Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Племянница спрятала лицо у него под мышкой, а Юра, кажется, собрался плакать.
– Не бойтесь, – сказал Зиганшин, – перед лицом настоящей опасности нужно сохранять спокойствие. Вот случится какая-нибудь фигня, тогда и попаникуем.
Юра всхлипнул, внимательно посмотрел на него, хотел что-то спросить, но только съежился под новым ударом грома.
– Скорость звука меньше, чем скорость света, – назидательно сообщил Мстислав Юрьевич, – поэтому, если мы слышим гром, то молния уже миновала, не причинив нам вреда. Главное, отставить страх, и все будет хорошо!
– А сейчас настоящая опасность? – прошептал Юра взволнованно, но твердым голосом.
– Ну как, – улыбнулся Мстислав Юрьевич, – не совсем настоящая, но и не настолько ерундовая, чтобы можно было впадать в отчаяние.
– А почему нельзя плакать? – спросила Света. – От нас же ничего не зависит.
Зиганшин постарался сделать из своего тела что-то наподобие навеса для племянников. И, неудобно извернувшись, произнес:
– Очень мало в жизни такого, когда от тебя ничего не зависит. Всегда что-то можно сделать. Вот вы сейчас начнете плакать, я тоже растеряюсь и не смогу быстро вывести вас из леса.
Тут небо со страшным грохотом будто раскололось, и зарядил такой сильный ливень, что от напора водяных струй у Зиганшина заболела спина. Редкие молодые елочки, под которыми они прятались, нисколько не спасали от дождя.
Лило так, что в трех шагах ничего не стало видно, и Зиганшин только надеялся, что сильный дождь не может продолжаться долго. «Хорошо, что Найда с нами не пошла», – подумал он.
Найда все же была не охотничьей, а служебной собакой и не особенно любила походы за грибами, а с тех пор, как некоторые ретивые соседи стали требовать, чтобы Зиганшин водил ее на поводке и в наморднике даже в лесу, он разрешал четвероногой подруге оставаться дома.
За шумом дождя и грозы почти ничего нельзя было расслышать. Юра молча дернул Мстислава Юрьевича за руку и показал на дерево за его спиной. Зиганшин обернулся: на ветке сидела совершенно мокрая крупная птица, ястреб или канюк, и, крутя головой, бесстрашно смотрела на людей. Под таким дождем ей не взлететь.
Зиганшин отвернулся и крикнул детям, чтобы тоже не смотрели. Как иначе дать понять птице, что они не враги, а товарищи по несчастью, он не знал.
Гроза стихла так же внезапно, как и началась. Тучи пролились, и небо снова стало чистым и солнечным.
Как Зиганшин ни пытался закрывать детей, все равно они промокли насквозь, поэтому решили двигаться к шоссе и ловить попутку, чтобы быстрее оказаться дома. Лесной тропой до деревни было километра четыре, самым быстрым ходом не меньше сорока минут, и Зиганшин боялся, что дети простудятся. Посадив Юру на закорки и взяв все три корзины с грибами, которые хозяйственная племянница наотрез отказалась оставить, Мстислав Юрьевич сказал Свете бежать впереди него и двинулся за ней.
Выйдя на шоссе, Зиганшин остановился. По другую сторону дороги начиналось поле, заросшее сочной высокой травой, где-то совсем далеко виднелись крыши соседней деревни и кроны яблоневого сада, а небо над всей этой бесконечностью висело чистое и голубое, с белым новорожденным облачком, и солнце светило в лицо как ни в чем не бывало. Будто и не прошла только что ужасная гроза. «Вот бы и у людей так, – вздохнул Зиганшин, – погоревал, сколько надо, и снова на душе хорошо и ясно».
Со страшным скрипом и дребезжанием подъехала старая «буханка» цвета хаки, своеобразный раритет, украденный, как подсказывала Мстиславу Юрьевичу оперативная смекалка, из ближайшей воинской части, на котором владелец лесопилки возил небольшие заказы.
Зиганшина в округе уважали, поэтому лесопильщик остановился и принял грибников на борт. Прежде чем залезть в машину, Юра по очереди снял резиновые сапожки, вылил из каждого, наверное, по кружке воды и захохотал. Мстислав Юрьевич подумал, что первый раз после смерти Наташи слышит смех этого мальчика, и тоже улыбнулся.
Возле ворот Зиганшина маячил сосед Лев Абрамович, совершенно сухой, как с завистью отметил хозяин.
Пересидел, значит, грозу дома, а как распогодилось, сразу помчался с очередной нелепой претензией. Не стал даже ждать, пока трава подсохнет.
Выпрыгнув с высокой подножки «буханки», Мстислав Юрьевич пригласил незваного гостя в дом.
Поджатые губы Льва Абрамовича не сулили ничего хорошего, мировая скорбь и вековая мудрость прямо-таки сочились из него, но Зиганшин другого не ждал.
Наскоро извинившись, он усадил гостя в качалку на веранде, отправил Свету переодеваться в сухое, сам быстренько сменил отяжелевшую от воды лесную амуницию на треники и майку, растер Юру махровым полотенцем и наказал одеться в пижаму и шерстяные носки.
