Во-первых, ждать мне приш 1000 лось недолго, а во-вторых...

Он огляделся по сторонам, не зная, чем кончить, и сказал:

- Посмотри-ка, хорошо как.

Братья шли Лубянским проездом, и здесь было действительно чудесно. Звонкие выкрики продавцов, предлагавших мыло, иголки для примусов, какие-то брошюры, смешивались с трепетными звонками трамваев, с хорканьем грузного рыжего автобуса, тяжело уходившего к Ильинским воротам. Шум этот, теснота и давка, грязный оборванец с бутылкой и пухлым мохнатым человечком, посаженным в нее, мальчишки, заливающиеся визгом и писком резиновых чертиков, - все это немного напоминало вербу, никогда не виданный братьями предпасхальный базар, о котором они читали и мечтали в детстве... И Андрея будто прорвало:

- Верба? - полувопросительно произнес он, после недавней неловкости особенно напряженно и благодарно предчувствуя, что Петя, как бывало это когда-то между ними, поймет его с одного слова - поймет все, что этим словом хочет сказать Андрей.

И Петя, действительно, понял.

- Да-а, - протянул он нараспев, косо поднимая свои растрепанные черные брови и тускнея лицом, - верба... - и без всякой видимой связи, тоже уверенный, что Андрей поймет его, прибавил, вступая в пленительную игру недомолвками и угадываниями: - Какие мы тогда глупые были, правда? Не то, что теперь.

Было вполне ясно, о чем он говорит. В обычное время - еще вчера - Андрей не замедлил бы придраться к этой фразе и сказать что-нибудь в роде того, что он "конечно, стал умней и не будет рассуждать о каких-то дурацких детских временах". Но сейчас это сделалось уже невозможным. Уклоняясь от ответа, Андрей спросил:

- Ну, а поезд когда приходит?

- В пять сорок, - ответил Петя, - я узнавал.

И Андрей, не вспомнив даже, как пытался он убедить себя, что постарается избежать встречи с отцом, сказал:

- На вокзал, значит, итти рано... Что же мы станем делать?

- Да все равно... Давай походим здесь, поговорим.

Они повернули обратно и несколько раз прошли вдоль Китайской стены, легко и умиротворенно разговаривая, не пугаясь пауз. Наивное, влажно-синеющее небо с редкими завитками облаков, волокнистых, едва заметных, томило своей близостью. От разноцветных груд дешевого мыла, не обернутого в бумагу, а просто вываленного на подстилку из мешка, вздымался крепкий искусственный запах и казался нужным, обязательным для этого городского весеннего дня. И такими же необходимыми были пестрые папиросные лотки, дощатые щиты букинистов, уставленные книгами, пахучие ремни на плечах китайцев-разносчиков. Своею понятностью, обыкновенностью они как бы подтверждали неожиданно зарождающуюся между братьями близость, в которую им самим было трудно поверить.

Потом шли по Мясницкой к вокзалам. Серые, оливковые и черные, одинаково блестящие, одинаково по-весеннему открытые машины вперебой пролетали мимо, шипя по асфальту шинами... Времени оставалось еще больше часа, братья провели его в пивной с розовым потолком и стенами, расписанными горами, ущельями, замками. И даже эта безобразная роспись была приятна, и легко пилось из тяжелых кружек холодное, горьковатое пиво.

Глава третья

Когда братья вышли на платформу, там было уже много встречающих, и собрались даже носильщики.

Поезд запаздывал. Солнце близилось к закату, небо пожелтело и сделалось как латунь, - посвежевшее, холодное, висело оно над путаницей путей, над неубранными составами дачных поездов. Петя купил пачку дорогих папирос, скрывая свое волнение в шутливом разговоре с моссельпромщицей, и, нагнав Андрея, молча пошел рядом с ним.

После выпитого пива слабый хмель овладевал обоими, усиливая и сгущая нетерпение. Ожидание чудилось во всем - и в отдаленных гудках паровозов, и в холщевых фартуках носильщиков, и в неподвижности притихшего безветреного вечера... И не успели братья дойти до конца перрона, как вдали внезапно и неслышно вынырнул из-за вагонов высокий фас паровоза.

Паровоз хрипло заревел; братья, не оглядываясь, ускоряя шаги, заторопились обратно к вокзалу. Тяжело и жарко вздыхая, нагоняя своим большим, по-волчьи поджарым, телом ветерок, паровоз обогнал их, волоча сле 1000 дом вздрагивающие, переполненные вагоны.

Остановились, вглядываясь в идущие беспрерывной чередой окна, стараясь увидеть в них знакомое лицо... Андрею не стоялось на месте.

- Ты побудь здесь, - сказал он брату, - а я пойду вперед, - может быть, он в переднем вагоне.

Не дожидаясь ответа, Андрей почти бегом бросился промеж суетящихся, мешающих людей, лавируя и поминутно наталкиваясь на чьи-то узлы, мешки, корзины... Но вот наконец бурый багажный вагон. Дальше итти некуда: дальше запыленный тендер, и помощник машиниста, не теряя времени, уже вытирает его тряпкой, широкими мазками, вскрывая из-под густого пыльного покрова блестящий, как эмаль, темнозеленый бок... Андрей бросил под колеса тендера давно потухший, машинально зажатый в зубах окурок и перевел дух.

Ему необходимо было - и на это оставалось всего несколько мгновений решить и обдумать что-то важное, очень важное... Но что?.. Ах, да! Сейчас он увидит отца, которого он не видел восемь (или сколько?) лет. Имеет ли он право видеть его?.. Какой, однако, проворный этот помощник машиниста, он уже обтер почти весь тендер! А как торопятся все эти люди, нагруженные багажом... Но почему, собственно, он не имеет права? И не все ли равно сейчас... У Андрея заломило колени и распирало грудь, будто сердце с каждым ударом своим увеличивалось в размерах. А время шло - уже реже становился поток пассажиров, пустел перрон. "Не приехал, должно быть", - подумал Андрей.

В этом было облегчение. Ему стало скучно стоять, пропуская мимо себя чужих, незнакомых, бессмысленно суетящихся людей. С безотчетной зоркостью вглядываясь в встречных, он двинулся обратно, к тому месту, где остался Петя. Вот и он стоит и... ну, конечно же! - машет ему рукой. "Приехал", - вспыхнуло короткое, ужасное слово, и сердце остановилось.

Петя еще раз взмахнул рукой и скрылся в тамбуре. Торопясь вдоль вагона, серого, матового от пыли, унося в себе сознание, что он так и не успел ничего обдумать и решить, но уже не находя в себе сил остановиться, Андрей увидел в окне затуманенный стеклом профиль отца. Лицо его было почти такое же, как тогда, восемь лет тому назад, разве только полнее немножко, - и от этого неясно подумалось, что отец должно быть вовсе не так уж болен. Однако, когда Андрей проник в вагон и увидел отца вблизи, неясная мысль эта исчезла бесследно. Вместо нее тошнотный тесный страх разлился по телу: еле держась на ногах, ухватившись рукою за спинку лавки в опустевшем проходе, стоял неимоверно дряхлый старик, одетый в линючую серую толстовку. Заостренное снизу молочно-белой бородкой лицо было и вправду не худо, но то, что сперва Андрей принял за полноту, оказалось какой-то страшно мертвенной одутловатостью.

1 2 3 4 5 6
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сыновья (Начало повести) - Борис Губер бесплатно.
Похожие на Сыновья (Начало повести) - Борис Губер книги

Оставить комментарий