Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Игорь, не торопясь, пофланировал вдоль всей набережной до «стрелки» — косы, разделяющей Волгу и Которосль, на которой, по преданию высадился со своей дружиной основатель города князь Ярослав Мудрый. Обошел стадион «Юный спартаковец», «медвежий овраг», где, опять же по преданию, и было капище язычников древлян (или кривичей — кто их разберет), в котором лихой князь зарубил секирой местного топтыгина — тотема. Игорь повернул обратно: на часах было уже полтретьего, и следовало торопиться в УВД на брифинг, который давала пресс-служба для журналистов, пишущих на криминальные темы.
«Ничего необычного… — Уфимцев торопливо перелистывал сброшюрованные листки с мелким шрифтом — оперативную сводку УВД за неделю, — Бытовуха. Жена мужа ударила ножом на кухне на почве неприязненных отношений после совместного распития спиртных напитков. В присутствии двенадцатилетней дочери. Мерзость, но обыграть это можно. Что еще? Одно изнасилование. Три кражи. Грабеж. Убийство в Некоузском районе. Сцепились два механизатора. Один другого на вилы насадил. Вилы — оружие агрария. И еще топор… Ага, опять же после совместного распития… Все пьем и пьем, и пьем. Надо сегодня вечерком с Буниным пивка попить в «Титьках», кстати…»
Уфимцеву все было знакомо. Еще учась в Москве, он подрабатывал криминальным репортером в районной газете на прославленной Таганке. Столица нашей Родины в этом плане ничем не отличалась от русской провинции. Разница была только в том, что в последней все происходило пьяней и бессмысленней. А в первой все чаще вместо вил фигурировал разделочный нож импортного производства.
«Хм, это что-то новенькое… Акт вандализма над могилой умершего и похороненного гр. Кружкина А. Б. 1913 г.р., в Рыбинском районе. Из этого можно даже сделать не просто заметульку…»
Уфимцев покосился на сидевшего рядом коллегу из конкурировавшей газеты, так же перелистывавшего сводки со скучающим выражением лица, и направился к столу напротив. За ним возвышался своей 185-ти сантиметровой костлявой фигурой, поглядывая на журналистов в обычной хитрованско-простецкой манере, капитан милиции, начальник пресс-службы УВД, которого, впрочем, вся областная пресса иначе просто как «Паша», не звала.
— Паш… — Игорь склонился над капитаном, чтобы не слышал «конкурент», — Ты какие-нибудь подробности по этому случаю знаешь? — он отчеркнул ногтем «абзац с вандализмом».
— Ну-у-у… — затянул по-вологодски своим трубным и вечно простуженными голосом капитан, — Да это ж обычный акт пьяного хулиганства. Ты же знаешь, что у нас молодежь на кладбищах вытворяет. Водку пьянствует и девок трахает. Прям на могилах!
— Тише ты! — Уфимцев снова оглянулся на своего коллегу.
Тот, похоже, начал проявлять интерес к их разговору. Не хватало, чтобы еще и он «сел на хвост».
— Паш… — как можно вкрадчивее произнес Игорь, — Так это у нас в Ярославле. И то только на одном кладбище, Леонтьевском. Если, конечно, ваши сводки не врут. А это в Рыбинском районе. У них там зеленых насаждений и укромных мест, где можно водку жрать и девок лапать, и без кладбища хватает.
— Ну-у… Что я тебе скажу… Идет проверка. Но ты вряд ли что-нибудь из этого случая вытянешь. Пустышка.
— Спасибо, товарищ капитан, за разъяснение! — громко произнес Уфимцев и вернулся к своему столу.
Он торопливо переписал в блокнот еще парочку случаев с «бытовухой», чтобы криминальная хроника получилась покровавее. Прицепил тройку ДТП («Гр. Гущин, В.В, 1962 г. р. будучи в нетрезвом состоянии, был сбит ам ВАЗ — 2106, белого цвета. Ам с места происшествия скрылся.»), попрощался с начальником пресс-службы, пожал руку «конкуренту» и выскочил за дверь.
У Игоря в голове вспыхнула идея. Она жгла ему душу и смазывала скипидаром пятки.
Редактора ярославской областной газеты Алексея Николаевича Давицина, Уфимцев знал не меньше, чем Шурика Бунина. И возможно, лучше.
В областной «молодежке» Давицин, где Игорь успел поработать до службы в армии, был непосредственным, как говорят в войсках, начальником Игоря. Когда зеленый в прямом смысле этого слова (он носил зеленый джемпер грубой вязки — рукоделие матери), мало что умеющий, но полный энтузиазма стажер появился в газете, тогдашний редактор определил бывшего школяра как раз под начало Алексея Николаевича.
