Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Перестаньте звонить. Там никого нет. Он погиб.
— Герр Лайм?
— Конечно, герр Лайм.
Позднее Мартинс рассказывал: «До меня не сразу дошло. Это было просто сообщение, как строки в «Тайме», именуемые «Новости вкратце».
Он спросил:
— Когда? Как?
— Попал под машину,— ответил тот человек.— В прошлый четверг.— И безучастно добавил, словно его это нисколько не трогало: — Погребение сегодня. Вы едва разминулись с ними.
— С ними?
— Покойного провожают несколько друзей.
— Он был в больнице?
— Везти его туда не имело смысла. Он был убит на месте, у крыльца — мгновенно. Его ударило правым крылом, и он растянулся, как заяц.
«Когда тот человек сказал «заяц»,— продолжил Мартинс,— Гарри Лайм ожил, превратился в мальчишку, принесшего «одолженное» ружье; мальчишка вскочил среди длинных песчаных холмов бриквортской пустоши со словами: «Стреляй, болван, стреляй! Вон он!» — И заяц, раненный выстрелом Мартинса, побежал прятаться».
— Где его хоронят? — спросил Мартинс незнакомца.
— На Центральном кладбище. Нелегко будет рыть могилу в такой мороз.
Мартинс не представлял, как расплатится за такси и где в Вене удастся найти жилье и жить на пять английских фунтов, но эту проблему приходилось отложить до тех пор, пока он не увидит покойного Гарри Лайма. Он поехал прямо в пригород английской зоны, где находится Центральное кладбище. Туда пришлось ехать через советскую зону и немного спрямить путь по американской, которую безошибочно можно было узнать по кафе-мороженым на каждой улице. Вдоль высокой стены Центрального кладбища ходили трамваи, по другую сторону рельсов чуть ли не на милю растянулись резчики по камню и цветочницы со своим товаром — бесконечная цепь надгробий, ждущих покойников, и венков, ждущих плакальщиков.
Мартинс не предполагал, что этот заснеженный парк, куда он явился на последнее свидание с Лаймом, так громаден. И являться на это свидание без точно обозначенного места встречи было равносильно тому, как если бы Гарри оставил записку: «Встретимся в Гайд-парке»,— не указав определенного места между статуей Ахиллеса и Ланкастерскими воротами: длинные, обозначенные буквами и цифрами ряды могил расходились в стороны, будто спицы огромного колеса; они с таксистом ехали с полмили на запад, потом полмили к северу, потом свернули к югу.
...Снег придавал громадным, помпезным фамильным памятникам комичный вид: снежный парик косо сползал на лицо ангела, у святого росли густые белые усы, а на голове у бюста высокопоставленного гражданского служащего Вольфганга Готтмана был пьяно заломлен снеговой кивер. Даже это кладбище было разделено на зоны между державами: советская зона была отмечена громадными статуями вооруженных людей, французская — рядами безымянных деревянных крестов и старыми обвисшими трехцветными флагами. Потом Мартинс вспомнил, что Лайм был католиком, и вряд ли его станут хоронить в английской зоне, которую они сейчас тщательно прочесывали. Поэтому они поехали назад через центр леса, где могилы залегли под деревьями, словно волки, сомкнувшие заиндевелые ресницы в тени елей и сосен. Вдруг из-за стволов появились с тележкой трое в странной, черной с серебром, униформе восемнадцатого века и треугольных шляпах, перебрались через один из могильных холмиков и скрылись снова.
Это чистая случайность, что они вовремя отыскали место захоронения — единственный клочок земли в огромном парке, где снег отгребли в сторону и где стояла небольшая группа людей, занятых, по всей видимости, очень частным делом. Священник, слова которого невнятно доносились сквозь редкую пелену снега, умолк, и гроб уже вот-вот должны были опустить в землю. У могилы стояли двое мужчин в траурных одеяниях; один держал венок, который, видимо, забыл положить на гроб, потому что сосед толкнул его под локоть, и тот вздрогнул, спохватился и положил цветы. Чуть поодаль стояла молодая женщина, закрывая лицо руками, а я держался ярдах в двадцати, у другой могилы, с облегчением взирая на похороны Лайма и старательно разглядывая присутствующих. Для Мартинса я был просто неизвестным человеком в макинтоше. Он подошел ко мне и спросил:
— Не скажете ли, кого хоронят?
— Человека по фамилии Лайм,— ответил я и с изумлением увидел, что на глаза незнакомца навернулись слезы; он не походил на плаксу, а у Лайма, на мой взгляд, не могло быть плакальщиков — искренних плакальщиков с искренними слезами. Правда, там была молодая женщина, но при подобных умозаключениях женщины в расчет не берутся.
Мартинс до конца простоял так, неподалеку от меня. И впоследствии сказал мне, что, как старый друг, не хотел навязываться новым — смерть Гарри выпала на их долю, пусть они его и погребают. Он тешил себя сентиментальной иллюзией, что жизнь Лайма — по крайней мере, двадцать лет из нее — принадлежала ему. Едва могилу засыпали — я не религиозен и всегда с легким нетерпением жду конца суеты, окружающей смерть,— Мартинс зашагал к своему такси, его длинные ноги, казалось, вот-вот запутаются; он не сделал попытки заговорить ни с кем, и слезы, по крайней мере несколько скудных капель, которые в нашем возрасте способен выжать из себя каждый, уже катились по его щекам.
