Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время немецкая медицина вступала в новую фазу. Китайская стена, отделявшая немецкую медицину от французской и английской с их положительным направлением, – стена, создавшаяся благодаря преклонению немцев перед различными философскими системами, – наконец рухнула. Последней философской системой, подчинившей своему влиянию медицину, было учение Шеллинга – его натурфилософия. Выдающиеся представители естествознания и медицины первой четверти XIX столетия встали под знамя натурфилософии. Этому увлечению способствовал в значительной степени идеализм учения Шеллинга, который проповедовал высокие взгляды на задачи науки и жизни. Немецкий историк медицины Гезер видит даже известную связь между национальным возрождением Германии и широким распространением натурфилософии. Блестящий период этого учения как раз совпал с войнами за освобождение, и «самые лучшие и светлые личности среди немцев принадлежали к провозвестникам натурфилософии». Свою систему натурфилософская школа медицины строила на основах Шеллинговой философии; для нее логическая гипотеза являлась вполне законным эквивалентом наблюдения. Следуя по такому пути, эта пресловутая «философия природы» дошла до таких фантастических измышлений, где уже не оставалось и следа ни природы, ни философии. Такие крайности, естественно, вызвали реакцию. Немецкие врачи поняли, что союз с подобной философией бесплоден. Они поняли, что медицину, эту науку о человеке, о живом организме, нельзя изучать по мертвым книгам, что теории и фантазии, созданные в тиши кабинета, должны уступить место действительности и фактам, что живительные источники медицины следует искать в естественных науках. Наблюдение, как его понимает естествознание, – вот девиз так называемой естественноисторической школы, сменившей прежнюю натурфилософскую. Французская медицина приняла такое направление гораздо ранее, и новой медицинской школе в Германии оставалось перенести на свою почву научные приобретения соседей. Действительно, с этого момента в немецкие клиники широкою волною вливается точный метод клинического исследования, как он практиковался у французов и англичан. Конечно, «естественноисторическая» школа не могла сразу стряхнуть с себя туман натурфилософии, эту неудержимую страсть к поспешным обобщениям и к сомнительной систематизации. Теоретическое здание медицины покоилось еще в значительной степени на гипотезах и аналогиях.
В развитии немецкого здравоохранения новая школа послужила переходом от натурфилософского к современному естественнонаучному воззрению на медицину. В описываемую нами эпоху заря естественнонаучной эры в медицине уже занималась для Германии. Естественнонаучный метод в полном объеме, со своими могучими рычагами – наблюдением и опытом, – стал применяться немецкими медиками. Пережить все эти стадии им пришлось в сравнительно короткое время.
Мы застаем Вирхова на студенческой скамье, когда победа была далеко еще не на стороне новых течений. Борьба велась по всей линии, Sturm– und Drangperiode немецкой медицины еще далеко не закончился.
Среди профессоров Берлинского университета были именно те два представителя медицинской науки, которые играли первостепенную роль в возрождении немецкой медицины, – знаменитый физиолог Иоганн Мюллер и гениальный клиницист Шенлейн, глава естественноисторической школы. Благодаря этому счастливому обстоятельству Вирхов мог из первых рук ознакомиться с новыми научными течениями. Ему не пришлось сожалеть, что, прикрепленный как воспитанник медико-хирургического института к Берлину, он был лишен возможности следовать похвальному и полезному обычаю немецких студентов, которые, не ограничиваясь пребыванием в каком-либо одном университете, стремятся побывать в течение университетского курса в нескольких университетах, чтобы послушать в каждом профессоров-корифеев по различным отраслям соответствующего цикла наук.
В жизни каждого образованного человека не проходят бесследно те впечатления, которые он пережил на университетской скамье, то влияние или, вернее, те влияния, которые оказывают на свою аудиторию выдающиеся профессора. Для будущих ученых эти влияния часто определяют направление и характер дальнейшей самостоятельной научной деятельности. К научному деятелю можно с полным правом применить известную французскую поговорку, несколько перефразировав ее, а именно: «Скажи мне, кто твои учителя, и я тебе скажу, кто ты».
Кто же были учителя Рудольфа Вирхова?
Из университетских преподавателей на научное развитие молодого Вирхова имели особенное влияние Иоганн Мюллер – «один из величайших биологов всех времен», как его впоследствии характеризовали, и затем клиницист-терапевт Шенлейн – «гениальный врач, соединивший реальное направление со смелыми теориями», по определению нашего великого хирурга-мыслителя Пирогова.
Сын сапожника в Кобленце, Иоганн Мюллер при весьма неблагоприятных условиях прошел университетский курс на медицинских факультетах Бонна и Берлина. Будучи студентом лишь четвертого семестра, даровитый 19-летний юноша получил медицинскую премию Боннского университета за экспериментальную работу по эмбриологии. В Берлине, под влиянием профессора анатомии и физиологии Рудольфи, Мюллер так радикально отрешился от воспринятых им в Бонне натурфилософских склонностей, что позднее жег все, какие ему только попадали в руки, экземпляры своих первых работ. Участие и поддержка влиятельного члена прусского министерства народного просвещения дали Мюллеру возможность по окончании курса спокойно заняться дальнейшими научными работами. Вскоре Мюллер получил профессуру в Боннском университете, откуда не совсем обыкновенным путем перешел в Берлин. Когда в 1833 году в Берлинском университете освободилась кафедра анатомии и зашла речь о том, кого назначить, министр народного просвещения совершенно неожиданно получил заявление от боннского профессора И. Мюллера. В своем письме Иоганн Мюллер требовал, чтобы освободившаяся кафедра была предоставлена ему как наиболее соответствующему кандидату; только одному человеку готов он был уступить, а именно знаменитому в то время патологоанатому Иоганну Фридриху Меккелю. Это знаменитое письмо, переданное министру все тем же покровителем Мюллера– членом министерства, дышало самою чистою любовью к науке и глубоким чувством собственного достоинства; оно произвело на министра очень сильное впечатление, и Мюллер занял кафедру в Берлине.
Гениальный ум ученого, обладавшего необычайною широтою взгляда и обширнейшими сведениями по всем биологическим наукам, оригинальный и в высшей степени самостоятельный характер и, наконец, совершенно особенная, импонирующая внешность, напоминавшая внешность римского воина, – все это в Мюллере действовало неотразимо на его слушателей. Наш знаменитый хирург, Н. И. Пирогов, учившийся в это же время в Берлине, говоря о Мюллере, также останавливается на его облике. «Лицо Иоганна Мюллера, – пишет Пирогов, – поражало вас своим классическим профилем, высоким челом и двумя межбровными бороздами, придававшими его взгляду суровый вид и делавшими несколько суровым проницательный взгляд его выразительных глаз. Как на солнце, неловко было новичку смотреть прямо в лицо Мюллера».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Разделяй и властвуй. Записки триумфатора - Гай Юлий Цезарь - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Чезаре Беккариа. Его жизнь и общественная деятельность - П. Левенсон - Биографии и Мемуары
- Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность - Э. Гримм - Биографии и Мемуары
- 100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин - Биографии и Мемуары
- Юлий Цезарь. Его жизнь и военная деятельность - Федора Орлов - Биографии и Мемуары
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
- Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Учения и биографии - Валерий Моисеевич Лейбин - Биографии и Мемуары / Психология
- Генрих V - Кристофер Оллманд - Биографии и Мемуары / История
- Леонард Эйлер. Его жизнь и научная деятельность - Елизавета Литвинова - Биографии и Мемуары