Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выпрямил кренящийся аппарат и перешел на планирующий полет, снижаясь кругами. Пес держался рядом, как привязанный.
Нури в коротком пике зашел снизу и увидел: почти в середине крыла торчала оперенная стрела, и стекала по ней подкрашенная глюкоза — голубая кровь синтмышц махолета.
Они приземлились в середине поляны, и, пока Олле, поминутно потирая саднящую ладонь, — реакция на пробитое крыло, — высвобождал от браслетов пса, Нури огляделся. На поляне было светло от мириадов роящихся светлячков, и белый предутренний туман почти скрывал склоненного Олле. Удерживая за ошейник рычащего пса, он протянул бамбуковую стрелу с обожженным наконечником, взглянул в глаза Нури:
— Что это с тобой?
— Мамочка моя, — сказал Нури. — Питекантроп!
Это уже потом они рассмотрели мосластые руки, кривоватые ноги и патлатые нечесаные головы. Потом. А сейчас повеяло на них неизведанной дремучестью и угрозой от приземистой, без шеи, фигуры. В отведенной назад руке, готовый к броску, питекантроп держал копье.
— Гром, следить! Следить! — неожиданно высоким голосом прокричал Олле, перехватывая на лету копье. Нури успел заметить, как молча метнулся в сторону и исчез пес, и тут же на них с воем и уханьем навалились со всех сторон, словно изверженные туманом, питекантропы, хватая за плечи, за ноги и норовя укусить куда попало.
Сокрушая чьи-то носы и челюсти, Нури увидел, как, неся на себе груду тел, шагнул к нему Олле, и услышал его восторженный вопль:
— Сдавайся, Нури!
Под руками Нури смачно стукнулись лбами и помертвели на миг двое самых настырных нападающих.
— Я вас отучу кусаться!
— Не трогай предков, говорю тебе! Тоже мне, герой нашелся. Делай, как я! — гневно взревел Олле и свалился, увлекая за собой сопящую ораву.
— Дошло, — ответил Нури. — Сдаюсь!
Их связали. Точнее, привязали веревками из прочного лыка к толстым бамбуковым стволам и понесли по каким-то малохоженным тропам. Следом, усадив на закорки, несли питекантропы и своих поврежденных в драке с Нури соплеменников.
— Держите меня, если я хоть что-нибудь понимаю, — сказал Нури и, глядя вверх перед собой, добавил: — Волхвы такого учинить не могли. Нет, не могли, — он напряг мышцы, привязан крепко. — Одичавшие научные сотрудники?
Олле реагировал по-иному. Он растягивал слова, он почти пел, радуясь уникальной возможности изучить дикарей в лесу, породившем эту волосатую прелесть. Обычно молчаливый, Олле не жалел слов.
— Сюрприз Сатону, новость принесем!
— Пока что несут нас…
— Пускай несут, голубчики, пускай, — тут Олле сбился с белого стиха и задумчиво добавил — Понять не могу, откуда у них эти бамбуковые стволы. Они что, заранее знали, что нас привязывать будут, а?
Ощутив пинок босой ногой в зад, Олле скосил глаза, увидел неприветливую физиономию с оскаленными не в улыбке зубами и замолк.
Легко приказать: следи. А Старший будет драться один, какие там зубы у Нури? А этих, незнакомо пахнущих, их много. Почему Старший велит Нури прекратить драку? Почему дает связать себя?
Гром заскулил и тут же смолк: сказано, следи. И пес, покорный долгу, крался рядом с первыми двумя, несущими привязанного к стволу Олле. Оставаться невидимым и неслышимым было легко, враги шумно дышали и перекликались. Гром крался и ждал, когда Старший крикнет желанное: фас! И тогда можно будет дать волю клыкам.
Мутант Гром был догом чистых кровей, хотя ни один кинолог не признал бы этого. В меру лохматый, с блестящей шерстью, ухоженный пес был ростом чуть не по пояс гиганту Олле. Когда-то в помете он был единственным детенышем, и случайно зашедший в лабораторию Олле долго дивился на это глазастое и зубастое чудо. А потом просил хирургов-генетиков отдать ему щенка на воспитание.
— Берите! Мать все равно отказалась кормить его.
— И правильно. Сколько можно? Месяц, ну два, от силы. Зубов-то, как у рояля, в два ряда.
Хирурги вежливо посмеялись:
— Что вы, Олле? Ему неделя от роду.
Щенок, наступая на собственные лапы, приковылял к Олле и гавкнул басом.
— Гром! — воскликнул очарованный Олле. Щенок куснул его за палец.
Они явились за щенком через три дня — Олле и конь. Олле нес огромный рюкзак, а между вьюками на спине коня было прочно привязано деревянное корыто. Щенка вынесли, усадили в корыто на сухую траву и накрыли тряпками, после чего Олле тепло благодарил генетиков.
— И до нескорого свидания, — сказал он. — Я взял себе длительный отпуск.
