Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жестами я даю понять Пафнутию, чтобы вечером он собрал совет, а сейчас привел лекаря.
Он уходит. И в моих покоях наступает тревожная тишина.
У меня нет желания читать донесения тайной службы, я все знаю: готовится заговор. Я чувствую это кожей.
Несколько свертков папируса лежат на столике из слоновой кости. Они испещрены иероглифами. В них имена предателей. Я всегда окружен врагами, каждое мгновение.
Но кара моя настигнет всех в любом случае – буду я жив или, может быть, мертв. И тот, кто это понял, уже давно покинул пределы моего царства.
Я долго лежу без сна. Ведь мне некуда торопиться.
Это молодые спешат уснуть, чтобы на рассвете, с обновленными силами встретить новый день жизни. Но для чего? Видимо я старею, раз не чувствую смыслов. А может быть, смертные сны Анубиса притупляют мой вкус к грядущему?
Я прислушиваюсь к шелесту финиковых пальм за окном, к пению цикад, к ночной жизни царского сада, такого же древнего, как и моя земля.
Мне нравиться быть одиноким ночью. Я предоставлен сам себе.
Глупцы те, кто считают, что цари всегда предоставлены сами себе.
Ложь.
Только ночью мы можем позволить себе быть самими собою. Это наше время. И наша царская роскошь.
В рассветных сумерках проступают настенные росписи. Очень хорошо видна моя боевая колесница, немного выше, над ней, – корона, а в зияющей темноте между ними – я. Как всегда – невидимый и одинокий. Уже не первый рассвет я смотрю на эту роспись и все никак не могу понять, что тянет меня в эту пустоту?
Потом я сознаю, что сегодня ночью дыхание Анубиса могло коснуться меня.
Но странно, я почему-то уже не чувствую страха.
Может потому, что вчера, мои последние мысли были об отце. Мне всегда становится спокойнее, когда я думаю о нем.
Ведь пророчество не сбылось.
Победил я.
Я стал фараоном.
Теперь бог я, а не отец.
Он умер страшно. В муках.
Но ведь иначе я и не смог бы занять трон.
Его тело забальзамировали и со всеми почестями похоронили. Он в Долине Царей, как и подобает любимому отцу и сыну Ра. Его гробница находится в пирамиде, которую строили двадцать разливов Нила. Ровно половину его жизни.
Я тихо улыбаюсь.
Тому, кто подобное не пережил, не понять моей радости.
Я слышу чьи-то шаги. Идут двое.
Это Пафнутий вернулся с лекарем.
Меня осматривают, ощупывают.
Долго расспрашивают.
Я отвечаю с трудом. Но отвечаю.
Я чувствую себя гораздо лучше и сильнее, чем вчера.
Неужели я выздоравливаю?
День прошел хорошо. Я немного поел, не без помощи Пафнутия конечно. Мой славный Пафнутий понимает, как это оскорбляет меня, поэтому и убеждает всех, что я делаю все сам. Те, кто находятся сейчас за моими покоями, не верят, что я умираю.
Они верят тому, что фараон вскоре поправится и вновь начнется прежняя жизнь.
Они все жаждут прежней жизни. Спокойной и размеренной. Люди боятся перемен, потому что никогда не знают, что последует за ними: благоденствие или разрушение.
Ведь они не боги, всего лишь люди.
И я прощаю им эту слабость.
Лишь бы слабость не переросла в слепую силу, а затем в могущество. Ибо очень часто, могущество происходит из слабости одного и невежества другого.
Эти мысли утомляют меня.
Никогда так много не думаешь, как во время болезни или перед кончиной.
У меня закрываются глаза.
Когда я проснулся, был уже вечер.
Я приказываю вынести себя на террасу.
Мое лицо обдувает теплый южный ветер.
Все небо залито сияющим с переливами пурпурным светом.
Закат.
Влажный прохладный, вечерний воздух, словно царская чаша наполнен запахом речной воды.
Это Нил.
Мой божественный животворящий Нил. Моя Большая река.
Как же мне хочется приподняться и увидеть ее спокойную голубую гладь. Рассмотреть древний город, который строили за тысячу лет до меня, мои предки. Насладиться красотой рукотворных оазисов.
Но нет, я не могу подняться. У меня еще слишком мало сил.
Что ж, еще успею насмотреться на свои владения.
И насладиться ими.
Я успокаиваюсь. И весь отдаюсь звукам и запахам жизни.
Иногда я слышу песнь гребцов, иногда крики птиц.
И тогда я чувствую себя частью событий происходящих в вечности.
Потому что я тоже здесь. Рядом.
Я свидетель того, что сейчас происходит в мире.
Но мне не дано знать того, что сейчас происходит на небе. Мне остается лишь догадываться.
Я – земной бог. И мой удел земля.
Но кто из нас царей не мечтал и о небе?
И почему-то от этих мыслей мне не становится грустно, как бывало не раз.
Я смотрю на облака, потрясающие величием и мощью, я вижу красивый и свободный полет сокола, слышу голоса людей, иногда вызывающие во мне умиление и любовь.
И почти забываю о том, что одинок.
Я вспоминаю гимн-восхваление Ра, и тихо напеваю его.
