Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо, было бы на что. Что же ты просидел на такой низкой зарплате, почему не возмущался?
– Я был счастлив, что здесь получил работу, этого достаточно. Вот как ты допустил до такого?
– Я допустил? А не она ли допустила то, что сделала?
Мы все втроем молчали, я чувствовал, что Йозеф улыбается.
– Ну вы, там, мне пора спать, созвонимся?
– Конечно, – заверил я его, – без сомнения.
Манфред потребовал мой номер телефона, я повиновался. Успокоенный и довольный свершившимся, он любовно погладил трубку, обдул, обтер.
– Да, сынок, нет правых, нет виноватых, все несем мы и право, и вину. Убийца, убитый, судья, родные, спроси их, кто виноват, они ответят. Жизнь – одноразовый шприц в задницу.
Как все грустно, как грустно все.
– Да не ешь ты печень…
– Что?
– Печень не ешь, эти животные твари глотают все подряд, печень просто не успевает перерабатывать, и вся гадость там остается. Ешь сердца, – помолчал, – а лучше мозги.
Мне стало плохо.
– Ты что, такой слабый и женат, как же ты живешь с ней?
– Хорошо, – с трудом промолвил я.
Ночь уютно накрыла, сблизила, утешила, ничто не предвещало наступление дня, да и нужен ли он нам!?
Мой новый папа Манфред тщательно смел с платка остатки табака и сигарет в пакет, перетянул резинками и спрятал в портфель. Выпрямился, величественно поднес трубку ко рту, уверенно возжег пламя, почмокал, задымил и медленно, страшась потерять и каплю, втянул живительное зелье, задержал дыхание, усладившись и насладившись.
С сожалением отпустив дым на волю, с болью, понятной только нам, мужчинам, простонал:
– Оргазм!
И я пролил тихие слезы.
Оливер
Он просыпался и вставал с постели всегда в одно и то же время, ложился спать тоже в одно и то же время. В одно и то же время садился в метро и ехал на работу. В одно и то же время выслушивал от коллег на паузах жалобы на пищеварение, на детей, на непомерно высокие налоги. В одно и то же время сосредоточенно просматривал новостные порталы в Интернете, влезал под одеяло, наутро забывал о прочитанном – так было принято.
Приучил себя к разнообразным привычкам и был доволен упорядоченным функционированием тела и духа. Привычки стали потребностями, потребности – привычками, ощущение комфорта не покидало.
День протекал мирно, продуктивно и не навязывал вздорных случайностей. Надо отметить также и еще одну его удивительную особенность: в метро во избежание каверз ни он никого не видел, ни его никто не замечал, что утром, что вечером.
Опустился на любимое место у окна, приготовился к совместному движению тела и вагона. Поезд разогнался, завывая и постукивая колесами, вдруг резко затормозил, дернулся, встал, кто-то охнул, рассмеялся, он невольно взглянул в ту сторону и оцепенел.
Паренек с огромным рюкзаком за спиной не устоял на ногах от толчка и обрушился на девушку, что сидела напротив. Она удержала мальчишку в объятиях, тот копошился на ней, пытаясь оторваться, искал руками опору, не находил, боясь прикоснуться хотя бы пальцем к женскому телу. Слышались тихие извинения: «Простите, поезд, я не хотел…»
Он не отрывал глаз от пары, застывшей в театральной позе, но не кажущаяся преднамеренность сцены привела в смятение, иное: подросток словно сошел со снимков детства: щуплый, нескладный, узкий, длинный, с аккуратными очками на бледном худом лице.
Наконец, мальчишка высвободился, отбежал от юной пассажирки и, вцепившись в поручень сиденья, застыл.
Поезд тронулся, напротив две девчонки восьми лет, задорно поглядывая друг на друга, прилежно запели: «О sole mio…». Через четыре остановки он вышел, покачал в недоумении головой, но день прошел как обычно, без каверз.
Назавтра в метро растерялся, не зная, что делать: радоваться или огорчаться – юный двойник вошел в его вагон, замер у дверей, опираясь на них рюкзаком.
Так и он когда-то стоял, размышляя о нервных учителях и о не менее нервных родителях.
Минула неделя, встречи с упорством повторялись, мальчик как вкопанный в 5: 54 стоял на станции, ожидая поезд. Подумал и благодушно позволил юнцу занять место в его ритме дней и ночей ко времени отхода поезда.
Иначе никак нельзя: ребенку было неуютно среди неосторожных грубых взрослых, и он приложит все усилия, чтобы скрасить путь мальчику. В столь ранний час появление подростка тоже понял: «Сентябрь уж наступил». Начались учебные занятия, школа, видно, далеко – во избежание скандалов ученик и выезжал засветло, боялся опоздать.
Так и повелось, вместе с учеником поджидал поезд, вместе входили и застывали: он на сиденье, ученик у дверей. Те постоянно открывались, закрывались, подросток отходил, вежливо пропускал пассажиров, подходил и замирал до следующей остановки. Посоветовать сменить место не решился: мальчик с испугом отринет соучастие незнакомого мужчины.
