Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я насчет картошки хочу разузнать, - начал вежливо Песцов.
- Пойдемте, - коротко ответил Егор Иванович.
От самого правления свернули в поле. Шли молча по тропинке к сопкам. Идти было трудно - тропинка петляла по глинистым буграм, потом и вовсе пропала. Дальше пошли по пахоте. После сильных осенних заморозков немного отпустило. С востока низко валили рыхлые пеньковые тучи; разорванные островерхими бурыми сопками, они сползали в низины, наполняя воздух острым запахом сырости. На мерзлую землю сыпалась косо мельчайшая морось, отчего верхний глинистый слой налипал на подошвы, ватлался за ногами. Повсюду скользко, хмуро, неприютно.
"Быть снегу, - думал Егор Иванович. - Вон и земля отмякла на снег. Небось уж прилепится в самый раз... А там скует морозец, и напрочно до весны".
Картофельное поле было под самыми сопками. Мелкий, но спорый дождь смыл обнажившиеся из отвалов картофелины, и они отливали глянцевитой желтизной. Егор Иванович поднял картофелину и подал ее Песцову.
- Полюбуйтесь! Чистый камень.
Матвей взял холодную тяжелую картофелину, колупнул ее ногтем.
- Сколько здесь?
- Почти тридцать гектаров прахом пало. И какой картошки! - Егор Иванович повернулся к Песцову и зло сказал: - Я ее выращивал, понимаете, я! А сгубил уполномоченный Бобриков да директор мэтээс. - Он выругался, сердито отвернулся и запахнул полу плаща.
- Вы не шумите. Лучше расскажите толком: как это случилось?
- А что рассказывать, только себя расстраивать!.. - Но рассказывать Егор Иванович стал горячо и подробно: - Тут все одно к одному. С уборкой кукурузы зашивались, и картошка подоспела. Председатель слег, хозяйничал Бобриков. Вызвал он директора мэтээс. Тот явился и говорит: "Я вам за два дня всю картошку развалю, только поспевай собирать". Я воспротивился. К чему это? А ну-ка морозы ударят! Пропадет картошка. Бобриков и говорит мне: "Ты ничего не знаешь. Шефы приедут, помогут..." Ну, пригнали трактор, и пошли ворочать. Один деньги зарабатывал, второй план на бумажке выполнял. Распахали. А шефов нет. Тут и ударил мороз. Бобриков сел да уехал. А колхоз без картошки остался.
- Но ведь он думал, как лучше...
- Думал? А мы что ж, думать разучились?
Песцов вспомнил, как месяца полтора назад на бюро райкома они приняли решение - послать Бобрикова, заведующего отделом пропаганды, в колхоз для усиления руководства... "Ты у нас человек грамотный - пропаганда! Установки знаешь, - говорил ему Стогов. - Вот и направляй!.." Он и направил.
- Почему ж все-таки не собрали картошку? - спросил, помолчав, Песцов.
- Морозом сцементовало так, что две недели отходила.
- Ну, а потом, когда отошла?
- А потом она мороженой стала. Кому ж ее?..
- Хоть скоту.
- Скоту?! А платить с нее, план сдавать, как с нормальной? Не, вина не наша, вы ее сактуйте.
- Хорошо, спишем... Но корм все-таки хороший.
- А мы по ней и так свиней пасли. А что осталось - в удобрение пойдет... Вот так мы и хозяйствуем.
В этом "мы" Песцов уловил явный намек на райком, на его собственную персону...
- Меня другое удивляет... Почему же колхозники молчали? - спросил Песцов.
- А кто их слушает? Я бригадир, за председателя оставался, меня и то не послушали.
- Ничего. Теперь вы сами хозяева. Вся власть у бригадиров будет.
- И бригадир не хозяин. Да иного бригадира к власти, как козла на огород, допускать нельзя.
- Отчего же? Ведь вы сами бригадир.
- Был бригадиром, и хватит с меня.
- Что так?
- Ничего. Вам сколько годков, тридцать с хвостиком? А мне под шестьдесят. Поработайте с мое, поковыряйте эту землю, тогда и узнаете.
Расстались они холодно. Песцов пошел к своему "газику", а Егор Иванович домой.
Хоть и сказал эти слова Егор Иванович по запальчивости, но мысль такая у него зародилась еще раньше. Давно уж он понял, что в колхозе у них не та пружина работает: и начальства много, и стараются вроде, а все вхолостую крутится. Мужик сам по себе, а земля сама по себе. А ведь мужик и земля, как жернова, должны быть впритирку. Тогда и помол будет. И задумал Егор Иванович, заплантовал на свой манер перекроить все. И слышал он, что в других местах вроде бы так делается.
К дому подошел он в сумерках, - с дороги к его воротам вел широкий и черный след гусениц. Приехали!
Сынов застал он во дворе; тракторы стояли в каретнике (догадались, черти!), а Иван и Степка возле заднего крыльца мыли руки, - мать поливала им из ковша теплую воду - пар клубился до самого карниза.
- Приехали?! - приветствовал их Егор Иванович и первым делом прошел к тракторам. Он провел рукой по радиаторам, похлопал по капоту. Машины были еще теплыми и сухими. "Сперва их протерли, а потом уж за себя взялись, отметил Егор Иванович. - Молодцы!"
- Ну вот тебе, батя, и тягло, - сказал старший, Иван, подходя к отцу и вытирая расшитой утиркой руки.
