Да, она победила. Бедный некрасивый воробушек улетает.
Он знает свое место.
И это место не рядом с красивым богатым парнем.
— Алиса, кто там?
— Никого нет, Ильяс. Просто… сквозняк.
Я закрываю дверь.
Она права — никого нет. Я никто, я для него никто.
Больше мне тут точно нечего делать. А тест на беременность — горничная поднимет и выбросит. Это не важно.
Для Ильяса это не имеет никакого значения.
Глава 2
ИЛЬЯС
— Какие две полоски? Ты о чем, Гуля?
Понимаю, что мой голос срывается, потому что я прекрасно знаю о чем говорит домработница Гуля, которая регулярно убирает мою комнату.
Тест на беременность. Только на нем ведь бывают эти самые две полоски?
Если только она не нашла в моей комнате шкурку убитого бурундука…
И я еще могу шутить? Кретин…
Значит…
Надя меня обманула? Чёрт, чёрт, чёрт!
Со всей дури луплю кулаком по подлокотнику ненавистного инвалидного кресла.
Идиот, кретин! Что я наделал? Зачем вообще полез к этой девочке? Она ведь совсем маленькая, глупая, ей всего девятнадцать лет! Она жизни никакой толком не видела!
А тут я, со всеми своими проблемами! Слепой калека, урод!
— Ильяс, успокойся, пожалуйста…
— Где она, Гуля? Где?
— Как где, Ильяс? Надя же уехала три дня назад? Тамерлан Александрович сказал, что у нее отпуск, и…
— Брат! Он дома? Он нужен мне, срочно! Отвези меня к нему!
— Тамерлан Александрович уехал в офис, утром, как всегда…
Чёрт… конечно. Он в офисе. Он работает! Это только я никому не нужный бесполезный кусок мяса.
Хотя, почему бесполезный? Совсем нет! Принес вот пользу! Ребенка заделал одному маленькому воробушку…
И что мне теперь делать? Как мне ее найти? Как вернуть?
Я ведь…
Дурак. Идиот!
Что я ей наговорил?
Тру руками лицо, сдергивая очки, тру с силой, забывая о шрамах, не обращая внимание на боль.
Мне давно плевать на боль. Она как само собой разумеющееся. Мое наказание.
Только раньше я наказывал себя. А теперь, получается, наказал Надю?
Зачем я был так жесток?
Да, я хотел, чтобы она ушла. Понимал, что по-другому не будет. Она не бросит меня сама. Ни за что.
Пожертвует всем, о себе забудет лишь бы быть рядом.
Не из жалости. Нет.
Ей кажется сейчас что она меня любит. Глупый мой воробушек.
Меня нельзя любить. Я не заслуживаю любви!
А она… она заслуживает весь мир к своим ногам.
Мир, который я не могу положить.
Я и наговорил ей это все, потому что…
Потому что на фига ей в девятнадцать лет такая обуза как я? Слепой калека?
Да, я знаю, что доктора дают хорошие прогнозы. Мне только нужно поработать над собой. Мне надо… как там сказал этот врач? Товий Сергеевич? Тот самый, который порекомендовал нам мою Надю?
Нужно вылезти из своей скорлупы? Перестать цепляться за прошлое, за боль и обиды?
А как не цепляться, если я уничтожил свою семью? Сломал жизнь брату? Отец умер из-за меня. Мать страдает…
Я не встаю с этой коляски не потому, что не могу! Я знаю, что смог бы! И восстановить зрение тоже, в принципе, можно!
Но я не буду. Я заслужил именно такую жизнь. Недожизнь. Жизнь, в которой я каждый день расплачиваюсь за свои поступки.
Несу наказание за свою гордыню, зависть, алчность.
Поэтому еще и прогнал ее.
Я не имею права на счастье. Никакого права.
Я думал, если причиню ей боль своими словами, выгоню, то она… она будет обижена. Со временем поймет, какое я ничтожество, поймет, что любить меня нельзя. Забудет все как страшный сон и будет жить дальше.
Веселый, счастливый, прекрасный мой воробушек.
Она говорит, что некрасивая, но я-то знаю какая она красавица! Чувствую! Она прекрасна внутри, и хороша снаружи. Пусть я не вижу ее глазами, я вижу сердцем!
Вернее, видел. Теперь все. Ее нет.
Но я обязан ее вернуть. Если она ждет ребенка — я обязан!
