Рейтинговые книги
Читем онлайн Письма Серебряного века - Галина Голицына

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4

– Аделаида – это её настоящее имя? – вклинилась я в разговор.

– Безусловно. Бабушка обеим своим дочкам дала красивые имена. Мою маму, например, звали Матильдой. Аделаида и Матильда. Их в детстве называли Алечка и Малечка. Бабушка готовила их для сцены. Ну, так и получилось. Алечка стала драматической актрисой, а моя мама – балериной. Знаете, мама уверена была, что родить ребёнка отважится только Аделаида, потому что для драматической актрисы фигура не играет такой решающей роли, как для балерины. К тому же сценический век балерины недолог, и тратить драгоценное время на беременность, роды, вскармливание малыша – непозволительная роскошь. Да ещё и форму можно навсегда потерять… Но случилось иначе. Мама встретила папу в самый разгар войны, они поженились, а поскольку война – дело опасное, мама отважилась на то, чтобы родить меня. Как чувствовала, что папа может погибнуть… Ну, он капитаном был, и его аттестат помог нам с мамой выжить… Тогда, во времена карточной системы, когда все продукты строго регламентировались, это было очень важно! А потом у мамы обнаружился диабет. И всё пошло прахом… Ей сначала одну ногу отрезали, потом – вторую… Сами понимаете, как тяжело это было. В основном в моральном плане, хотя и в физическом тоже. А потом мама умерла. Тихо так, спокойно. Во сне. Врачи сказали, что у неё тромб оторвался. И мы с тётей Алечкой остались вдвоём.

Сидеть Феликсу давно надоело, поэтому он встал, прошёлся по кабинету и спросил:

– Надеюсь, ваш столь подробный рассказ имеет непосредственное отношение к гибели вашей родственницы?

– Безусловно! Я просто хочу, чтобы вы поняли: у меня не осталось на свете никого ближе тёти Аделаиды. Поэтому я хотела сделать ей подарок к восьмидесятилетию: большую статью в «Вечерке». Главный редактор сказал, что пришлёт к ней своих корреспондентов, и мы договорились на конкретное время. Так вот, пришли из редакции двое: девочка-журналистка и мальчик-фотограф. Девочка взяла у тёти Али интервью, а мальчик сфотографировал её и взял кое-что из старых фотографий и афиш – ну, чтобы в редакции отсканировать на компьютере и вставить в материал. Алечка с радостью отдала, потому что ей самой приятно было вспомнить то время. А потом, где-то через неделю, девочка должна была прийти снова, чтобы показать Аделаиде готовую статьи, сделать последние правки и отдать взятые на время фотографии и афиши.

Но когда она пришла в назначенное время, ей никто не открыл. Она позвонила соседке и попросила её передать Аделаиде снимки, когда та появится. А самой девушке ждать было некогда. Но соседка обеспокоилась: куда могла подеваться Аделаида? Ведь она даже в магазин редко выходила, в основном я ей продукты приносила. Тогда они уже вдвоём – журналистка и соседка – стали стучать и звонить, но дверь им так и не открыли. Соседка – её зовут Полина Григорьевна, милейшее существо – позвонила мне домой и спросила, не положила ли я тётушку в больницу. Ну, такой вариант ведь тоже мог быть! Но когда я услышала, что тётя не открывает дверь, я чуть сознание не потеряла. Тут же примчалась туда с тётушкиными ключами в полной уверенности, что тётю или парализовало, или инфаркт у неё случился, или тромб оторвался, как у мамы когда-то… Но всё оказалось ещё хуже. Тётя сидела в кресле с простреленной головой, а все ящики в доме были вывернуты, вещи валялись на полу… Ой, это был такой ужас, что я вам передать не могу…

Она снова прижала к глазам платок.

Я поёрзала в своём кресле, потому что поняла, что эта посетительница у нас здесь, скорее всего, и заночует. Уж больно обстоятельно рассказывает.

Но Феликс уже включился в работу:

– Так, понятно. И что же пропало?

– Ну, я сначала даже понять ничего не могла. Просто стояла и тупо смотрела на простреленную голову тёти. А Полина Григорьевна быстро сообразила, что надо делать. Она позвонила по «ноль-два» и велела нам с девушкой ничего не трогать до приезда милиции. Когда милиционеры приехали, все положенные манипуляции проделали, труп увезли, у меня тоже стали спрашивать, что конкретно пропало из дома. Но разве я могла так сразу сказать?.. Надо было сначала разобрать оставшиеся вещи, разложить их по местам, а потом уже смотреть, чего конкретно не хватает. Но я была тогда не в себе: ходила по квартире, как сомнамбула, и просто перекладывала вещи с места на место. Никак не могла сообразить, что где лежало раньше… В общем, постепенно разобралась, что там пропало. Ну, конечно, драгоценности все похитили. Их и было-то немного, но всё-таки кое-что было… Картины со стен забрали. Причём рамки оставили, а полотна из них повырезали. Я по телевизору видела: так похищают картины из музеев. Хотя те картины, что были у тёти, никакой особой ценности не представляли… Деньги если и взяли, то сумма была несерьёзная. Но самая главная потеря – это архив.

