Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что у школьника Аркадия были основания гордиться тем, что он уроженец Мичуринска. Может поэтому ему хотелось, когда вырастит, стать знаменитым. Но никто не знает и не может предсказать, как сложится судьба ребёнка. Можно только прислушаться к голосу современных генетиков о том, что многие качества наследуются от предков, а чтобы их развить, довести до совершенства, нужна благоприятная среда. И ещё социальные условия, — добавят социальные психологи.
Поскольку ребёнок не имеет жизненного опыта, родители ему говорят, вот этого делать нельзя, а это можно. Иногда сам спрашивает. Часто забывает спросить, полагаясь на себя. Постигает самостоятельно. Нередко это приводит к неприятностям: взял в рот целую ложку горчицы, приняв за варенье, или ложку обжигающего супа. Но зато старшие научили, когда пьёшь чай из блюдечка, сначала надо подуть. Осторожно попробовать.
А посему давайте проследим, как и в каких условиях проходило детство будущего учителя истории, что из него могло получиться и что получилось.
1. У каждого была своя война — 1941
Выражение, что у каждого была своя война, Аркадий Львович вычитал у Юрия Лотмана. Да, да. Того самого. Юрия Михайловича Лотмана, литературоведа, выдающегося учёного-лингвиста. Прошёл всю войну. Служил в тяжёлой артиллерии, этим объясняет, что остался жив. Первыми отступали, последними наступали. Из-за дальнобойности и калибра были всегда на некотором удалении от передовой. Но война есть война. Ни у кого не было уверенности, что останется живым.
Учитель истории о Лотмане узнал из его «Бесед по русской культуре», транслируемых по телевидению. Ему даже удалось большую часть «Бесед» записать на видеокассеты. В том году в школу приняли социальным психологом Людмилу Николаевну. Умная, эрудированная женщина нашла в лице старого историка терпеливого слушателя и неординарно мыслящего собеседника. Как-то во время очередного общения Людмила Николаевна поведала:
— Вы не представляете, какой это учёный. Как великолепно рассказывает. Заслушаешься. Сколько в нём благородства. Он не только большой знаток литературы, какое владение языком. Его лекции — сама поэзия. Когда мы говорим «культурный человек», подразумеваем вежливое обращение, соблюдение правил приличия. Лотман — человек культуры.
— Я дожил до седых волос, но ничего не знал и не слышал о Лотмане, — будто пытаясь оправдаться, примирительно включался в разговор Аркадий Львович. — Познакомился недавно, из телевизионных передач. Юрий Михайлович действительно покоряет и умением общаться и впечатляющими рассказами о русской культуре. Интеллигенты такого уровня и масштаба не так часто встречаются в нашей жизни, но они есть. Благодаря таким как Лотман, академик Лихачёв, писатель Гранин, русская интеллигенция достойно держит планку, являясь преемником и носителем интеллекта, гражданственности, патриотизма, культуры и лучших традиций русского народа.
— Как бы я хотела иметь весь цикл бесед Лотмана, — мечтательно откликнулась собеседница.
— Двадцать бесед мне записать не удалось. Но поделюсь всем, что у меня есть, — пообещал историк.
В киоске «Академкнига» Аркадий Львович увидел громадный с Библию размером том «Бесед» Лотмана. Тут же купил в подарок своей приятельнице. А так как покупка не была приурочена к конкретной дате, решил сначала книгу сам почитать, а уж затем преподнести. Так увлёкся, что прочитал всю целиком. В беседах автор время от времени рассказывал о себе, размышлял о прожитом и пережитом. Вот там и встретилась мысль, высказанная фронтовиком: у каждого была своя война.
Аркадий Львович и раньше сталкивался с такой ситуацией. Запало в душу грустное повествование фронтовика, который будучи сельским учителем, не подлежал мобилизации. Сам вызвался, добровольцем пошёл на фронт. Благополучно прибыли на передовую. В пути эшелон не разбомбили, хотя несколько раз подвергались налётам с воздуха. Прифронтовую полосу прошли без потерь. А в первой же атаке осколок попал в колено. В госпитале поставили на ноги. Только раненая нога в колене не сгибалась. Комиссовали. И получилось в итоге: вроде фронтовик, на фронте побывал, и в то же время, какой фронтовик, провоевал всего один день, один раз в атаку сходил. А калекой до конца жизни остался.
Случаев такого рода немало было. Сколько погибло солдат в уничтоженных вражескими самолётами эшелонах, так и не достигнув фронта.
На встрече школьников с фронтовиками-сталинградцами познакомился Аркадий Львович с капитаном первого ранга. Поинтересовался за праздничным обедом, устроенным в честь ветеранов войны, как сложилась военная судьба офицера, дослужившего до высокого воинского звания. И поведал моряк — капитан первого ранга, что пробыл на фронте всего двадцать восемь дней. Осенью сорок второго сформировали из курсантов первых двух курсов Высшего Военно-Морского училища, эвакуированного в Астрахань, отряд морской пехоты и бросили в самое пекло, защищать Сталинград. На двадцать восьмой день получил ранение. После госпиталя вернули в училище. Доучивался до конца войны. Офицерское звание получил, когда война уже кончилась. Служил добросовестно, как и подобает флотскому офицеру, потому в запас ушёл капитаном первого ранга. Встречи фронтовиков аккуратно посещает, но от выступлений перед школьниками воздерживается.
