Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идя первый раз к Василевым, Лиза боялась другого: сам сын не захочет признать ее, он откажется пойти к чужой, незнакомой женщине, бедно одетой и в бедный дом: мальчик вырос в богатой семье и называет Ивана Максимовича отцом, а Елену Александровну матерью. Ведь он все понимает, он уже учится в школе…
Не так, не так раньше представлялось ей все! Но что можно сделать еще? Дождаться самого Василева? Люди говорят, он уехал в Иркутск устраивать свои дела. Там, говорят, голод большой и очень выгодно пошла торговля мясными консервами, надо открыть еще магазин. Откроет и вернется. А может быть, поедет и дальше еще, в Маньчжурию, во Владивосток. Там тоже, наверно, голод и хорошо идет торговля. Но все равно Лиза сразу пойдет к нему — только бы скорее вернулся он, — Лиза убедит его… И тут же тяжелые сомнения сжали ей сердце. Кого она убедит? Человека, который сейчас в Иркутске из голодных людей себе выбивает наживу? В чем убедит? Пожалеть ее? Голодных он не жалеет — почему он ее пожалеет?
И по мере того как Лиза приближалась к дому, меся ногами холодный и мокрый снег, все более тягостные думы овладевали ею. Может случиться еще и так. Не отдадут ей сына. Когда же они наконец с ним где-нибудь встретятся, Борис, ее родной сын, взглянет на нее так, как глядела Елена Александровна, и скажет сквозь зубы: «Уйди. Чего тебе от меня надо?» А еще позже, когда он возмужает и станет помощником в делах Ивана Максимовича, или чиновником, или офицером — ведь он не будет рабочим! — и где-нибудь снова судьба сведет их, молодого сытого барина и ее, согнутую годами и тюрьмой женщину, — сведет как заклятых врагов… Лиза зябко поежилась. Да, тогда может случиться и так, что ее сын, ее Борис, пошлет мать снова в тюрьму или станет бить по лицу так, как бил ее на допросе Киреев.
Нет, нет, она должна взять его к себе, пока он еще мальчик, пока отрава власти и денег не загубила его. Только бы скорее вернулся Иван Максимович, и только бы он допустил ее к себе, выслушал по-человечески, чтобы она все могла объяснить.
Добравшись до вокзала, Лиза заглянула в багажную кладовую. Если Порфирий еще на работе — дождаться его и вместе уйти домой.
Весовщик черной краской маркировал какие-то огромные тюки. Он поднял голову, не спрашивая, что нужно Лизе, махнул в сторону депо рукой:
Ущел уже твой благоверный. Туда. Пожалуй, с полчаса будет.
Получено сообщение: Алексеева с поста верховного главнокомандующего убрали, — сказал кто-то за спиной у Лизы. — Рабочие в депо собрались, обсуждают, как это понимать. С ними и супруг ваш.
Лиза повернулась. Сухой и длинный, сам как телеграфный столб, — телеграфист Нечаев. На днях он заходил к ним на заимку вместе с Порфирием, посидел недолго, и говорили они тогда ни о чем.
Обсуждают? — с издевкой переспросил весовщик. — Самое это их дело. Дообсуждаются! Да при том еще обстоятельстве, что Алексеева вовсе и не убрали, а освободили по высочайшему указу.
По пословице: «Что в лоб, что по лбу», — сказал Нечаев, сбивая немного на затылок свою форменную, с лакированным козырьком фуражку. — А рабочие сообщение обсуждают совершенно открыто. Кричат: «Ура Куропаткину!»
«Ура»? — теперь уже с недоверием спросил весовщик.
Да. Своими ушами слышал, — подтвердил телеграфист.
Он перебросился еще несколькими словами с весовщиком и догнал Лизу на платформе. Наклонился к ней.
«Ура» и «дурак» звучат почти одинаково, — проговорил он. — Я не уверен, что именно кричали рабочие Куропаткину. Думаю, что для них хрен редьки не слаще. А я увидел вас, потому и зашел в кладовую. Прошлый раз вы обмолвились, что на работу поступить вам хочется.
Очень хочется, — сказала Лиза. — Муж у меня зарабатывает совсем мало.
—' Разговаривал я с начальником участка Игнатием Павловичем. Возьмет он вас. Только работа поденная и на зиму — пути расчищать после снежных заносов.
Да это ничего, — обрадовалась Лиза словам Нечаева, — это ничего, что поденная. Все-таки работа.
Тогда зайдемте прямо сейчас к нему в контору. Оставите прошение. Хотите?
Господи! Да как же не хотеть! — воскликнула Лиза. И ей сразу стало как-то теплее от мысли, что на свете есть и хорошие люди, много хороших людей. И еще: что вернется домой она не только с горькой, но и с радостной вестью.
