Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время от времени, словно невзначай, бросал взгляды на Елизавету Феодоровну князь Константин.
«Господи, почему у нее такие грустные глаза? – думал он. – Разве она не живет в счастливом браке? Разве вера, в которую она перешла, не стала такой сильной, какая нам недоступна? Что лежит в душе твоей, Элла? Что предчувствуешь и знаешь ты, чего не знаем все мы?»
Княгиня погружена в молитву, моление ее спокойное и сосредоточенное, без всякой экзальтации.
Причастились Святых Христовых Таин, приложились ко кресту и, вернувшись в усадьбу, нашли уже накрытым стол, на котором чего только не было…
– А знаешь, Сережа, – сказал князь Константин, обращаясь к имениннику, – ни один обед даже за царским столом не сравнится с таким, как этот. Вот сейчас возьму и буду доедать судачка, как Собакевич у Гоголя.
– Судачок хорош, но будут еще бекасы в грибном соусе и запеченное мясо, которое наш Игнат по особому рецепту готовит – в прошлый раз вы хвалили. – Экономка Настасья ходила за спинами господ, отдавая распоряжения слугам.
– Помню, Настасьюшка, помню, – живо отозвался князь Константин. – В прошлом году объелся до неприличия…
Все засмеялись, а великий князь Павел Александрович, родной брат князя Сергея и муж великой княгини Александры, царевны греческой, откупорил бутылку шампанского. Зашипело, запенилось вино в бокалах, радуя глаз и веселя сердце.
– С днем ангела, дорогой мой, – сказала Елизавета Феодоровна. – Да хранит тебя твой небесный заступник – святой преподобный Сергий. Он чудотворец, он все может вымолить у Господа. Я знаю, он всегда с тобой.
– И за тебя, Сережа, – обращаясь к великому князю Сергею Михайловичу, своему дяде, сказал князь Сергей.
Зазвенели бокалы, и звон этот отозвался в сердце каждого, кто сидел за столом.
Тревожное чувство, которое возникло у Елизаветы Феодоровны в час приезда, ушло.
– Так забавно, – сказала она, – что дяденька на десять лет моложе племянника. Я когда в Россию приехала, совершенно запуталась среди родственников – их такое множество…
– …что просто спасу нет! – подхватил князь Павел. – Дяденька, между прочим, моложе Сергея на двенадцать лет, а меня – на девять.
– Но-но, племяннички! – шутливо отозвался князь Сергей Михайлович. – Все ж я внук самого Николая I! И не моя вина, что в нашей семье я оказался поздним ребенком.
Он приосанился, шутейно взбил хохолок, вздернул голову и в самом деле стал походить на деда-императора.
– Похож, – смеясь, сказал князь Константин. – А вот у Павлуши дети ранние. Сашенька, ты как себя чувствуешь? Может, чуть-чуть вина для бодрости?
Княгиня Александра беременна. Черты ее лица ярче, чем у Елизаветы Феодоровны. Волосы черные, глаза темные, глубокие. Во всем ее облике – цветение молодого южного дерева, которое было бы прекрасно, если бы не заболело внезапно, если бы не истомил его зной.
– Знаете, во время службы он так себя повел, – сказала княгиня Александра, – взял и дернул ножками. Да так резво!
– Милая, может, тебе прилечь? – спросил князь Павел. – Ты бледна. Служба и без того длинная, да еще батюшка так старался…
– Ничего, сейчас он успокоился.
– Понимает, что маме надо отдохнуть, – сказал князь Сергей.
– И мне почему-то кажется, что будет мальчик, – сказала Елизавета Феодоровна. – Мне даже казалось, что я его видела… Саша, тебе и вправду надо отдохнуть.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – княгиня Александра улыбнулась, но улыбка вышла немного растерянной. – Мне так хорошо с вами. У папы на побережье есть имение, и там церковь, очень похожая на вашу. Я часто бывала там в детстве. Сегодня о ней вспомнила. И так светло стало на душе – как будто ног коснулась волна.
– Теперь я понимаю, отчего у тебя такое доброе сердце, – сказал князь Константин. – В него с детских лет проник и свет моря, и свет неба – свет православия.
– Когда я решила перейти в православие, мой отец написал мне, что я ослеплена пышностью и золотым убранством русских церквей, – Елизавета Феодоровна улыбалась, но лицо ее было задумчивым, грустным. – То же самое говорили и брат Эрнест, и сестра Виктория. Никто из них не понял, что в православии я увидела прямую дорогу к Богу. Я так хотела причаститься Святых Христовых Таин с тобой, Сережа. Особенно на Пасху.
– Ну что об этом вспоминать, – князь Сергей поднял бокал. – Слава Богу, все уже свершилось.
И у великого герцога хватило такта и ума пусть и осудить тебя, но не проклясть. Костя, тост!