В начале октября на пути к метро вдруг охватил непреодолимый страх, пробил холодный пот: в любой момент может нагрянуть беда – изменится расписание уроков в школе, семья переедет в другой город, ребенок заболеет – встречи прекратятся. Случайно, как и появился, он исчезнет, тоже человек из плоти и крови. Что делать, как поступить, спросить было не у кого, поделиться было не с кем.
Справиться с паникой не хватало сил, время шло, и чуть ли не бегом он припустил к станции. Там заметался, не нашел паренька, не пришел тот в условный срок. Предчувствие сбывалось, устал, устал, не хочет видеться, в чем полностью прав. Сел у окна, ни во что не веря.
Двери не захлопнулись, как влетел юнец, обвел всех быстрым взглядом, нашел своего ежедневного попутчика, успокоился. Заполучив последнего пассажира, поезд двинулся дальше по маршруту.
В ноябре похолодало.
Надел любимое мягкое пальто черного цвета, ощутил себя в нем тепло и уютно. Подросток стоял в заношенной детской курточке, выглядел до обидного нелепо: из рукавов торчали худые кисти рук, спереди и сзади из-под нее беззастенчиво выглядывала клетчатая синяя рубаха, ворот не застегивался, узкий стал, да и пуговиц не хватало.
Его родители тоже были небогаты, тоже вырастал из одежды, из обуви, тоже при встречах со знакомыми прятал глаза. Предложить что-либо из своего подростку постеснялся: вдруг не понравится, но вечером тщательно перебрал одежду в шкафах – ничего доброго не нашел.
Вскоре парень красовался в новой теплой добротной куртке с капюшоном, с молниями на карманах. И впервые отошел от дверей, сел на свободное место, рюкзак поставил на колени.
Затем выпал первый снег.
Поезд запаздывал, люди прибывали, толкались, вышучивали друг друга, а знакомый не появлялся. Из тоннеля принеслась тугая воздушная волна, за ней на платформу влетел поезд. Одна толпа втащила в вагон, другая со смехом, с гиком хлынула из других дверей и столкнула лицом к лицу с подростком.
Промелькнули две станции, менялись пассажиры, он стоял и не смел поднять глаза на мальчишку, слушал легкое дыхание и не мог взять в толк, с чего начать и как начать беседу. Неплохо было бы вполголоса произнести «Смешной народ, не правда ли», хотя есть и получше: «Бывает же такое», а если: «И побелело все кругом…».
День прошел нервозно, безрезультатно. Вечером вспомнил со стыдом произошедшее в вагоне, чуть не плача, утешил себя тем, что никто ничего не заметил. К новостям не притронулся, залез под душ, лег в постель. Утром обнаружил, что проспал…
Без сомнения, станция давно опустела, поезд ушел, в нем все уехали, в нем уехал и ученик. С тоской и унынием вышел из дома, побрел к станции, медленно спустился по лестнице и с трудом сдержал возглас радости.
На платформе в одиночестве стоял его ученик, его двойник, скользнул рассеянно взглядом, проявил внешнее безразличие. Они вошли, заняли места и помчались каждый к своей цели.
Брезжил рассвет, вставало солнце, к ночи день темнел, синел, чернел; он мог дать любые имена творениям природы, звучные или скучные, но она перестала его занимать.
Будильник не интересуется числами на круглом циферблате. Стучит и стучит в ритме, заданном пружиной или батарейкой, но в любом случае в этом его жизнь, а не в циферблате. Нет ему дела до чисел, до их размеров, до их цвета, можно закрасить, стрелки снять и выбросить – ничего не изменится, будильник будет стучать…
Сегодня паренек ехал вдвоем с подружкой, наверняка, учатся в одной школе. Придирчиво оглядел девицу: нехороша была, очень нехороша.
Тяжелые крупные формы раздирали по швам короткое серое пальто, шею туго обхватил лиловый узкий платок, тусклые глазки накрасила синим, волосы стянула зеленым шарфом.
Поезд на всем ходу дернулся, как и при первой их встрече, и по всему вагону разнесся высокий до визга голос: «Оливер, ты чего это?»
Какое чудесное имя носит мальчик, неужели человек с таким звучным именем повторит абсурд его судьбы.
На следующее утро старался не смотреть в их сторону, прошли еще ночь, день, ночь – утром украдкой взглянул, опешил: мясистая девица не маячила больше, не мешала, пропала без следа.
- Стеклянные люди. Роман - Юрий Меркеев - Русская современная проза
- Мое облако – справа. Киноповести - Ю. Лугин - Русская современная проза
- Нас шестнадцать (сборник) - Мария Рэйвен - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Путешествие маленькой лягушки - Дарья Чернышева - Русская современная проза
- Хризантемы. Отвязанные приключения в духе Кастанеды - Владислав Картавцев - Русская современная проза
- 290 секунд - Роман Бубнов - Русская современная проза
- Найденыш Тоффи - Дарья Донцова - Русская современная проза
- Озябшие странники (сборник) - Дина Рубина - Русская современная проза
- Эротика. о любви в стихах и прозе - Валерий Гурков - Русская современная проза