Поздоровались.
- Хороши?
- Кабы мне их в руки, я бы наделал делов, - сказал Егор Иванович, снова оглаживая радиаторы.
- Не зарься, батя, не то раскулачат, - крикнул от крыльца младший, Степка, рыжий чубатый здоровяк в новенькой кожанке.
- Глуп ты еще, Степа. Я сам отвел свою кобылу в колхоз. Первым.
- Стара она у тебя была. Вовремя успел отвести, а то сдохла бы.
- Небось она была подороже твоей кожанки. А ты вот отдай свою кожанку.
- Э, батя, на личную собственность руки не поднимай.
- Да перестань зубы-то скалить! - оборвала его старуха в безрукавной стеганой душегрейке. - Ступайте ужинать. - Она с грохотом бросила ковш в ведро и поплыла в сени.
- И то правда, - согласился Егор Иванович. - Проголодались, поди? - он взял под руку безотчетно улыбающегося круглолицего, приземистого старшого, Ивана, потрепал за ворот Степку. - Пошли, пошли! Мать, поди, все глаза проглядела, дожидаючи вас.
За стол сели всей семьей, каждый на своем месте: с торца на табуретке Егор Иванович, на широкой скамье вдоль стенки уселись братаны, далее в самом углу под божницей сноха Ирина, жена Ивана, а уж с краю, на самом отлете, елозил на скамье младший Федярка, мальчонка лет двенадцати. Свободная сторона стола оставалась за Ефимовной, - отсюда она поминутно металась к шестку, гремела чугунами, орудовала ухватом и половником. Как только появилась огромная чашка щей, в которой, по выражению Ефимовны, уходиться можно, все смолкли и стали есть. Ели не торопясь, вдумчиво, молча.
После ужина, тщательно вытерев усы, губы и руки полотенцем, Егор Иванович заговорил, обращаясь к сыновьям:
- Вот и кончилось ваше мэтээсовское житье. Теперь круглый год дома. И слава богу - расходов меньше. Да и тракторы во дворе. Удобно.
- Скоро навес построят в колхозе. Общий! Перегонят туда и тракторы, возразил Иван.
- Э-э, когда его построят! Да и что под навесом? Там и ветер, и слякоть, и снег. А здесь они сохраннее.
- Ты, батя, на тракторы-то смотришь как на свои, - сказал Степан.
- Так и смотрю.
- Земли бы тебе еще дать гектаров полтораста, - хмыкнул Степан.
- Получу и земли, - серьезно сказал Егор Иванович.
- В Америке?
- Нет, у себя в колхозе.
- Ха! Фермер Гарст!
- Смеяться будешь потом.
Братья переглянулись, а старик, считая, очевидно, что сегодня довольно с них, прошел к печке, достал из печурки подсохнувшие листья самосада и начал перетирать их пальцами - на самокрутку готовить.
Иван с удивлением посмотрел на отца и вдруг ударил по коленке:
- А что, батя, это идея! Звено создадим законно. И всей семьей... А?! Колоссально!
- И не сто пятьдесят гектаров, Степа, а двести возьмем, - сказал Егор Иванович. - Половину картошки, половину кукурузы. И сработаем. За полколхоза. А? Втроем!
- А я четвертая! - подхватила Ирина, жена Ивана. - Отдежурю в магазине, да к вам в поле. Вот и отдых.
- Спасибо, милая! - сказал Егор Иванович, и к Степану: - Ну, работничек, поддерживаешь коллектив?
- С твоей смелостью, батя, надо в министры идти, наверх. А ты к земле тянешь, под уклон. Несовременный ты человек. Скучно будет с тобой работать.
- А мы для тебя стол на поле поставим. Вот и повеселишься, - сказал Егор Иванович.
- Папань, а мне можно теперь на тракторе ездить? - спросил Федярка.
- Можно... А куда ж ты будешь на тракторе ездить?
- В магазин, мамке за хлебом.
- Ах ты мой заботливый! Мы тебя связным поставим, а мать звеньевой. Мать, согласна?
- Да ну вас... Языком-то молоть...
- Теория в отрыве от практики, - сказал Степка. - А мы люди темные. Нам не нужна амбиция, подай амуницию.
Он стал собираться в клуб: под кожанку небрежно мотнул на шею белоснежное кашне, бархоткой надраил низко осаженные, в "гармошку", хромовые сапожки, кинул на затылок пупырчатую кепочку и подмигнул Ивану:
- До встречи в долине Миссури...
Вскоре ушли на свою половину, в горницу, Иван с Ириной, и оттуда сквозь притворенную дверь долго еще доносилось неясное "бу-бу-бу" да звонкие всхлипывания от счастливого смеха.
Ефимовну сморило на печи - оттуда торчали ее подшитые валенки. Федярка притих на скамье на разостланном полушубке.
- Приключения утюга и сапога - Людмила Петрушевская - Русская классическая проза
- Знаешь, как было? Продолжение. Чужая территория - Алевтина Корчик - Русская классическая проза
- Тихон Колобухин - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Даян Геонка - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Мужики и бабы - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Степок и Степанида - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Тонкомер - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Отцы ваши – где они? Да и пророки, будут ли они вечно жить? - Дэйв Эггерс - Русская классическая проза
- Герои времени Z. Передний край - Евгения Широкая-Ляшко - Русская классическая проза
- Поколение 21 века - Энни Ковтун - Русская классическая проза