Князь Константин встал, слегка опустил голову. Она была прекрасно вылеплена Господом. Лицо продолговатое, нос прямой, волосы светлые, слегка вьющиеся. Светлая бородка, усы, голубые глубокие глаза – в них печаль, мудрость созерцателя и поэта, и в то же время твердость взгляда, вдохновенность – когда он говорил, читал стихи, спорил…
– Я предлагаю выпить… за нашу родную землю, – князь Константин поднял голову. – По ней ходил не только апостол Андрей, но и сам Христос. И Он благословил Русь, потому что она стала домом Матери Его, домом Богородицы… И надо верить, что Он не оставит нас, в какие бы страшные пропасти мы ни упали. Ибо нигде Его так не любят, как у нас в России. Нигде нет такого почитания Матери Божьей, как у нас. За Россию – подножие Богородицы, за солнце России – свет Спасителя!
Князь Константин осушил бокал, и все последовали его примеру.
– Ты умеешь говорить возвышенно, – сказал князь Сергей не без иронии. Но тут же интонация голоса изменилась:
– Скажи, Костя, а есть ли в русской поэзии еще генералы, которые писали бы хорошие стихи?
– Что-то не припомню, – тоже с иронией ответил князь Константин. – Но не забывай, Сережа, что был один поручик, который превзошел всех генералов – даже царской фамилии. Поэтому я решил подписывать свои стихи инициалами – К. Р.
– Ваши инициалы давно расшифрованы. Может, почитаете что-нибудь? – попросила Елизавета Феодоровна.
– С большим удовольствием. Тем более что сегодня такой чудесный вечер. Я это стихотворение написал давно, но прочесть все как-то не было повода. Только вы, Сережи, не обижайтесь, что стихотворение посвящено не вам, именинникам, а нашей Элле, которую мы зовем тем же именем, каким звали ее в родном доме…
И он начал читать:
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:Ты так невыразимо хороша!О, верно под наружностью прекраснойТакая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровеннойВ твоих очах таится глубина;Как ангел, ты тиха и совершенна;Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле средь зол и скорби многойТвою не запятнает чистоту.И всякий, увидав тебя, прославит Бога,Создавшего такую красоту!
Князь Константин читал с чувством, с присущим ему артистизмом, не с завыванием, как читают поэты чаще всего, а с четкой артикуляцией каждого слова, делая ударения на тех словах, которые и несут в себе смысл стиха.
Князь Павел зааплодировал, захлопали в ладоши и другие, и когда возникла пауза, князь Сергей сказал:
– Ты написал то, чего не смог художник Каульбах. Он сделал семь эскизов головы Эллы, и ни один из них не был на нее похож. Да и фотографии не передают ее такой, какая она в жизни. Каульбах сказал, что красота Эллы не поддается перенесению на полотно.
– Вы говорите обо мне так, будто меня здесь нет.
– Не будем, – князь Сергей снова повернулся лицом к поэту. – Но все-таки, когда ты написал это стихотворение?
– Семь лет назад, здесь, в Ильинском. После свадебных торжеств, когда ты впервые привез Эллу сюда. Какое тогда чудесное стояло лето! И как я был счастлив, что ты взял себе в жены принцессу – как будто из сказки. У меня жена тоже немецкая принцесса и тоже не обижена красотой. Но оттого, Элла, что твоя мама – принцесса английская, произошло какое-то чудесное соединение. И дело тут еще вот в чем. Немецкие и английские древа оказались осененными светом русского православия.
Художник Каульбах сделал семь эскизов головы Эллы… и сказал, что ее красота не поддается перенесению на полотно
– Пожалуйста, хватит. У меня даже щеки горят. Давайте лучше вспомним те дни, когда я приехала сюда. Саша, ты помнишь подвенечные украшения?
– Украшения Екатерины II? – княгиня Александра оживилась. – Как их не помнить! Бриллиантовая диадема, великолепная корона, ожерелье…
– А серьги! – напомнила Елизавета Феодоровна. – Какие они были тяжелые! Приходилось прикреплять их золотой проволокой!
– А в туфлю положили золотую монету на счастье!
– Верно. Ну разве такое можно забыть? А платье? Вспомни-ка, Саша! Оно было сшито из серебряной парчи. Я так удивилась, что нельзя самой выбрать подвенечный наряд. Он уже был приготовлен императрицей. Я бы отказалась от мантии со шлейфом…
– Она была оторочена горностаем. Понравилась мне необычайно! Я, королевна греческая, впервые почувствовала себя действительно царственной особой.
- Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи - Биографии и Мемуары
- Мария Федоровна - Александр Боханов - Биографии и Мемуары
- Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой - Г. Шумкин - Биографии и Мемуары
- Николай II. Распутин. Немецкие погромы. Убийство Распутина. Изуверское убийство всей царской семьи, доктора и прислуги. Барон Эдуард Фальц-Фейн - Виктор С. Качмарик - Биографии и Мемуары / История
- Быть принцессой. Повседневная жизнь при русском дворе - Елена Первушина - Биографии и Мемуары
- Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века - Ольга Клюкина - Биографии и Мемуары
- Святые Петр и Феврония Муромские - Анна Маркова - Биографии и Мемуары
- Святой Владимир - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары
- Психушка во мне, или Я в психушке - Димитрий Подковыров - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Публицистика
- Святые минуты. Примеры благочестия и добродетели, извлеченные из житий святых - Епископ Евдоким (Мещерский) - Биографии и Мемуары