Помогать, быть рядом, дать малышу свое имя, заботится о нем и о ней, о моей Надежде.
Я должен сделать все, чтобы она простила меня и вернулась! Все!
Достаю телефон, отдаю команду набрать номер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Там? Ты мне нужен. Срочно! Надо разыскать Надю. Я знаю, что она уехала! Я говорю, что надо ее разыскать! — ору, как сумасшедший! Понимаю, что так нельзя, дышу тяжело, — Прости брат. Это на самом деле важно. Надя, она… Она ждет ребенка от меня…
* * *
(Прим. автора) Для тех, кто читал или читает книгу "Я не твоя" — события в книге "Мы не твои" сейчас с Надей происходят примерно через год после расставания Тамерлана и Зои — через некоторое время после возвращения Тама и Ильяса с Кипра.
* * *
НАДЕЖДА
— Надюш, может, ты мне объяснишь все-таки, что случилось?
— Извините, Товий Сергеевич, я ведь все уже объяснила? Хочу вернуться домой.
— Домой. Ясно. — высокий, огромный как медведь мужчина в медицинской форме и халате встает с кресла, обходит стол, становится напротив меня. — Ясно, что ничего не ясно, Надежда, мой компас земной. Давай, рассказывай, что у тебя произошло с Умаровым?
Меня бросает в краску, потому что доктор, которого в отделении и в клинике за глаза зовут Громозека, как героя известного мультфильма, попал прямо в точку.
Произошло. С Умаровым. С пациентом, сиделкой и глазами которого я была целый год.
— Товий Сергеевич…
— Надь, ну что ты так официально-то? Сколько раз говорил, не чужие же люди? Мы с твоим отцом были как братья, а ты…Давай-ка садись, выложишь все начистоту, и мы решим проблему, да?
Он говорит так просто, по-доброму, что сразу хочется плакать. И все рассказать.
Но я не могу.
Как я скажу, что влюбилась в пациента? Пренебрегла своим профессиональным долгом?
— Я просто устала. Вы же знаете характер Ильяса? С ним сложно…
— Сложно? Мне казалось, вы нашли общий язык, разве нет? Когда я осматривал его в последний раз, то…
— Мне тоже казалось, но…
— У вас что-то было?
— Нет! — отвечаю так быстро и резко, что дяде Товию, конечно, все понятно.
— Так… Ну, на правах, так сказать, твоего… опекуна что ли, я должен, наверное, поехать к нему и потребовать сатисфакции?
— Что?
— Я устроил к нему на работу маленькую, насколько я понимаю невинную девочку, ну, ну, не смущайся, я врач, мне можно. А этот… мажор что устроил?
— Я сама…
— Что? Ты? Сама? Ты мне то не рассказывай! Эх… воробушек ты мой, воробушек… Я позвоню Тамерлану и поговорю с ним.
— Нет! — на этот раз говорю твердо. — Пожалуйста, нет…
— Надюша…
— Я прошу. Я все равно уеду. И мне от него ничего не надо. Совсем.
— Так… Есть последствия?
Ох, от Громозеки ничего нельзя скрыть. Он словно рентген, или нет, новейший аппарат МРТ — магнитно-резонансная томография. Все видит, все понимает.
— Дядя Товий, пожалуйста… не надо ничего им говорить! Я не хочу, чтобы они знали! Он сказал… он мне сказал, чтобы я… избавилась…
Не могу сдерживаться, слезы прорываются, я как в детстве закрываю рот ладошкой, реву.
Товий встает со своего кресла, подходит ко мне, обнимает, прижимая к широкой груди.
— Ну, ну, малышка, не надо… Не плачь, в твоем состоянии это еще и вредно. — он усаживает меня на банкетку, садится рядом, гладит по голове, — Так… что же мне с тобой делать? Уверена, что хочешь уехать? Ты же можешь вернуться в клинику? Устроим тебя официально. Поработаешь, пойдешь в декрет, получишь деньги декретные. Жить можешь у нас, Геля будет рада, ну или… найдем какой-то вариант. А этому… этому горе-папаше знать не обязательно, если он разбрасывается такими заявлениями, то…
— Я боюсь тут оставаться. Если он узнает, что я оставила малыша?
— А как он узнает?
— Да просто… Тамерлан Александрович же совладелец этой клиники?
— Да, точно… Ну, я могу устроить тебя в другое место. У меня много знакомых. Ты хорошая медсестра. С работой проблем не будет.
