Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Целый год в тайге — это не зонтик раскрыть. Если у кого неуживчивый характер, пропадет! Тебе говорил Олег Александрович: «Мы с вами сработаемся»? — спрашивает он меня.
— Говорил.
— Он это всем говорит. И имей в виду: если не сработаетесь, то будешь виноват только ты.
— Почему?
— Так это ж ясно, как пирог с брусникой: он старый изыскатель, а ты?
Я тут же с ним соглашаюсь, опасаясь, как бы разговор не пошел по линии уточнения моего изыскательского стажа.
И сегодня не уехали. Но все идет к тому, что скоро тронемся в путь. Вот о чем говорил Мозгалевский с завхозом партии Сосниным.
— Вы составили опись имущества? — спросил Мозгалевский.
— Никак нет! — ответил Соснин. Длинный, он ходит в немыслимых бриджах, в шинели, подметающей пол.
— Составьте, немедленно составьте. Один экземпляр положите в вагон с грузом, другой дадите мне, третий — себе в бумажник. Вдруг крушение, и иск не примут. Описи-то нет!
— В каком поезде пойдет груз?
— В вашем. Вместе с ним поедете.
Соснин задумался.
— Тогда зачем же три? — в раздумье сказал он. — Если будет крушение, то и мой экземпляр и тот, что пойдет с грузом, одновременно погибнут. Значит, хватит и двух. Вам один и мне один.
— Насчет крушения я на всякий случай сказал. Бог милостив.
— В бога не верю. Значит, крушение возможно? — Соснин опять задумался.
— Да нет, что вы, голубчик, я просто так... — извиняющимся тоном сказал Мозгалевский.
— Значит, пошутили? Проверяете, не трус ли Соснин? Смею вас заверить... — повысил голос завхоз.
— Да нет, что вы, — стал успокаивать его Мозгалевский.
— Трусом никогда не был! — загремел под стеклянными сводами голос Соснина.
— Очень рад, очень рад, — поспешно сказал Мозгалевский. — Успокойтесь и, пожалуйста, составьте три экземпляра описи.
— Все же три?
— Три.
— Есть! — Соснин щелкнул каблуками и ушел.
— Какой темпераментный, — удивленно произнес Мозгалевский и пошевелил усами, — нельзя ничего сказать.
Тася фыркнула и посмотрела на меня из-под шторки. Я засмеялся.
— Между прочим, мы едем тем же поездом, каким и Соснин, — сказал Коля Николаевич. — Лавров звонил из наркомата и дал распоряжение отправить первую группу: завхозов, буровых мастеров и техников.
— Честное слово? — крикнул я и стал трясти ему руку.
— Вот чудак-рыбак, я говорю, что ехать будет опасно, а он...
— Да это ты чудак! Ехать! Да это же прекрасно!
24 апреляУра! Ура-а! Все дальше уходит поезд. Свежий ветер врывается к окно. Он пахнет землей, водой, лесами. Откуда он примчался? Ветер бродяга, странник, путешественник, изыскатель... Где только он не бывал! Пожалуй, весь земной шар облетел и теперь, как голубь, бьется у меня на груди...
Поезд идет! Впереди Череповец, Пермь, Свердловск, Новосибирск, Чита, Ерофей Павлович, Волочаевка, Хабаровск. Ни в одном из этих городов я не бывал. Теперь они все мои. Я их увижу... По это еще не все. Это только начало пути. Дальше самое главное, дальше тайга!
Поезд идет. В купейном вагоне (только подумать, в купейном вагоне!) едет Алексей Павлович Коренков. Кто он? Как, разве вы не знаете? Это младший техник таежной экспедиции. Такой молодой — и уже техник? Да, ему всего двадцать один год, но он уже исследователь далеких земель. На него возложена ответственнейшая миссия — он будет изыскивать в условиях суровой тайги железнодорожную магистраль. Молодые женщины в белых передниках и кружевных наколках любезно предлагают ему из своих корзинок вино, шоколад, папиросы. Нет-нет, папирос ему не надо... Он вынимает из кармана трубку. Кха-кха-кха! Черт, еще не привык к ней. Хорошо бы купить плитку шоколада. Но не уронит ли это авторитет изыскателя?! Нет, нет, шоколад не нужен. Вино? Что ж, рюмочку можно. Коньяк? Тем лучше... Да, налейте рюмочку. Надо же отметить начало пути... Кха-кха-кха! Не в то горло попало. Тася Калинина смотрит на него осуждающе... Лучше ему выйти из купе.
За окном несутся, мелькают поля, леса, перелески — скромный привет северной земли. Уезжаешь? Что ж, уезжай, но нас все равно никогда не забудешь. Сейчас ты рад, но пройдет время — и затоскуешь, потянет тебя обратно в родные места... «Да-да-да-да», — стучат колеса. «Все-таки уехал, все-таки уехал», — стучит сердце. Я стою и смотрю, и все новое мчится ко мне, и нет этому новому конца. И не устаешь смотреть, и не замечаешь времени. И даже черные скучные пни на болотах интересны, и жиденький лесок красив.