– А какую ценность он представлял? – оживился Феликс.

– Видите ли, наша прабабушка была литературно одарённым человеком, во времена своей молодости писала стихи. И даже, представьте себе, состояла в переписке с самыми известными акмеистами – Гумилёвым, Городецким, Мандельштамом и даже с великой Ахматовой. Вернее, это не переписка в полном понимании, как мы привыкли… Дело в том, что прабабушка до революции жила в Петербурге и была со всеми этими людьми знакома лично, представляете? Ну, тогда же все они были просто милыми молодыми людьми, которые хотели самовыразиться посредством поэзии, хотели донести свои мысли до широких масс. Поэтому, конечно, они не вели очень уж замкнутую жизнь, а наоборот, старались общаться с интеллигенцией, особенно с молодёжью, устраивали литературные вечера… И на таких вот вечерах наша прабабушка с ними встречалась, беседовала, и нередко эти молодые поэты дарили ей – да и не только ей! – те рукописные листочки, с которых они читали свои новые стихи. Вот эти-то листочки мы всегда хранили как зеницу ока. Правда, там ещё были и письма. Два письма Ахматовой и одно – Мандельштама. Ну, это когда прабабушка с бабушкой уже здесь жили, в Тимофеевске…

Под мерное журчание её надтреснутого голоса я задремала, сложив руки на столе и положив сверху голову. Очень это всё, конечно, познавательно, но так скучно…

Феликс, проходя мимо моего стола, слегка щёлкнул меня по макушке: не спи, замёрзнешь! Я моментально села ровно, выпрямила спину и вытаращила глаза, как новобранец на плацу: я, дескать, вся – внимание!

– … а поскольку я оказалась в нашем роду последней, то тётя Аделаида велела мне после её смерти передать все эти бесценные бумаги в наш областной музей. Конечно, эти документы ушедшей эпохи могли бы стать настоящей жемчужиной частной коллекции, но как-то не хотелось, чтобы они были похоронены в чужом шкафу…

– А что, предпринимались попытки купить их у вас? – заинтересовался Феликс.

– Нет, мы же не афишировали, что владеем таким богатством. Понимаете, для нас это было богатство совсем другого рода, нематериальное… Для любого коллекционера или музея важно то, что эти листочки исписаны рукой великих людей. А для нас куда более важным был тот факт, что эти листочки были подарены или даже специально написаны для нашей прабабушки. Ну, как вам объяснить… Вот фамильные драгоценности ценятся ведь не столько наличием драгоценных камней, сколько тем, что они – фамильные!

– Да-да, я понимаю, – закивал Феликс. – То есть вы предполагаете, что охотились именно за этими документами?

– Нет, юноша, я другого боюсь. Чтобы понять ценность такого архива, нужно в этом очень хорошо разбираться. А ворами могли оказаться люди самые серые, необразованные. Вполне могло быть так, что воры сгребали всё подряд по принципу: вали кулём, там разберём! Поэтому своими настоящими трофеями они могли посчитать две пары серёжек с синтетическими камнями и несколько колечек советской штамповки, которые были у тёти.

– Так чего вы хотите больше: убийц найти или архив вернуть? – не выдержал Феликс.

– У меня, юноша, две цели. Я хочу найти этих подонков, чтобы их можно было за убийство безобидной и беспомощной старушки наказать по всей строгости закона. Ну, и архив вернуть, если удастся. Если, конечно, они не выбросили его на помойку… Но ведь обе эти цели неразрывно связаны, не так ли?

– Да, вы правы. И мы с сестрой немедленно приступим к вашему делу. Я сейчас свяжусь с майором Коршуном, а вы с Аней поезжайте в тётушкин дом.

– Но туда нельзя! – всполошилась Понизовкина. – Там опечатано ещё…

– До сих пор опечатано? – удивился Феликс. – Четвёртый месяц подряд? Ничего себе… И чем они это мотивируют?

– Так я же не спрашивала…

Феликс хмыкнул:

– Напрасно! Они, похоже, просто забыли об этом. Ладно, нас квартира пока не очень интересует. Аня с соседями поговорит. Для начала нам этого будет достаточно.

– Но ведь милиция уже говорила с ними! Причём сразу же. И никто, представляете, никто ничего не видел и даже не слышал!

1 2 3 4
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Письма Серебряного века - Галина Голицына бесплатно.
Похожие на Письма Серебряного века - Галина Голицына книги

Оставить комментарий