Рассудив, что сосед не развалится, если еще пять минут подождет, Мстислав Юрьевич достал из чулана бутылку виски, судя по оформлению, дорогого и пафосного, и пошел растирать детям ноги, чтобы не простудились.
Племянники сидели на кровати Светы, одним клубком с Найдой и ее щенком Пусиком. Как бывает после пережитой опасности, ребята находились в состоянии лихорадочного веселья, но тут уж, понимал Зиганшин, их никак не успокоить, пока не сгорит адреналин.
Натирая Светину узкую ступню, с такими же длинными, как у него самого, пальцами, Зиганшин размышлял, что могло понадобиться старому хрычу.
Семья, состоявшая из деда Льва Абрамовича и внучки Фриды, появилась в деревне около месяца назад. В один прекрасный день в ворота зиганшинского дома постучались. Отворив, Мстислав Юрьевич увидел сухонького старичка с продолговатой головой и унылым носом-огурцом. Старичок был облачен в ковбойку с коротким рукавом и допотопные серые брюки, вид которых почему-то вызывал в памяти старомодный эпитет «штучные». Ремень, туго затянутый на стройной талии старичка, составлял прекрасный ансамбль с босоножками, уместными скорее в музее, чем на ногах живого человека.
Вежливо представившись, старик сообщил, что будет жить в доме напротив и планирует зимовать здесь, значит, есть смысл наладить добрососедские отношения.
Зиганшин изобразил восторг, да, впрочем, и действительно обрадовался. Обычно к середине сентября дачники разъезжались, и он до апреля оставался один в деревне. Пока был сам-перст, одиночество его не тяготило, но с детьми спокойнее знать, что рядом есть живая душа. В случае если он вдруг упадет с лестницы и сломает шею или еще что-нибудь в этом духе, племянникам хоть будет куда бежать.
Мстислав Юрьевич показал Льву Абрамовичу собак, познакомил со Светой и Юрой, провел по своим владениям, после чего мужчины дружески простились, обменявшись телефонами.
После Зиганшин часто видел нового соседа. Неугомонный дед носился по окрестностям с мольбертом, зарисовывая местные красоты. Его издалека можно было узнать по ковбойке, а в холодные дни, на которые оказалось щедро нынешнее лето, по щегольскому хамфри-богартовскому плащу, видимо, ровеснику самого Хамфри Богарта, и по черному берету.
Мстислав Юрьевич всегда был приветлив, Лев Абрамович отвечал тем же, и казалось, равновесие достигнуто.
Недели через две после знакомства сосед позвонил с вопросом, не знает ли Зиганшин добросовестных и работящих мужиков, которые согласились бы починить крышу за разумную плату.
Таких мужиков Зиганшин не знал, но простая вежливость требовала от него хотя бы оценить масштаб бедствия, и он отправился к соседу.
Его встретила внучка Льва Абрамовича Фрида, такая же щуплая и маленькая, как дед, и совсем по-детски застенчивая. Ее хорошенькое личико с лучистыми зеленовато-серыми глазами и аккуратным носиком сильно портила вздернутая верхняя губа, открывающая крупные белые резцы, отчего Фрида походила на зайца. По-настоящему красивы оказались только волосы, того удивительного медно-рыжего оттенка, которого нельзя добиться никакой краской. Они обрамляли физиономию Фриды наподобие сверкающего ореола и так искрились под солнечными лучами, что Зиганшин не сразу смог отвести от них взгляд.
Девушка была одета в простое ситцевое платье. Мстислав Юрьевич быстро понял, что из выпуклостей оно скрывает только ребра, и сразу потерял к Фриде всякий интерес. Он любил статных дам, и если случалось иногда отклониться от эталонных пропорций женской фигуры, то только в плюс, но никак не в минус.
Лев Абрамович поселился в очень старом, но добротном доме. Сруб стоял на фундаменте, сложенном из огромных серых валунов, и бревна его давно почернели от времени. Мансарду, очевидно, пристроили много позже, лет через сто после закладки дома. Внутрь Мстислав Юрьевич не заходил, но в открытую дверь заметил, что рыжая краска почти стерлась с досок пола и ступеней узкой лестницы, ведущей на мансардный этаж, и рисунок на обоях уже нельзя разглядеть. Зато печь светилась от свежей побелки – наверное, Фрида пыталась, как могла, украсить быт.
- Афоризмы. Мысли. Жизнь. Философия - И. Мелькин - Русская современная проза
- Германтов и унижение Палладио - Александр Товбин - Русская современная проза
- Когда часы двенадцать бьют - Алиса Лунина - Русская современная проза
- На круги своя (сборник) - Мария Метлицкая - Русская современная проза
- Другое море. Рассказы и миниатюры - Джейн Ли - Русская современная проза
- С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали (сборник) - Наринэ Абгарян - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Проза Дождя - Александр Попов - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Озеро Радости: Роман - Виктор Мартинович - Русская современная проза