Сильный, ты ежедневно паришь над небом
И над земною твердью.
Сердце твое исполнено безмятежной
Радости в час небесного восхожденья.
Дивный ты правишь всеми богами мира.
В ярком сиянии ты обретаешь радость,
Ибо огнем покаран был змей зловещий.
Да возликует сердце твое навеки!
Нут, богоматерь, почести принимает,
Что воздает ей Нут, твой родитель гордый.
Входит Пафнутий, жестами давая понять, что Кала, дети, Мефис и номарх пришли.
Начинает болеть голова.
Я чувствую, как сказочная прелесть умиротворенного вечера разбивается обо что-то холодное и твердое. Прилив злости, ненависти и гнева наполняет меня.
Они должны были прийти.
Но я уже не могу совладать с собой.
Мне было слишком хорошо, чтобы сейчас легко отдать то счастье, которое недавно наполняло мою душу. Как всегда мне не дали побыть наедине со Вселенной.
Как же много надо теперь сил. Ведь пришли те, в глазах которых я прочту надежду.
Они надеются, что я скоро умру.
Они совсем не знают, что я могу прочесть это в их глазах.
Они думают, что тот, кто умирает, становится глупым и беспомощным.
Но об этой своей ошибки, они узнают лишь тогда, когда сами будут на пороге дома смерти Анубиса.
Итак… Пафнутий вводит их.
И я вижу только Калу.
Мы стали мужем и женой, когда мне было шестнадцать, а ей восемь.
Маленькая, хрупкая девочка с большими черными глазами, с лицом богини Исиды. В нашу первую ночь любви я взял ее силой.
Надо мной нет никого.
Ведь я равен Ра.
А над ней – богиней, есть я – бог.
Я презираю женщин. А презираемые не вызывают ни любви, ни уважения, ни сочувствия. Они способны только подчиняться.
Я вздрагиваю, потому что неотрывно смотря на Калу, не заметил, как ко мне подошел жрец.
Мефис что-то долго говорит.
Я плохо слышу. Делаю знак, чтобы он наклонился ко мне еще ближе. На его лице словно тень мелькает удивление. Он не знал, что мне настолько плохо. И я понимаю, что выдал себя.
Я собираю в кулак всю волю.
И слышу страшную правду.
– Жрецы недовольны.
– Чем?
– Они считают, что ты очень устал, а твой старший сын Рамзес еще не готов стать фараоном.
Я презрительно фыркаю.
– Жрецам не дано это знать.
– Замени Рамзеса, или выбери для него наставника.
– Им не дано…
Сильная головная боль на мгновение лишает меня дара речи.
Как же я немощен, если позволяю Мефису так разговаривать с собой, а жрецам выбирать фараона! Выбирать для себя бога!
Начинают пощипывать глаза, в горле появляется ком.
Вот теперь и он себя выдал. Первый заговорщик. Но предатель ли? Не хочу верить. Неужели он считает меня настолько беспомощным и выжившим из ума, что ввязался в глупый заговор? Я верю в его добрые намерения спасти мое царство от меня самого. Но почему это должно быть сделано ценой моей жизни? Ах, Мефис, Мефис…
Я сжимаю кулаки.
– Уходи.
Но Мефис не сдается
– Выслушай меня внимательно. Мы давно знаем друг друга. Позволь дать тебе хороший совет. Ты слаб, а жрецы сильны. Как ты думаешь, кто победит?
Я его понимаю: он по-доброму хочет уговорить отречься от трона. Он так и не понял, тот, кто пригубил чашу власти, уже никогда добровольно не откажется от неё. Он так и не понял, тот, кто живет и дышит властью, никогда не позволит отобрать ее.
Мы молча смотрим друг на друга.
Он со мною с детства.
Он не раз спасал мне жизнь.
А я ему.
Мы вместе строили канал.
Вместе смотрели на звезды.
Вместе создавали рукотворную летающую птицу.
А теперь я убью его.
Проклятая жизнь!
Мефис осторожно прикасается к моему плечу, его красивые тонкие губы трогает мягкая улыбка.
Мне становится страшно.
Он понял. Он все прочел в моих глазах. Слишком хорошо мы знаем друг друга.
В самом конце не он меня, а я его предал.
– Ты всегда был иным Рамзес, не таким, как другие. Помнишь, что перед смертью сказал тебе наставник?
Я киваю и чувствую, как по щекам бегут слезы.
– Ты мог быть свободным.
В его глубоком взгляде печаль и обеспокоенность. Даже сейчас, когда я решаю его судьбу, он тревожиться за меня. Мефис тихо шепчет, так чтобы только я мог его услышать.
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза
- Кто убил Российскую Империю? Главная тайна XX века - Николай Стариков - Историческая проза
- Император вынимает меч - Дмитрий Колосов - Историческая проза
- Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден - Историческая проза / Исторические приключения
- Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой - Фритцше Клаус - Историческая проза
- Азов - Григорий Мирошниченко - Историческая проза
- Мастер - Бернард Маламуд - Историческая проза
- Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович - Историческая проза
- Калигула - Олег Фурсин - Историческая проза
- Боги среди людей - Кейт Аткинсон - Историческая проза