Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какие только чудеса не случаются на дороге, — но чтобы сломались одновременно две железные чеки…
Убедившись, что барыня жива, невредима и даже не сильно лютует, Данила осмотрел место слома — и долго стоял остолбенелый, обнаружив явственные следы подпилов. Сделавший это даже не позаботился скрыть свою злокозненность! Мария, однако же, не очень удивилась: она ждала чего-то подобного; а вот Данила, тот совершенно ошалел — хватаясь то за одну, то за другую половинку сломанной чеки, он то и дело повторял:
— Mais pourquoi, pourquoi [4], черт меня задери?..
Здесь следует пояснить, что Данилу, дворового парикмахера, матушка дала среди прочих слуг Марии с собою, когда та уезжала из России. Куафер быстро привык носить французское платье разных цветов и резонерствовать по поводу и без повода, коверкая что свой родной, что чужой язык. В доме баронессы Корф старались говорить по-русски, но вполне чужеземного поветрия, конечно, оберечься не могли. Несмотря на привившуюся любовь к спорам, в душе Данила оставался тем же русским крепостным, что и прежде, так что нынешних безумствований французских не принимал, не понимал — и понимать не желал, называя революцию не иначе как «злобесием» и «некошным», то есть нестоящим, негодным делом; а потому сейчас он плюхнулся Марии в ноги, как отцы и деды его делывали, и заголосил по-старинному:
— Не вели казнить — вели миловать, Марья Валерьяновна! Завела меня сюда не злая моя воля, а чаробесие!
У Марии рука чесалась на старого куафера-кучера: зачем недосмотрел, зачем колеса не проверил?! — но без «чаробесия» тут и впрямь не обошлось, она и сама не сомневалась в этом, тем паче что Данила кучером лишь по нужде содеялся. Поэтому, оттолкнув его носком туфли, она велела распрягать лошадей, чтобы седлать их к верховой езде.
— Верхом! По такой-то задухе [5]?! — закудахтал Данила. — А добро ваше, а сундуки? Неужто бросим?!
— Ты что, вовсе обезумел? Узлов навяжем, навьючим на свободных лошадей! — Мария сердито скинула с плеч шарф: жара и впрямь подступала жестокая.
Конечно, милое дело — дождаться вечера, ехать по прохладе, но у марсельского причала нетерпеливо пританцовывает на зеленой волне «Сокол» — легкокрылый «Сокол», готовый улететь в родимую сторонку… Нет силы ждать до вечера!..
— Седлай, — велела Мария уже не столь сердито — видение корабля смягчило ее гнев.
Она направилась к карете: кроме узлов, что предстояло навязать, следовало забрать еще кое-что тайное и очень важное не только для нее. И тут Данила громко ахнул. Мария обернулась. Облако пыли клубилось по дороге совсем невдалеке; раздавался стук копыт, возбужденные окрики — к ним приближались всадники.
Первой мыслью было, что весело несется навстречу кавалькада охотников-дворян, но то была иллюзия, воспоминания о минувшем, с которым тотчас же пришлось расстаться: за плечами одного из всадников развевался трехцветный шарф офицера народной полиции.
— Приветствую тебя, гражданка! — весело закричал всадник, осадив коня. Лицо офицера было лукавое, смуглое, волевое — лицо гасконца. Он окинул Марию взглядом, который польстил бы любой, самой привередливой красавице, но следующие слова его тотчас разрушили очарование: — Вижу, тебя настигла беда в дороге, однако сочувствие выразить не могу: для нас это — большая подмога!
И тут Мария увидела его отряд. Кроме нескольких солдат национальной гвардии и крестьян, там были и двое знакомых; узнав эти лица, она в гневе затрепетала. Пресловутый кузнец — все с тем же мрачным, гнетущим взглядом из-под насупленных бровей, — и злая красивая девка с полуобнаженной грудью и заткнутым за пояс пистолетом. Девка сидела верхом по-мужски, ветер, закидывавший вверх ее юбку, обнажал выше колен смуглые точеные ноги, на которых едва удерживались сабо — грубые башмаки из толстой кожи на деревянной подошве. Хотя выглядела она совсем иначе, чем вчера, Мария узнала ее тотчас: это была горничная из «Доброго короля»! И только теперь возник у Марии вопрос, который, конечно же, следовало бы задать себе сразу же, как только сломались подпиленные чеки: почему это произошло? кем и зачем было содеяно?..