Приходят ученики в класс после очередной встречи с ветеранами войны, смотрят на своего учителя, видят, что ничем не отличается от фронтовиков, такой же старенький, и спрашивают: «Аркадий Львович, а Вы где воевали, в каких войсках?» Нисколько не смущаясь, отвечает старый учитель, что после войны прошло столько лет, уже и дети той поры состарились, стали ветеранами, только не войны, а труда.
— В 1944 году я пошёл в первый класс. Всю войну под стол пешком ходил. Воевать возраст не позволил. А хотелось. Какой же мальчишка отказался бы воевать против ненавистных фашистов? Нашей семье повезло. Фронт южнее прошёл до самой Волги, до Сталинграда. Все силы немцев туда были брошены. Потому и не дошли до нашей деревни, избежали сельчане оккупации.
Если бы дошли, — уже про себя продолжал рассуждать Аркадий Львович, — из нашей семьи никто бы не выжил. Немцы в обязательном порядке расстреливали всех коммунистов и евреев. Евреев в семье не было. А тётя Зина, сестра мамы, коммунист, в райкоме работала, её муж-коммунист на фронте против немцев сражался, брат Николай тоже на фронте. Уже после войны мать с ужасом вспоминала и рассказывала, что многие соседи в деревне открыто в глаза говорили: «Немцы придут, мы вас коммуняк сразу выдадим. Скрывать и прикрывать не станем».
О своём военном детстве ученикам никогда не рассказывал. Во-первых, потому, что ничего поучительного и героического не было. Во-вторых, был убеждён, если учитель на уроках начинает предаваться милым сердцу воспоминаниям, значит, состарился, надо уходить на пенсию, оставлять учительскую работу. На уроке учитель должен делом заниматься, а не развлекать подростков своим «героическим» прошлым. Он замечал, что когда человек поддаётся воспоминаниям, непременно начинает себя рисовать преуспевающим, которому есть чем гордиться, начинает возвеличивать себя. Такое отношение к себе было чуждо Аркадию Львовичу.
Так что все дальнейшие воспоминания проходили мысленно, как напоминание о прожитой жизни. У детей военной поры, как и фронтовиков, жизнь сложилась по-разному. Кто оказался в оккупации, кто спасся, эвакуируясь вглубь страны, кто пережил войну в тылу, не испытав на себе ужасов бомбёжек, артобстрелов, зверств оккупантов.
В тридцать девятом Александра, или как её в семье звали Шура, овдовела. Муж был прорабом на стройке. Несчастный случай. И нет человека. Осталась тридцатилетняя вдова с двумя детьми, не имея ни образования, ни специальности.
У Шуры было два брата и сестра. Старший Кирилл техникум горный окончил. Учиться пошёл ещё до революции. В гимназии начинал учёбу.
Как не трудно было многодетной семье пережить годы революции и гражданской войны, родители постарались дать хоть одному ребёнку образование. Только не повезло ему. И работа была по душе, и заработок приличный. Женился, дети пошли. Болезнь скосила. Диабет. В те годы нередко имела смертельный исход. До тридцати не дожил.
Младшим Зине и Коле семилетку удалось окончить. Эти сразу устроились. Тогда по всей стране создавались «ликбезы» (школы взрослых для ликвидации безграмотности), семилетнего образования хватило, чтобы в сельской школе учителями поработать. Учителя от воинской службы освобождались. Николай в тридцать третьем добровольцем пошёл служить в армию. Направили в войска НКВД. В Киеве служил.
Шуру только в шестнадцать лет определили в первый класс единой трудовой школы. Окончила четыре класса. Жили тогда в Тамбове.
Зина удачно вышла замуж. За латыша-юриста. Направили Эрнеста Андреевича прокурором в Шульгинский район. В сороковом похоронили бабушку, в январе, Аркаше только что три года исполнилось. Условились, Зина забирает сестру с двумя детьми и отца по месту службы мужа. Переезжали в конце сорокового, снег уже выпал вовсю. В Мичуринске дом продали и на вырученные деньги купили избу в деревне Никольское, что притулилась рядом с райцентром — селом Шульгино. Квартиры прокурору не нашлось, комнату снимали. Должность дяди Эрнеста, как его звали дети, была такой значительной, ради этого можно было мириться со многими неудобствами.
- Прыжок в длину - Ольга Славникова - Русская современная проза
- Учитель. Том 1. Роман перемен - Платон Беседин - Русская современная проза
- Украина скаче. Том I - Василий Варга - Русская современная проза
- Четыре месяца темноты - Павел Волчик - Русская современная проза
- Плетение. Книга четвертая - Николай Волков - Русская современная проза
- Заратуштра - Андрей Гоголев - Русская современная проза
- Три с половиной ступеньки - BANIFED - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Неполоманная жизнь - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Учитель биологии - Мурадис Салимханов - Русская современная проза