Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«К ночи, глядишь, саму ее сволоту натянет, — подумал главный милиционер района с непонятным самому себе безразличием. — Позавчера гроза, поза-позавчера. Ежели и эта наползет, до покосов незнамо сколько тогда не добраться, не начать. Травы перестоят… Да черт с ними с травами! Сводку вот-вот в область отсылать о скошенных гектарах, а посылать даже для отмазки нечего — никто и браться не думал из-за таких вредительских погод, наползающих не то от далекого Байкала, не то от еще более далеких, прокаленных июльским солнцем забайкальских степей».
— На кого ж ты, ирод недотепанный, оставляешь-то нас? Куда я теперь с девками, много наработаю? — Надежда протолкнулась к Степану и тянула его куда-то за собой. Ее обычно негромкий голос в наступившей внезапно тишине был слышен не только во всем немалом казенном дворе, но даже с улицы заглянули да так и остались в воротах две какие-то никому не знакомые бабы и белобрысый пацан лет семи-восьми. Надежда спохватилась, стала совать в руки сыну узелок с харчами и чистой старой рубахой, которую выстирала и прихватила, сама не зная на кой ляд.
— Держи… Молока маленько, картохи… Да держи ты… Проститься дадут или как? — оставив Степана, поворотилась она к начальнику милиции.
— Напрощаетесь еще, — очнувшись от невеселых размышлений, буркнул тот. Потом, подчеркивая важность изрекаемого, нахмурился и, тыча толстым пальцем в плечо старику Щапову, стал давать последние наставления: — По возрасту, по совокупности содеянного, а также согласно определенного судом сроку, будешь за старшого. И смотри у меня! Исчезнете где или притаитесь — все одно отыщем. Да еще по стольку добавят. Так что лучше наперед соображение имейте, гуси-лебеди. Сопроводиловку, смотри, не потеряй. Спрашивать станут, что и по какому случаю — показывай. Обязаны будут оказывать содействие. А пакет на месте отдашь. Поняли, гуси-лебеди?
Еще раз строго оглядев вытянувшихся в струнку Федора Анисимовича и Степана, двор и всех собравшихся, начальник милиции и милиционер зачем-то вернулись в помещение.
Односельчане плотно обступили Степана и старика Щапова.
— Понял или нет чего? — толкнула конюха локтем Дарья. Не дождавшись ответа, подступила к Щапову. — Это за какие такие заслуги, Федор Анисимович, в командиры тебя определили? — с притворной ласковостью в голосе поинтересовалась она. Ее высокая грудь уперлась старику чуть ли не в самое лицо, заставив того попятиться к шаткой балясине крыльца.
Сделав вид, что задумался над ответом, Федор Анисимович высказался не сразу. Дождавшись, пока все обратили на них внимание, громко объявил:
— Ты, Дарья, со своим евстеством так и не обучилась, как тому следует обращаться. Вопросы задаешь с подковыркой, а титьку в нос суешь, как дитю малому. — Он ловко поднырнул под упертую в бок Дарьину руку и, оказавшись перед мужиками, кивнул на Дарью. — Ни фиговинки они, бабы, не понимают в военной субординации.
— Ты, дядя Федя, толком объясняй, не чеши языком, — угрюмо сказал конюх. — И так дела, как сажа бела, а ты зубы скалишь. Без кузни деревню оставляете в самое, можно сказать, необходимое время.
— А я что, не объясняю, жизнь наша переменная? Дед был казак, отец — сын казачий, а я — хвост собачий. Дашка сроду чинов не различала. Нашла командира. Вот она — вся наша команда: я первый, да Степка второй. Правду мамка-покойница говорила: «Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою». Нету, объявляют, для вас сопровождающих. Дуйте, сказывают, своим ходом до Тулуна, до пересыльной, значит, тюрьмы. А там вас добрые люди куда следует наладят.
— Это ж сколь идти? — изумился конюх не столько решению милицейского начальства, сколько неимоверной, по его разумению, сложности поставленной перед осужденными задачи. Не дождавшись ответа, убежденно сказал: — С голодухи подохнете!
— А сопроводиловка на что? — не согласился старик. — Во… читай… Положено ночлегом и едой какой ни на есть обеспечивать.
— Нету тут про еду, — растерянно сказал конюх, прочитав короткую бумагу, заверенную смазанной лиловой печатью и витиеватой подписью.
— Имеется в виду, — не согласился Федор Анисимович, забирая бумагу. — Мы теперь люди казенные, об нас мир заботиться должон. Не чеши, Степка, за ушами, проживем, жизнь наша переменная.
— Ты мне Степку не тронь, прокут старый! — не выдержав, закричала Надежда. — Чего с парнем-то исделал? Из-за тебя все, анкоголик недотепанный! Совесть-то у тебя есть? Не пущу с тобой! Что хотите со мной делайте, не пущу! Он его вовсе до конца доведет, вовсе тогда возврата не жди.
Федору Анисимовичу, хоть и чесался язык, подобающего ответа на ум так и не пришло. Слава богу, мужик, все еще сидевший на колоде, достал из-за голенища сапога еще одну бутылку и окликнул его:
— Дядя Федор, давай, что ль, со сроком. Много припаяли?
Федор Анисимович отозвался не сразу, повременил, словно был выбор, подошел, не торопясь взял протянутый стакан.
— Уважили старость да службу непорочную, — громко объявил он, поворотясь к односельчанам. — Уполовинили срок. Только и дали, что пять годков. Степке по малости лет да по глупости маленько помене…
— Ежели по глупости помене давать, тебя и вовсе без последствиев отпустить надо было, — не выдержала Дарья и, отобрав у разливальщика стакан, одним глотком осушила его.
Анисимович дождался, когда она сунула в рот картофелину, и снова оборотился к односельчанам:
— На всех инстанциях подробно объяснял: не троньте Степку, мой недогляд. Куда там. Не пожелали принять во внимание.
Он выпил водку и тяжело вздохнул. Мужик, у которого Дарья реквизировала приготовленную для употребления порцию, перед тем как хлебнуть прямо из бутылки, заинтересованно
- Купол Св. Исаакия Далматского - Александр Куприн - Русская классическая проза
- Мужики и бабы - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Покатался на… - Борис Федорович Хазов - Русская классическая проза
- Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа - Русская классическая проза
- Князь Никита Федорович - Михаил Волконский - Русская классическая проза
- Мухи - Мария Стром - Русская классическая проза
- «Все мы хлеб едим…» Из жизни на Урале - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Мужики - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906–1910 гг. Предисловие к альбому «Русские мужики» Н. Орлова - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Больничные окна - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза