Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Верка носила по коридорам огромное объявление «Ищу жениха!», и хохот всей школы громыхал за ней по пятам. Верка припустилась назад и укрылась в классе, где Петя и сорвал с её спины лист.
Верка глянула на лист, и глаза её наполнились слезами. Сморгнув их, села за свою парту, отвернулась к стенке, и мне было видно, как вздрагивает её спина.
Я торжествовал: получила по заслугам!
Но кто-то выдал меня. В классе нашёлся предатель. Меня отчитал классный руководитель и пообещал рассказать обо всём отцу. Но это было ещё не всё.
На большой переменке ко мне подошёл Петя, этот раб и слюнтяй, подошёл — маленький, бледный, с серьёзными глазами — и, заикаясь, сказал:
— Вввы-вызываю тебя на дуэль.
Я даже опешил: он и дуэль — это просто не вязалось. Ни с кем ещё он не дрался и драться не собирался!
— Проваливай! — сказал я. — Что с тобой связываться? Вначале стрелять научись.
И здесь случилось непостижимое. Все ребята, как сговорившись, заорали:
— Нет, ты не должен отказываться! Это против закона!
Я даже отступил к стене. Я ничего не понимал. Ну что я сделал им плохого? Только проучил эту самую Верку, и здорово проучил. То все были за меня и смеялись, а то вдруг переметнулись на сторону Петьки. И среди них был даже Женька Пшенный… Вот она какая, оказывается, жизнь!
«Ну что ж, драться так драться», — твёрдо решил я и поклялся посильнее влепить в его лоб пулю. Пусть знает, как иметь со мной дело. И всем им отомщу!..
Тут же были выбраны секунданты, отмерены десять огромных шагов в проходе между партами. Всеми приготовлениями распоряжался сам Пшенный. Он провёл мелом на полу две черты и приказал закрыть на стул дверь, чтоб не вошёл дежурный по этажу учитель.
— Уважаемые дуэлянты, — обратился к нам, как требовали правила, Женька, — в последний раз предлагаю вам помириться пойти на мировую и подать друг другу руку. Ты виноват перед Верой, извинись, и всё будет…
— Нет! — закричал Петя. — Никаких извинений — будем стреляться!
— А я и не собираюсь извиняться! — отрезал я. — Принимаю вызов.
Я был уверен, что Петя доживает свои последние минуты на этой земле, и твёрдо, сквозь зубы произнёс:
— Прощайся с жизнью, презренный!
Нам были выданы очки-консервы и по одной пуле Женькиного производства: они должны быть одинаковыми. Потом Пшенный оглядел наши «пистолеты» — надетые на пальцы резинки — и важно сказал:
— Противники, на линию огня!
Мы стали возле начертанных мелом линий, и Пшенный проверил, чтоб ботинки ни одного из нас не переступили их.
— Начинайте! — деловито сказал Пшенный.
Мы стали целиться.
До боли сжав губы, я оттянул насколько мог назад резинку — удар должен быть точным!
Большие квадратные очки, туго сжатые на затылке ремешками, больно врезались в щёки. Все, кто был в классе, выстроились у стен. Я хладнокровно целился в розоватый Петькин лоб. Вдруг кто-то задёргал дверью, и стул, одной ножкой продетый в дверную ручку, запрыгал.
Я готов уже был выстрелить, но отвлёкся на мгновение, и вдруг… нет, в это нельзя было поверить… в мою грудь ударила пуля.
— Падай! — заорали ребята. — Падай, ты убит!
Я продолжал целиться, но кто-то вырвал у меня «пистолет», меня схватили, приподняли и силой уложили на пол — таков был ритуал.
Потом я встал, сорвал с лица очки-консервы, сдёрнул с пальцев резинку и ушёл в коридор. Я не хотел никого видеть. Они предали меня и были рады моей гибели, а я дружил с ними, считал их добрыми, любил их… Предатели! И как это Петька попал? Но что я мог поделать? По принятому нами же закону отныне я на неделю лишался права участвовать в дуэлях и должен был подчиниться этому.
Я был убит на дуэли, и, как понял это позже, был убит по заслугам.
1963
Твоя Антарктида
В подъезде большого дома стояли трое ребят и смотрели, как во дворе шумит ливень. Ливень был такой сильный, что земля, казалось, кипела от него, а тротуар, о который он вдрызг разбивался, дымился белой пылью. Вода осатанело клокотала в водосточной трубе, яростно выхлёстывала наружу и мутным, пенистым ручьём бежала вдоль тротуара.
Иногда брызги долетали до ребят, и тогда старший из них, Игорь, недовольно морщил переносицу и отодвигался назад. Второй мальчик, Серёжка, смотрел на ливень, неподвижными испуганными глазами — он никогда ещё не видел такого сильного дождя. И только Алёша, синеглазый и тонконогий, в сандалиях и белых носочках, был рад.
— Льёт, как тропический! — кричал он, заглушая плеск ливня. — Как в Африке! Он там деревья ломает и хижины сносит. И обезьянкам от него спасения нет… А зато крокодилы… ну и рады!..
Алёша подался вперёд, и на его аккуратной матроске с отложным воротником и шитыми золотом якорями заблестели крупные капли.
— Побегаем по дождю? Побегаем, а? — нетерпеливо топтался он у двери.
— Это с какой целью? — холодно спросил Игорь.
— А ни с какой — просто так!
— Ну и беги, промокай на здоровье.
Алёша насупился. Но это продолжалось одну секунду. Не было ещё такого слова на земле, которое могло бы погасить его азарт. Не хочет Игорь — не надо! Зато Серёжка, наверно, согласится: он ещё не такой большой и не такой надутый, чтоб не захотеть побегать под ливнем. Алёша повернул к ребятам круглое, обрызганное дождём лицо с отчаянно горящими глазами:
— Серёжка, бежим!
Игорь с Серёжкой о чем-то зашептались.
— Ладно, — громко согласился Игорь, — только вместе. Слушай мою команду: раз, два…
Алёша весь напрягся.
— Три!..
Алёша стремительно прыгнул в ливень. Со всех сторон его сразу окатило водой, словно он прыгнул в реку. Струи бешено хлестали по
- Здесь был Шва - Нил Шустерман - Детская проза
- Славка - Анатолий Мошковский - Детская проза
- Неистовый Пашка - Анатолий Мошковский - Детская проза
- Депеша - Анатолий Мошковский - Детская проза
- Река моя Ангара - Анатолий Мошковский - Детская проза
- Изгнание - Анатолий Мошковский - Детская проза
- Лука Лукич - Анатолий Мошковский - Детская проза
- Трудно быть добрым. Истории вещей, людей и зверей - Людмила Евгеньевна Улицкая - Детская проза / Прочее
- Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона [Рисунки Г. Калиновского] - Валентин Катаев - Детская проза
- Весенний подарок. Лучшие романы о любви для девочек - Ирина Щеглова - Детская проза