Мелькают полустанки. Встречают и провожают деревни. Надвигаются и остаются там, в прошлом, леса, поля, реки, люди. Поезд мчится в будущее. Все, что знакомо, — не жизнь. Только новое, пусть опасное, пусть трудное, пусть мучительное, только оно нужно настоящему человеку. Мчится поезд. Его провожают ребятишки. Босые, склонив головы, они машут ручонками.
Чем ближе Пермь, тем больше появляется холмов. И вот они уже идут один за другим, похожие на океанские волны. И вдруг все оборвалось. Кама. Мы тихо въезжаем на мост. По широкой реке медленно плывет солнце. Вдоль правого, пологого берега пробирается пароход. А на холмах над рекой раскинулся город. Белеет церковь.
Я хожу по перрону вдоль состава. Пассажиры бегут с чайниками за кипятком. Тут же торговки продают шаньги с картошкой, вареные яйца, соленые огурцы.
— Правда, хорошо? — спрашивает Тася. Она идет со мною рядом.
— Что хорошо? — строго спрашиваю я.
— Все, — улыбается Тася и смотрит на высокое голубое небо, на белые облака, надутыми парусами плывущие к солнцу, смотрит на меня. Но мне нет никакого дела до ее улыбок. Изыскатель — это человек суровой души. Он рожден для подвига. Впереди ждут его великие испытания. И поэтому нет для меня этой девушки.
— Я вас не понимаю, — сухо говорю я.
— Что ж тут непонятного? — недоуменно пожимает узенькими плечами Тася. — Все так необычно. Словно во сне. Хотя вам это не впервые. Расскажите, где вы были, на каких изысканиях?
К счастью, раскатисто и тревожно гудит паровоз. Скорей, скорей в вагон. Я подсаживаю Тасю. У нее упругая теплая рука. Но мне нет никакого дела до ее руки.
— Спасибо. Как он сразу взял с места... Ну, рассказывайте.
Мы стоим у окна.
— Я не люблю рассказывать о том, что было.
— Если оно было тяжелым?
— Все равно. Рассказывать о прошлом — удел стариков.
— Какой вы серьезный... А что вы думаете об изысканиях?
— Думаю, что будет не легко. Морозы там доходят до пятидесяти градусов. Помните рассказы Джека Лондона?
— Но ведь мы будем жить в зимовках.
— А работать? Впрочем, вы лаборантка. Вы-то будете в зимовке. Другое дело трассировщики.
— А трассировать трудно?
— Конечно. — И я иду в купе, раздраженно думая о том, что у каждого человека должно быть чувство внутреннего такта, к тому же каждый должен быть хорошо воспитан, только тогда возможно взаимное уважение.
В купе, кроме меня и Таси, едут еще двое — Соснин и буровой мастер Зырянов. Зырянову лет под пятьдесят, но он подтянут, каждый день бреется и обтирает лицо и шею цветочным одеколоном. Сейчас они сидят за столиком и неторопливо потягивают пиво.
— Руины — это цель, — уверенно говорит Соснин.
— При чем же тут цель? — отвечает Зырянов, и в голосе его слышится усмешка. — Руины — это разрушенное здание, может быть даже целый город.
— Все равно цель, остатки там или не остатки. Цель!
— Тут дело не в цели, — свешиваюсь я с верхней полки, — руины — это всегда что-то разрушенное, что-то...
— Вот, если не знаешь, то и не лезь в спор. Что-то разрушенное, а что?
— Да это неважно. Может быть и дом, может быть и деревня.
— Все равно, и дом и деревня — это цель. Го-го-го-го-го! — Он не смеется, а гогочет, будто гусак. — И не спорь со мной.
— Это почему же еще?
— Потому что я бог войны!
— При чем здесь бог войны? — в запале крикнул я, видя, как фыркает и закрывается черной шторкой Тася.
— А при том, что я артиллерист. А артиллерия всегда была, есть и будет богом войны. Го-го-го-го-го!
Ему хорошо. Ему весело. Он впервые едет на изыскания и не скрывает этого. По-моему, он не очень умен, но, наверно, честен. А это в тайге главное. Там должно быть полное доверие друг к другу. А как же я? Поверят ли мне, когда узнают, что я самозванец? Но только бы добраться до тайги. Там бы я показал, на что способен. Работал бы больше всех и никогда не говорил об усталости. Работал бы? Но я никогда не ходил с мерной лентой, никогда не заполнял пикетажную книжку. Это же все сразу обнаружится, как только партия приступит к изысканиям. Что же делать? Может, открыться? Нет, сейчас рано... Чтобы нечаянно не раскрыть себя, я стараюсь уединяться, а если в компании заходит речь об изысканиях, то тут же отхожу в сторону.
- Прииск в тайге - Анатолий Дементьев - Советская классическая проза
- Большие пожары - Константин Ваншенкин - Советская классическая проза
- Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
- Умру лейтенантом - Анатолий Маркуша - Советская классическая проза
- Телефонный разговор - Юрий Нагибин - Советская классическая проза
- По делу обвиняется... - Вильям Михайлович Вальдман - Полицейский детектив / Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Вдруг выпал снег. Год любви - Юрий Николаевич Авдеенко - Советская классическая проза