Ничье досье не бывает собрано полностью, ни одно дело не является окончательно закрытым даже сто лет спустя, когда все его участники мертвы. Поэтому я последовал за Мартинсом: те трое были мне известны, меня интересовал этот незнакомец. Догнав его у такси, я попросил:
— У меня нет машины. Может, подвезете в город?
— Ну, конечно,— ответил он. Я знал, что шофер моего «джипа» незаметно последует за нами. Когда мы отъезжали, я отметил, что Мартинс ни разу не оглянулся — те, что бросают последний взгляд, машут рукой на перроне вместо того, чтобы сразу уйти, не оглядываясь, почти всегда лицемерные плакальщики и любовники. Неужели они до того тщеславны, что им нужно рисоваться перед всеми, даже перед мертвыми?
— Моя фамилия Каллоуэй,— представился я.
— Мартинс,— ответил он.
— Вы были другом Лайма?
— Да.
На прошлой неделе большинство людей заколебалось бы, прежде чем признаться в этом.
— Давно здесь?
— Только сегодня из Англии. Гарри пригласил меня в гости. Я и представить не мог...
— Очень расстроены?
— Послушайте,— сказал он,— мне просто необходимо выпить, но денег у меня нет — только пять фунтов стерлингов. Буду очень признателен, если угостите.
Настал мой черед сказать: «Ну, конечно». Чуть поразмыслив, я назвал таксисту небольшой бар на Кертнер-штрассе. Мне казалось, Мартинсу лучше пока не появляться в шумных английских барах, где толкутся проезжие офицеры с женами. А в этом баре — видимо, из-за непомерных цен — редко кто бывал, кроме какой-нибудь поглощенной друг другом парочки. Правда, там подавали только приторный шоколадный ликер, за который официант драл как за коньяк, но Мартинсу, видимо, было все равно, что пить, лишь бы отвлечься от настоящего и прошлого. На двери висело объявление, что бар открыт с шести до десяти, но мне нужно было лишь толкнуть дверь и пройти через переднюю комнату. Маленькая комнатушка досталась нам на двоих, единственная парочка находилась в соседней, официант, знавший меня, удалился, чтобы принести бутерброды с икрой. Мы оба хорошо знали, что у меня есть счет на служебные расходы.
Торопливо выпив две рюмки, Мартинс сказал:
— Прошу прощенья, но лучшего друга у меня не бывало.
В сущности, я ничего не знал о Мартинсе и, решив вывести его из себя — таким образом можно выведать многое,— отпустил реплику:
— Фраза прямо-таки из дешевой повестушки.
— А я и пишу дешевые повестушки,— незамедлительно ответил он.
Все-таки кое-что я узнал. Пока Мартинс не выпил третью рюмку, казалось, из него слова не вытянешь, но я был уверен, что он из тех людей, которые после четвертой становятся несносными.
— Расскажите о себе — и о Лайме,— попросил я.
— Послушайте,— сказал он,— мне позарез нужно выпить еще, но нельзя же все время вводить в расход постороннего человека. Не могли бы вы разменять один-два фунта на австрийские деньги?
— Пусть вас это не беспокоит,— ответил я и позвал официанта.— Угостите меня, когда возьму отпуск и приеду в Лондон. Вы хотели рассказать, как познакомились с Лаймом.
Мартинс вертел рюмку шоколадного ликера, не сводя с него глаз, словно с магического кристалла.
— Это было давно,— сказал он.— Вряд ли кто знает Гарри так, как я.
Тут мне вспомнилась хранящаяся в моем кабинете толстая папка с докладами сотрудников, все они утверждали одно и то же. Сотрудникам своим я верю: подбирал их я очень тщательно.
— Как давно?
— Двадцать лет назад — даже немного побольше. Познакомился я с ним в колледже, на первом курсе. Мне и сейчас видится этот колледж. Видится доска объявлений. И слышится звон колокола. Гарри был курсом старше меня и знал все ходы и выходы. Я многое у него перенял.
- Вояж в Соединённое Королевство - Юрий Александрович Александров - Полицейский детектив / Шпионский детектив
- Эскорт для предателя - Дэвид Игнатиус - Шпионский детектив
- Учебная поездка - Владимир Быстров - Шпионский детектив
- Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014 - Гривадий Горпожакс - Шпионский детектив
- Ушли клоуны, пришли слезы… - Иоганнес Зиммель - Шпионский детектив
- Рыцарский крест. Кригсхельферин Ева - Владимир Александрович Андриенко - Исторические приключения / Исторический детектив / Шпионский детектив
- Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика - Вадим Сопряков - Шпионский детектив
- Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий - Прочая детская литература / Прочее / Шпионский детектив
- Огненные стрелы - М. Георгиева - Шпионский детектив
- ZERO – псевдоним - Юрий Горюнов - Шпионский детектив