Тот не слишком жаловал нагловатого стажера. Заметки и репортажи Уфимцева правились беспощадной рукой. Тот терпел. Но когда случалось, что они вообще отправлялись в корзину, рано уверовавший в свой журналистский талант салага выуживал листы обратно, терпеливо разглаживал их утюгом и нес их на стол самому редактору молодежки. Шеф по каким-то своим «шефским» причинам недолюбливал начальника отдела проблем учащейся молодежи, поэтому в пику ему отправлял писанину школяра в набор.
И когда по прошествии пяти лет бывший стажер снова появился на небосклоне Давицина, уже ставшего главным редактором популярной газеты, яростно ругающей коммунистов, борющейся с депутатами областного Совета (тем не менее, там столующейся в полном составе), поддерживающей главу администрации, и умеренно-либерально покритиковывавшей президента, Алексей Николаевич сморщился.
Но сморщился не сильно: газете нужны были молодые журналисты, тем более с опытом работы и с перспективой получения диплома престижнейшего вуза страны. А что касается наглости… в журналистской работе без нее никуда. Строптивость же, как известно, проходит с годами. Кадрами разбрасываться было глупо, и он взял Уфимцева на работу.
Правда, не удержался-таки от возможности подгорчить пряник: Игорь принимался криминальным репортером на полставки с двухмесячным испытательным сроком. Это были грабительские условия: норму в две с половиной тысячи строк нужно было выполнять наравне с «авторитетами», которые могли себе позволить программные статьи объемом в полосу. Уфимцеву на первых порах никто таких объемов не давал.
Да и сама криминалка во все времена была не очень популярна среди журналистов прежде всего из-за своего запаха. Ну, чем может пахнуть криминал? Кровью, анашой, дерьмом, спермой, водочным перегаром, порохом, гуталином милицейских сапог и продезинфицированными в вошебойке зэковскими бушлатами.
…-Алексей Николаевич! — Уфимцев молитвенно поднял руки выше головы, словно мусульманин, совершающий намаз.
Он сидел в кресле в дальнем углу кабинета. Между ним и Давициным было не менее двух метров пустого пространства, а проклятые кресла в кабинете шефа были так глубоки, что заставляли всех посетителей созерцать его сквозь собственные задранные к небесам коленки. При этом демонстрируя хозяину кабинета внутреннюю часть бедер.
Если бы кабинет Давицына посещали только одни женщины, Уфимцев еще мог бы понять изобретение главного редактора. Но причем здесь были мужчины? Тем более, что излагать суть вопроса в этом положении чертовски затруднительно. Вот и сейчас Игорь сидел в неприятной позе, вздымая руки к небесам. Правоверные мусульмане оскорбились бы, узрев такую картину. К счастью, они этого не видели.
Уфимцев пытался убедить своего шефа в целесообразности командировки в Рыбинский район.
— Алексей Николаевич, — с жаром и, как ему казалось, убедительно, говорил Игорь, — В сельской глуши просто так не рушат могилы. Даже если это акт пьяного вандализма, за ним должна стоять какая-то глубокая личная обида к покойному. Слава Богу, мы не в Прибалтике живем, где оболтусы, воспитанные на советские деньги, изгаляются над памятниками советским же солдатам…
— Это что за коммунистическая пропаганда, Игорь? — поморщился Давицин, — выбирай примеры поудачнее.
— Пример удачен. Мой дед получил в этой Прибалтике контузию в сорок четвертом. Освобождал от немцев Шауляй и при этом в партии не состоял.
Давицин сделал вид, что не заметил сентенцию.
— Пойми, — ответил он, крутя в пальцах очки в тонкой золоченой оправе, — Я не могу отправить тебя в командировку на основе такой куцей информации. Несколько строчек в оперативной сводке милиции и — вагон твоих домыслов. А если проездишь впустую?
Уфимцев глубоко вздохнул и обреченно произнес:
— Притащу репортаж из жизни райотдела милиции. Как они там борются… с иконниками, например! Это в качестве обязательной нагрузки, Алексей Николаевич!
— У нас в Рыбинске есть собкор, — продолжал защищать свои бастионы редактор, но уже не так убедительно.
«В конце концов, — думал он, — у нас действительно мало живых материалов из глубинки. Собкоры боятся критиковать местное начальство и поэтому чаще всего дают серую информацию, без красок и ярких примеров. На этом тираж не вытянешь. Конечно, их можно понять: они там живут, а придавить человека в глубокой провинции, отравить жизнь до конца его дней, наши начальнички еще с прошлых времен выучились и привычку эту не растеряли…Впрочем, газете от этих оправданий не легче».
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Огненное лето 41-го - Александр Авраменко - О войне
- Здравствуй – прощай! - Игорь Афонский - О войне
- Хроника страшных дней. Трагедия Витебского гетто - Михаил Рывкин - О войне
- Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе - Александр Чаковский - О войне
- В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков - О войне
- Терракотовые дни - Андрей Марченко - О войне
- Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью - Сергей Михеенков - О войне
- Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) - Борис Плющов - О войне