Но теперь времени на раздумья не было. Теперь, подымая пыль, кружили вокруг кони, теснили путников, так что перепуганный Данила вскричал на своем ужасном французском:
— Mais eaissez moi done, messieurs, êtes — vous fous?! [6]
Он не успел договорить: кузнец накинулся на него с веревкой; и девка тоже спорхнула с коня, угрожающе надвинулась: в глазах ее горела даже не ярость — чистое безумие! У Марии ослабли ноги, она покачнулась… Но тут кто-то стиснул ее локоть железными пальцами — и боль вернула силы. Яркие глаза офицера блеснули рядом; голос его зазвенел насмешливо:
— Угомонись, Манон! Ты сделала свое дело — теперь дай слово мне.
Девка возмущенно подалась к нему. От этого движения грудь ее вся выпрыгнула из корсажа. Данила и кузнец — оба замерли: один с вывернутыми за спину руками, другой — вцепившись в него; и оба разом сглотнули слюну. Голая девкина грудь, казалось, жила своей собственной жизнью.
И снова прозвучал насмешливый хрипловатый голос офицера:
— А в средние века, между прочим, пышный бюст был не в моде. Женщины, обладавшие такими вот формами, носили корсет, который, сжимая грудь, скрывал ее, насколько возможно…
Он хохотнул, но не отпустил руку Марии и подтолкнул ее к карете:
— Позвольте побеседовать с вами наедине, мадам.
Просьбу это мало напоминало, но спасибо — он хоть перестал называть ее гражданкой! Мария ненавидела это слово, которое звучало теперь повсюду: в лачугах и во дворцах, в полях и на площадях. Гражданка — слово грубое и бессмысленное, словно звон коровьего бубенца, и в то же время — пугающее, напоминавшее похоронную дробь барабана…
Полумрак кареты, знакомые запахи бархата и духов вернули Марии самообладание. Она села, неторопливо разложила вокруг пышные складки платья и небрежно кивнула офицеру, который все еще стоял, полусогнувшись, — был слишком высок, чтобы распрямиться в этой тесной, уютной коробочке.
— Вы можете сесть, сударь.
— Вы так добры, баронесса, — сказал он с иронией в голосе.
Сердце Марии екнуло. В следующее мгновение она выхватила из шелковой сумочки свои дорожные бумаги и ткнула ими в лицо офицеру:
— Да, я баронесса Корф. И что же? Мои документы в порядке, на них подпись самого Монморена…
— Да, да, русский посол господин Симолин и наш министр иностранных дел оказались настолько легкомысленными, что поверили в вашу байку: мол, собираясь в дорогу, вы нечаянно, вместе с прочим мусором, сожгли только что полученные документы, согласно которым собирались ехать во Франкфурт с двумя детьми — какими? чьими, позвольте спросить? — а также с камердинером, слугами, горничной и еще Бог весть с кем! Отчего же вы изменили свои планы и попросили новые документы — на выезд в Рим в сопровождении одного лишь слуги?
- Обольщение строптивой - Лорен Уиттиг - Исторические любовные романы
- Белая голубка и каменная баба (Ирина и Марья Годуновы) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Звезда на содержании - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Путеводная звезда, или Куртизанка по долгу службы (Прасковья Брюс) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Замуж за русского миллионера… (Матильда и Анатолий Демидовы, Россия) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Обворожительный кавалер (Джордж Вилльерс, герцог Бэкингем – Анна Австрийская – кардинал де Ришелье. Англия – Франция) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Черная шкатулка (императрица Елизавета Алексеевна – Алексей Охотников) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Краса гарема - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Отрада сердца моего (Анастасия Минкина) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Дуэль - Барбара Мецгер - Исторические любовные романы