Форма входа
Читем онлайн Африканский ветер - Кристина Арноти
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Я выхожу из ужасного туалета и, следуя ритуалу прошлого времени, направляюсь к своему креслу, стоящему в салоне перед камином готического стиля. Чуть поодаль в душной темноте у бара Филипп занят приготовлением виски. Я чувствую, что он хочет мне помочь. Он уже советовал мне завести подружку, что, по его мнению, было бы полезно для восстановления душевного равновесия. «Мужчина есть мужчина», — сказал он тогда. Действительно, вот уже целый год я живу взаперти наедине с угрызениями совести, которые заглушаю снотворным. Я не интересуюсь ничем, кроме власти. Думаю только о том, как ее получить. Наконец-то.
Все шло очень хорошо вплоть до позавчерашнего дня. Моя сообщница удача мне покровительствовала. Я, появившийся из небытия француз, добился невозможного: очень скоро я буду богатым американским гражданином. Меня будут, что очень важно, сильно уважать. С самого раннего возраста я внушаю людям доверие. У меня честный взгляд, холодная и крепкая рука. Но я опасен. Независимо от моей воли, я приношу людям неудачу, как другие приносят букеты цветов.
Я слышу, как Филипп говорит:
— Я распорядился подать суфле из омаров к восьми часам.
— Я не голоден.
— Вы должны есть, — отвечает мне эхо.
Затем, слегка огорченный моим упрямством, он уходит в свою комнату. По моей настоятельной просьбе он изолировал меня от слуг. Изредка в коридоре я встречаю горничную-пуэрториканку, которая приветствует меня. Повар? Я несколько раз видел его, но даже не смогу узнать в толпе людей. Садовник ассоциируется в моем сознании лишь с неким увиденным из окна силуэтом, с доносящимся до меня дробным надоедливым звяканьем грабель о камни или со звуком садовых ножниц.
Сегодня вечером мне страшно как никогда ранее. Я хватаю бокал из плотного хрусталя. В этот час мне часто кажется, что я слышу какие-то нежные звуки. Иногда доносится забытая мелодия… Тогда я устремляюсь в темный угол огромного салона, где стоит рояль «Стенвэй», и вижу на блестящей поверхности клавиш похожие на отпечатки пальцев пятна. Я даже крикнул: «Войдите!» Кто-то стучит в дверь. Нет, никто не входит. Это кровь стучит в моих барабанных перепонках. Скоро я продам этот проклятый дом.
— Ужин подан, — объявляет Филипп.
Я не могу избежать ужина в одиночестве за овальным столом на двенадцать персон под присмотром отца Энджи. Его портрет занимает весь простенок. Г-н Фергюсон улыбается с загробной вежливостью. Филипп, в белых перчатках, наливает мне в тонкую фарфоровую тарелку несколько ложек мусса или чего-нибудь другого. Когда моя вилка с вульгарным звуком касается фарфора, инициалы Э. Ф. появляются из-под черной икры, шпината, из-под всего. С каким первобытным удовольствием я съел бы спагетти, политые томатным соусом, которые когда-то готовил мне дядя Жан, или пиццу, выплевывая в кулак косточки оливок.
Поднимаясь на второй этаж, я прохожу мимо Энджи. На ней белое платье, бретельки блестят, вероятно, настоящими бриллиантами. У ее ног лежит Нил, собака породы хаски, который даже здесь глядит на меня недобрыми голубыми глазами. Портрет написан кистью одного модного художника. Он брал его на выставку «Лица знаменитых женщин» и, увы, вернул.
Это богатство не перестает удивлять меня. В тот день, когда я впервые увидел этот дом, представляющий собой смесь колониального стиля и греческого храма, я из вежливости улыбнулся. Энджи купила его у одной голливудской звезды, которая спустя немного времени после продажи покончила с собой во время очередного запоя. «Он уродлив», — весело сказала тогда Энджи. Но место было просто уникальное, а внутреннее убранство шикарно. «Я хотела было убрать статуи, — продолжила она, — но потом поняла, что если тут к чему-нибудь притронешься, то нарушишь равновесие и что тогда мне придется выпотрошить, как цыпленка, весь дом. Здесь дурной вкус поднят на уровень произведения искусства. Вот увидите, Эрик, вы к нему привыкнете». Как только я получу на него юридические права, я обязательно продам этого цыпленка. Он стоит от пяти до восьми миллионов долларов.
Я протирал штаны на тротуарах Парижа, часто оказывался на земле под градом ударов. В этом доме, где насмешливый декоратор соединил плохой вкус с тщательным подбором деталей, я уже целый год ношу маску человека, убитого горем, но упорного в работе. Если когда-либо меня признают виновным, чтобы расположить присяжных заседателей, адвокат напомнит о моей верности: «В этом большом доме восемь спальных комнат, и мистер Ландлер мог выбрать любую. Но из любви к усопшей он никогда не покидал семейное ложе».
Когда я направлялся к спальне, месту моего ежедневного наказания, в голову снова пришла и стала более отчетливой мысль о самоубийстве. Умирать трудно.
