черной оправе. 
– Пап, я тоже буду! – Масатика засунул обе руки в карманы толстовки и направился к обеденному столу.
 Я очень устала, но согласилась поесть, положила вещи и села за стол. Гамон наполнил две пиалы рисом, сверху посыпал его тресковой икрой, мелкими кусочками нори, кунжутом и залил все это бульоном. Аромат распространился по всей гостиной. Мы с сыном принялись ужинать. Сквозь балконную дверь я посмотрела на небо: там висела, словно подвешенная на бельевую веревку, красная луна. На перекрестке перед зданием телекомпании, где я села в машину, ее было совсем не видно. И хотя я была в своей гостиной, в доме, которому уже десять лет, все равно никак не могла отделаться от ощущения, что до сих пор нахожусь в съемочной студии.
 – Кстати, сегодня днем звонил Касё, – слова мужа вывели меня из задумчивости.
 – Зачем? – поинтересовалась я, откладывая палочки для еды.
 Гамон вышел из-за столешницы и, открывая бутылку газированной воды, ответил:
 – Он хотел узнать твое мнение по поводу какого-то дела. Наверное, того, где девушка убила своего отца.
 – Поняла. Мне лучше перезвонить ему в офис, да? – уточнила я. Звонок Касё меня очень удивил.
 Касё – младший брат моего мужа, в университете мы с ним были однокурсниками. Я училась на кафедре психологии гуманитарного факультета, а он – на юридическом факультете, поэтому мы только иногда пересекались на парах. Он впервые захотел посоветоваться со мной по поводу своей работы.
 – Если хочешь, давай вместе ему наберем. Может, так удобнее? – участливо спросил муж. Кажется, он почувствовал мое беспокойство.
 Я вспомнила, как мы отмечали этот Новый год с семьей Гамона. Все сидели за праздничным столом, когда мой свекор, к тому моменту уже подвыпивший, начал сетовать:
 – Хорошо бы у Масатики появился брат или сестра. Ему бы тогда жилось веселее, как Гамону с Касё.
 Я не знала, что на это ответить, и только неловко рассмеялась. Касё взял в руку чашечку с саке и попытался перевести все в шутку:
 – Гамон, конечно, отличный отец, но справляться с двумя детьми даже ему было бы непросто. Представьте: и младенца нянчить, и с Масатикой мяч гонять…
 На мгновение за столом повисла тишина. Свекровь недовольно хлопнула Касё по спине:
 – Вечно тебе нужно что-то ляпнуть! Юки, прости, он всегда такой.
 – Что вы, что вы, – покачала я головой.
 Палочками для еды я взяла несколько бобов куромамэ[4]. Их вкус я уже не вспомню. Почему-то в памяти осталось только то, что они, пухлые и блестящие, показались мне тогда очень красивыми.
 – Лучше вообще ему не перезванивать, – опустошив свою пиалу, заявил Масатика.
 – Что ты такое говоришь?! Это же твой дядя.
 От сына пахло только что съеденными кунжутом и нори. Он сделал глубокий вдох и выпалил:
 – Да разве он мне дядя? Они с папой не настоящие братья. Так что и мне он никакой не родственник! Косит под молодого, а на самом деле уже давно не дядя, а старый дед!
 Я вяло улыбнулась. Помню, тогда на Новый год Касё пошутил:
 – Гамон, ну ты и великан! А вот со мной явно что-то пошло не так, – наверное, он комплексовал из-за того, что был ниже ростом, чем брат.
 Муж строго отчитал сына:
 – Касё младше твоей мамы, не смей называть его дедом.
 Масатика скривился и неожиданно спросил:
 – А почему он вообще нам звонит? Мам, а может, он в тебя втюрился? Вечно к тебе лезет и шутит свои дурацкие шутки! – опять выпалил он.
 Я убрала со стола пустые пиалы и стала их мыть. Сквозь шум текущей из-под крана воды до меня донесся голос Гамона.
 – А что, может, и правда? – рассмеялся он.
 У меня по рукам пробежали мурашки. Сквозь покрытые пеной пальцы текла холодная проточная вода.
 Следующим утром Гамон провожал Масатику в школу. Как только они ушли, я пропылесосила гостиную и направилась в кабинет на первом этаже. Зайдя внутрь, раздвинула шторы и окинула взглядом сад с пожухлым газоном. Ночные съемки меня утомили, поэтому сегодня я отпросилась с работы. Когда-то главврач сам посоветовал пригласить меня гостем в эту передачу, поэтому к моим отгулам относился лояльно.
 Я села за стол и начала проверять почту на компьютере, когда мне на глаза попалась наша с Гамоном свадебная фотография. Мы сыграли свадьбу весной, когда только начинала цвести слива. На фото мы с Гамоном стоим в окружении родственников, на мне белоснежное платье, в волосах – украшения в виде лилий. Я широко улыбаюсь и поддерживаю рукой округлившийся живот. Гамон тоже выглядит счастливым. На нем очки в черной оправе, с которыми он не расстается и сейчас. Поодаль, расставив ноги, с враждебным видом стоит Касё. Его руки сложены на животе, так что хорошо видны изящные пальцы.
 Свадебная церемония проходила в синтоистском храме. После нам с гостями предстояло ехать в место проведения банкета, поэтому все собирались в прихрамовом садике. Тогда Касё неожиданно для всех подошел к кусту камелии и отломил от него одну ветку. Он сделал вид, будто не заметил, как на него уставились служительницы храма, и вручил мне усыпанную алыми цветами ветку.
 – С сегодняшнего дня придется называть тебя невесткой. Хотя звучит так непривычно, – произнес он, смеясь.
 Родственники молчали, но на их лицах явно читалось недовольство, я же холодно поблагодарила его за подарок. И сейчас помню, каким твердым на ощупь оказался стебель камелии, когда я сжала его в правой руке.
 Я написала Касё короткое письмо и, не перечитывая, нажала кнопку «Отправить».
 На диване, в окружении растений, понуро сидела Нанами Асада. Две верхние пуговицы ее полосатой рубашки были расстегнуты, пальцы с ярко накрашенными ногтями сжимали кружку травяного чая. Дождавшись, когда девушка закончит пить, я спросила, стараясь звучать как можно более непринужденно:
 – Как вы себя чувствуете в последнее время?
 – Спать стала лучше. Хотя недавно офис нашей компании переехал, теперь дел невпроворот.
 – Надо же, а куда? Раньше ваш офис ведь располагался в районе Акасака[5]?
 – Да, а переехали в Каябатё. Это совсем в другой стороне, утром тяжело вставать. Оформлять меня в штат тоже не горят желанием. Весной мне должны продлить контракт, но я думаю, может, лучше уволиться и поискать другую работу.
 – Вот как? Но вам, наверное, будет тяжело привыкнуть к новому месту.
 Нанами помолчала, как будто собираясь с мыслями, и наконец призналась:
 – На самом деле я уже некоторое время подрабатываю в ночном заведении… Один посетитель мне сказал, что знает хорошую компанию, и, если у меня будут проблемы с работой…
 Я перестала записывать. Длинные, еще длиннее, чем раньше, ресницы Нанами подрагивали. На ее лице сама собой появилась неуверенная улыбка. Во взгляде девушки читалась робкая надежда: «Кажется, я ему нравлюсь».
 – Он так переживает за меня, считает, что я слишком умна и добросовестна, чтобы работать на временных должностях. С ним я не притворяюсь,