Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Писатель Александр Смердов, долгие годы друживший с Григорием Федосеевым и помогавший ему сделать первые шаги на литературном поприще, так описывает памятник:
«На одной из металлических плит пьедестала отлиты барельеф, даты рождения и кончины вожака землепроходцев-современников и певца этих суровых и величавых вершил, на другой — его мужественные, сильные своей жизненной убежденностью слова:
«… Карта…
Как просто на нее смотреть и как не просто, порою мучительно трудно создавать ее!..»
Писателя с нами нет, а книги его продолжают жить. Они рисуют героические характеры таежных следопытов, поэтически отображают природу Сибири, снова и снова заставляют переживать драматизм событий, выпавших на долю изыскателей.
Пожалуй, точнее всех сказала о книгах Г. А. Федосеева Мариэтта Шагинян: «Книги бывают разные. Одни подобны окнам, сквозь стекла которых (светлые или мутные) читатель лишь наблюдает людей и природу, какими их описывает автор. Другие — словно раскрытые двери, и вы сразу, с первой страницы, входите в них: дышите свежим воздухом, ощущаете землю под ногами, слышите говор людей, птиц, шум реки, шум леса, словно вступили в реальную жизнь — не читателем книги, а ее участником. Вот таким свойством вовлечения в свой мир обладает Г. А. Федосеев, свойством, надо сказать, очень редким и драгоценным у рассказчика. Я раскрыла его книгу «Тропою испытаний», стоя у письменного стола, с намерением только посмотреть, полистать… Но… пахнуло ледяной свежестью, снежным бураном на далекой маленькой станции, кинулись навстречу собаки Кучум и Бойка, заскрипели полозья под грузом экспедиции, все задвигалось, ожило, потянулось вперед — и я, потянувшись вместе с ними в мир настоящих, захватывающих приключений, так и осталась стоять у стола, погруженная с головой в книгу…»
В сборник, который вы сейчас держите в руках, включены две повести Григория. Федосеева — «Меченый» и «Поиск». Ни одна из них еще не выходила до этого отдельным изданием.
Мне остается только пригласить читателей распахнуть эту книгу и войти в ее мир, который запечатлен писателем искренними и честными словами.
Меченый
Из жизни волчьей стаи
Вместо пролога
Много лет тому назад бродил я с ружьем по звериному царству — горной стране Бэюн-Куту, расположенной на восход солнца от реки Великий Мугой.
Вечером, когда остывшее солнце покидало тайгу, я поднялся на вершину скалы, чтобы заглянуть в соседнее ущелье, нет ли там подходящего места для ночевки.
В сумраке терялись дали. Справа теснился Колар — мрачный хребет с заснеженными вершинами, весь в зубцах и провалах. Ближе и левее, где копился редеющий туман, бугристую землю прикрывали темные полы соснового бора, а позади него лежало таинственное озеро Амудиго — мать Великого Мугоя.
Я еще не успел наметить место для ночевки, как снизу долетел крик ворона. Он о чем-то важном оповещал жителей леса. Я тогда еще плохо понимал язык этой птицы и, чтобы не гадать, решил спуститься к ней.
То, что я увидел внизу, под высокой и мрачной скалой, поразило меня. Снег был взбит буграми и залит кровью. Следы продолжительной борьбы говорили о том, что под скалою разыгралась какая-то трагедия между волками. От одного зверя остались всего лишь обглоданные кости, остальные разошлись в разные стороны, не оставив на следу и капли крови. Я стал осматривать местность. Глубокая вмятина в снегу; недавно скатившиеся со скалы камни. Видимо, один из волков упал сверху и был растерзан.
Я увидел под скалою множество костей и черепов крупных животных, тоже, вероятно, когда-то свалившихся сверху. Надо было подняться наверх, узнать, что это там за таинственный выступ навис над скалою, почему с него бросаются звери в пропасть, но солнце покидало тайгу, густел сумрак наступающей ночи, и я решил отложить расследование до утра.
Покидая площадку, я увидел на снегу уцелевшую голову растерзанного волка. Она была нетронутой, и по ее форме мне легко удалось установить, что голова принадлежала самке. Ее зубы имели много удач и от работы расшатались, а клыки притупились и поржавели. Рядом с головой лежал клок белой шерсти. И тут только я вспомнил, что в Бэюн-Куту уже много лет свирепствовала стая белогрудых волков. Клочок белой шерсти служил доказательством того, что сорвавшаяся со скалы волчица была из этой прославленной стаи.
Но меня ожидало еще большее удивление. На том месте, где лежала голова старого хищника, судя по следу, самый крупный волк сделал на снегу когтями глубокие борозды. Волчьи «росписи» являются предупреждением всем жителям леса — не трогать остатки их трапезы…
Все это взбудоражило мое любопытство. Захотелось узнать, что это за звериное кладбище под скалой, кто сбросил с выступа в пропасть волчицу и почему ее голова осталась нетронутой?
В темной лазури неба загорались звезды. Лес дремал, все больше погружаясь в молчание. Впереди неожиданно появилась поляна, окруженная высокой стеною лохматых сосен. Посредине росла многоярусная елка, высоко поднявшая остроконечную вершину над окружающим лесом.
Елка была убрана снежными гирляндами, свисающими почти до земли. Тысячи разноцветных фонариков вспыхивали и гасли, отражая холодный свет луны. Среди задумчивых сосен елка казалась действительно сказочной.
Она гостеприимно приняла меня под свой могучий свод. Маленький костер и кружка горячего чая были мне достойной наградой за утомительный день.
Я подбросил в костер дров, долго не спал. Много раз я посещал Бэюн-Куту зимою. Мне часто приходилось видеть кости съеденных хищниками коз, оленей, сохатых. Я только теперь я твердо мог сказать, что все это была работа стаи белогрудых волков.
Я не мог уйти из Бэюн-Куту, не разгадав, что за трагедия разыгралась под скалою с волчьей стаей.
Много дней я бродил по сосновому бору, заглядывал в самые затаенные уголки его, ходил по горам, не раз посетил озеро Амудиго. Внимание мое привлекали оставшиеся на снегу следы зимних разбойничьих набегов стаи белогрудых волков. Они встречались всюду, их было много.
Когда мой дневник наполнился заметками о жизни стаи, о подвигах ее и набегах — я решил покинуть Бэюн-Куту.
Часть первая
У волчьих нор
Перед могучей силой медведя, перед его клыкастой пастью трепещут все звери тайги. При одном только свисте крыльев приближающегося сапсана, с его смертоносными когтями, весь пернатый мир приходит в содрогание. Чем же ты, волк, прославил свою жизнь, какими подвигами увековечил свои тропы?…
- Веселое горе — любовь. - Марк Гроссман - Природа и животные
- Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже - Джеральд Даррелл - Природа и животные / Путешествия и география
- Кошачьи истории - Джеймс Хэрриот - Природа и животные
- Таинственный чучуна - Илья Гурвич - Природа и животные
- Жар-птица из Красной книги. Обыкновенный фламинго - Семен Давыдович Кустанович - Прочая научная литература / Природа и животные
- Собачья площадка - Игорь Голубев - Природа и животные
- Медведь - Уильям Фолкнер - Природа и животные
- Арабески ботаники. Книга вторая: Томские корни - Андрей Куприянов - Природа и животные
- Быстроногий - Цокто Номтоевич Номтоев - Природа и животные / Детская проза
- Не такие, как все – иные. Тропинка нового пути - Такира - Прочие приключения / Природа и животные / Ужасы и Мистика