Я должен войти в комнату, стены затянуты белым шелком. Я вхожу туда, и абсолютный порядок, мстительная гармония комнаты приводят меня в бешенство. Что я здесь делаю? Я здесь посторонний. Я иду в гардеробную комнату, бросаю на пол мою одежду, надеваю пижаму и успокаиваюсь: ящики битком набиты снотворным. Как огромная муха, я бьюсь об стены и не нахожу отверстия, через которое можно было бы улететь. Внизу бурлит Лос-Анджелес, гангстеры убивают друг друга, а у меня есть только одна привилегия — выбор момента смерти. Я не желаю быть на поводке, лучше умереть! Я проглатываю две таблетки, запиваю из бутылки, вода течет по подбородку. Я сажусь на край кровати и словно загипнотизированный смотрю на телефон. Я знаю, что он позвонит и я сниму трубку. Мне было стыдно показывать Филиппу, что я боюсь, но мне нужно знать, какую же я совершил ошибку. Непоправимый промах.
— Да?
— Это он, — говорит Филипп — Что я должен сделать? Соединять его с вами?
Я разыгрываю отважного оскорбленного человека.
— С этим надо кончать. Соединяйте…
Я ложусь на кровать, подушка скатывается, я ее подхватываю и кладу под голову. Я слышу, как в трубке дышит Филипп. Его обычная скромность уступила место любопытству.
— Положите трубку, Филипп, благодарю.
Он с сожалением кладет трубку, я слышу щелчок и слушаю молчание. Человек на другом конце провода хочет, чтобы я уступил, чтобы я молил его.
— Ну и что? Вам нечего сказать? Вы продолжаете пыжиться… Вы всем осточертели, а когда вы приходите ко мне, то понимаете, что вы всего лишь подонок.
Я слышу его смех. Я пропал. Он снова смеется.
— Я хочу вам зла.
Голос человека нейтральный, отфильтрованный, искаженный. Мои пальцы судорожно сжимают трубку.
— О чем идет речь?
— А вы не знаете? Ну… Об Энджи, мистер Ландлер.
Я кусаю губу, у моей крови привкус теплого металла.
— Вы знали моею жену?
— Очень даже хорошо.
— Кто вы?
— Завтра увидите.
Я должен выиграть время: через три дня наконец я получу власть, и мне будет легче раздавить эту мразь. Я кидаю пробный шар:
— Скорее через неделю.
— Мистер Ландлер… Вы по-прежнему недооцениваете людей? Вы ни умнее, ни хитрее других, вы просто ловкий наглец. Хотите, чтобы я приехал к вам домой?
— Нет. Завтра в десять часов утра в Китайском храме…
Этот негодяй провоцирует меня:
— Вы тоже хотите оставить там свои отпечатки? Что ж, почему бы и нет? Возможно, скоро вы станете главным героем одного из самых крупных криминальных скандалов прошедших лет.
— Вы бредите…
— Не напрягайтесь, Ландлер. Если попытаетесь ускользнуть и не придете на встречу, я сразу же обращусь к окружному прокурору. Ваша прекрасная карьера близка к закату. Вам остается только развязать мошну и отгрузить деньги. Или сдохнуть в тюрьме.
Слышу щелчок, он повесил трубку. Мне хочется разбить телефон о стену. Придется хорошенько прицелиться, чтобы попасть между картиной Пикассо и Ван Гога «Мужчина в цилиндре». Он нарисован в профиль, мне не нравится, он всегда мешал мне заниматься любовью. Им должны любоваться посетители музея, а я бы предпочел другую публику. Я начинаю молотить кулаками по кровати и потихоньку, ничего не сломав, успокаиваюсь. Я отделаюсь от этого незнакомца. Иначе он меня уничтожит.
Придя от этой мысли в хорошее настроение, я осматриваю комнату. «Мужчина в цилиндре» посмеивается надо мной. Как только я продам дом, он пойдет в музей. Пусть он там издевается над любителями искусства. Я сниму квартиру где-нибудь в гнилом районе Лос-Анджелеса, чтобы мои ладони пахли смогом. Я снова хочу нырнуть в грязь, чтобы прийти в себя. Роскошь убивает привычками, которые она же и прививает. Я отправлюсь на отдых в ад, чтобы снова стать бойцом.
Сидя на краешке кровати, я гляжу на пузырьки и коробки, наваленные вперемешку на ночном столике: успокоительные лекарства, снотворное, а за ночником стоят бутылка минеральной воды и стакан. Позвонивший мне по телефону человек сказал, что я не могу скрыться, но он не прав: если у меня хватит смелости наглотаться капсул, как попкорна в кинотеатре, и впасть после этого в кому, он тоже пролетит мимо денег. Мне хочется выть: ну почему неприметный французский инженер, захотевший победить богачей, должен умирать, превращаться в дым, подобно его сказочному наследству? Я пристрастился к снотворному, и даже если я проглочу три или четыре таблетки враз, я еще побуду в сознании до наступления беспамятства. Если выбирать между тюрьмой и жизнью на поводке, я бы предпочел сначала сломать шею этому ненасытному хищнику, а уже потом покончить с собой.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Африканский ветер - Кристина Арноти бесплатно.
Похожие на Африканский ветер - Кристина Арноти книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Пресс-папье - Стивен Фрай - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 01 - журнал - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник - Курт Воннегут - Современная проза