С этими словами они ушли в лес и на вторые сутки в полдень добрались до гряды холмов, за озером Отшельника, где мало кто бывал. В нагромождении скал Олле отыскал вход в знакомый грот, услышал глухое рычание и, удовлетворенный, снял вьюк с коня. Потом, невдалеке от текущего рядом ручья, он поставил палатку, разложил вещи, вымылся, переложил в мешок сонного щенка, набрал в корыто воды, бросил туда термотаблетку и вошел в грот, узкий и длинный. Не обращая внимания на громкое фырканье, он прилепил к стене светильник и увидел тигрицу. Она лежала в стороне от входа, щуря глаза и грозно ощериваясь. Рядом копошились два полосатых тигренка, месяцев трех от роду.
Волевым усилием Олле смирил ее первый порыв — кинуться на пришельца — и присел на корточки. Глаза в глаза. Он заговорил спокойно, монотонно, чувствуя, как каменеют мышцы лица и рук, воспринимая сопротивление хищника вторжению чужой воли.
— Ты меня должна знать, ты обо мне слышала, да? Я принес тебе еще одного детеныша, черного и зубастого. Ты дашь ему свое молоко, а я буду кормить тебя и беречь твоих тигрят…
Работать с кошачьими всегда было трудно, а детная тигрица, живущая во власти инстинкта материнства, вообще была неподходящим для таких опытов объектом.
Через несколько трудных минут Олле поднял тяжелые руки, накрыл ладонями глаза тигрицы и вздрогнул от ощущения возникшего контакта. Это мгновение пришло само. Олле уловил его по тому, как непроизвольно расслабились мышцы его и зверя. Он вытер пот со лба и встал. Тигрица лежала с закрытыми глазами, уронив голову на мягкие и такие нестрашные лапы.
Олле ухватил тигрят за шиворот, вынес шипящих на свет и посадил в корыто. В теплой воде детеныши успокоились. Олле вымыл их, Выжал в корыто воду с лап и толстых у основания хвостов, обтер вафельным полотенцем, уложил возле матери и в той же воде тщательно искупал щенка. Когда тигрица проснулась, новый детеныш уже присосался к ней, знакомо надавливая на живот то одной, то другой лапой. Тигрица обнюхала его, пахнет по-родному. Ну, а что рубашечка другого цвета, какая в общем разница. Ткнув носом, она перевернула на спину нового ребенка и облизала тугое щенячье брюшко. Олле передохнул и рассмеялся. Гром будет жить.
В этой операции Олле выделил три момента.
— Покажите мне свору в сто голов, и если в ней есть искусственник — я обнаружу его. Мог ли я допустить, чтобы мой пес всю жизнь носил на морде печать искусственника? Не мог. Далее. Десятки раз я читал, как собака выкармливала осиротевших львят, тигрят и даже поросят. Я не против свиней, у меня есть знакомый бородавочник, и его нельзя не уважать. Подложив щенка тигрице, я только восстановил справедливость. И третье — экзотика. Согласитесь, иметь пса, вскормленного тигрицей, — это пикантно. Впрочем… — здесь обычно Олле надолго задумывался. — У Грома о тех днях более приятные воспоминания, чем у меня…
Привезенных с собой газельих потрохов хватило бы надолго, но на четвертые сутки, попив из ручья, тигрица так долго желтым взглядом смотрела на коня, что Олле понял: с газельими потрохами покончено, нормальный хищник консервами жить не будет. Олле отложил в сторону учебник кинологии, поднес к нежному носу тигрицы каменный кулак и молвил:
— Не испытывай судьбу, поняла?
Обнюхав кулак, хищница скрылась в густой траве в распадке, и ее не было целый день. А вскоре из грота, яко наг яко благ, вылез щенок и захныкал, требуя еды. За ним появились тигрячьи дети. Все трое жались к ногам, суетились и лезли в костер, на котором Олле стал спешно готовить приварок — жуткую смесь из крошеных потрохов и сгущенного молока. Поев теплое варево, детеныши тут же у корыта заснули. Олле промокнул им морды, отнес на место и заварил новую порцию, чтобы снова кормить голодных, когда проснутся.
И начались веселые деньки. Олле жил озабоченный, как кот в овощехранилище. Тигрица уходила и приходила, когда хотела. На него внимания не обращала, не позволяла чесать за ухом, угощением пренебрегала. Не то, чтобы дареный кусок ей в горло не лез, ведь ела же в первые дни, но, видимо, предпочитала свежатину, благо дичь вокруг кишмя кишела.
Вообще же хищница избегала появляться на глаза. Логово уже не казалось ей безопасным рядом с чужим становищем, и только детеныши побуждали ее возвращаться. Ночами она часто бродила неподалеку, Олле ощущал ее биополе, и трудно было удерживать ее на расстоянии. Ломку же инстинктов он считал недопустимой и неэтичной. Конь нервничал, плохо понимая действия хозяина, сам Олле спал вполглаза и изрядно отощал.
- Первый шаг - Сабина Янина - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Странный мир - Сергей Калашников - Социально-психологическая
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Больше чем люди - Эдвард Уолдо - Социально-психологическая
- Страшные сны - Марина Ганзенко - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов - Социально-психологическая
- Фантастические басни - Амброз Бирс - Социально-психологическая
- И я сказал себе: нет! - Элеонора Мандалян - Социально-психологическая
- Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин - Боевая фантастика / Периодические издания / Социально-психологическая
- Приключения Электроника - Евгений Велтистов - Социально-психологическая