Они обошли длинное здание вокзала и повернули в переулок, где рядами вытянулись покрашенные в желтый казенный цвет большие дома. Телеграфист шагал, немного косолапя и как-то смешно подшаркивая пятками. То и дело наклоняясь и заглядывая Лизе в лицо, он рассказывал, что жил раньше в Иланской, неплохо жилось, да вот пришлось переехать сюда — сложились так обстоятельства. Ну да ничего, он и к Шиверску привыкает, с людьми знакомится. Вот с ними, с Коронотовыми, например. И вообще много уже завел себе здесь друзей. А Лиза шла и думала: почему он такой разговорчивый? И какие же они с Порфирием для телеграфиста друзья? Все-таки он человек образованный, и жалованье, должно быть, получает хорошее, и руки у него белые, не намозоленные. Зачем он так настойчиво сводит знакомство с
Порфирием, с нею? Нужно ли им это знакомство? Надежное ли оно?
Все, кто носил форменные фуражки с кокардами, Лизе представлялись людьми далекими от рабочих. И хотя Нечаев чем-то сразу располагал к себе — только нехорошо, что в лицо он все время заглядывает, — Лиза решила пока не быть с ним откровенной. Поэтому, когда телеграфист снова стал говорить о событиях в Маньчжурии, о смещении Алексеева и едко высмеивать Куропаткина, Лиза замкнулась. Говорила только" что-нибудь очень неопределенное. Нечаев это заметил. Щелкнул снизу ногтем по козырьку фуражки и подмигнул ей:
А Порфирий Гаврилович, оказывается, молодец…
Почему? — невольно спросила Лиза.
Спросите сами его, — еще выразительнее подмигивая, отозвался Нечаев. И прибавил: — Да и вы тоже молодец. Ну, вот и контора.
Начальник участка, инженер, такой же молодой и сухощавый, как Нечаев, и, по-видимому, его хороший друг, принял Лизу приветливо. Дал ей лист бумаги, перо. Сам встал из-за стола, сказал:
Садись, пиши. Умеешь? А что — я продиктую.
И, одновременно поддерживая с Нечаевым непонятный для Лизы разговор о каких-то новых снарядах, примененных японцами, он стал диктовать ей текст прошения. Лиза волновалась, она никак не могла вспомнить, в каких словах пишется «ять», и забывала ставить твердый знак. Вдобавок плохо слушались пальцы, застывшие на холоде без рукавичек, и буквы получались неровные, будто измятые.
Наконец прошение было закончено. Игнатий Павлович взял его, прочитал вслух.
Очень хорошо. Придешь ко мне за ответом через два дня. Ты нигде здесь у нас не работала?
Лиза смутилась. Как ответить?
Нет еще. Из тюрьмы я недавно. — И сердце у нее екнуло: откажет.
А-а! За что?
Она политическая, Игнатий Павлович, — быстро вступился Нечаев. — За хранение нелегальной литературы сидела. Я тебе давеча забыл сказать.
Угу… — Игнатий Павлович медленно положил на стол прошение Лизы, придавил его каменным пресс-папье, постоял, чертя пером на бумаге какие-то фигурки. — Ну что же… Приходи за ответом, как я сказал, через два дня.
И ощущение радостной надежды стало медленно гаснуть, снова появилось прежнее горькое чувство, с каким она вч этот день покинула дом Василевых. Тюрьма за плечами, да еще по политическому делу, — какая тут может быть надежда? Теперь во всем и для всех это пугало. Но Лиза не подала виду, сказала «спасибо» Игнатию Павловичу и вышла.
2
Порфирий закипел, когда Лиза рассказала о новом неудачном своем разговоре у Василевых. Крупные желваки заходили на его худых щеках.
Мать — и не пустить к сыну! Да уже в сколькой раз! Довольно. Хватит. Не принижай себя. Не ходи туда больше. Теперь я сам к ним пойду.
В разговор вступилась было Клавдея. Нерешительно тронула Порфирия за локоть:
Может, лучше мне бы? По-женски потолковать со Степанидой Кузьмовной. Она ко мне была всегда с добрым сердцем.
Порфирий обернулся. Поглядел на Клавдею с сожалением, качнул головой.
С добрым? Ее доброго сердца только на бабью слезливость хватает. Ни за что тебя выгнал хозяин — чем она тогда помогла? Чем она теперь поможет?
Так узнаю хоть в крайности, как они думают, — возразила Клавдея.
Не надо. Ничего не надо. Узнаю сам. Река встанет, приедет Василев, и схожу я сам к нему. — И злая судорога передернула ему губы. — Дай бог только, чтобы там с его женой еще раз мне не встретиться.
Позже, когда все несколько успокоились, поужинали и собрались вместе возле истопленной Клавдеей русской печи, Лиза стала рассказывать о своей встрече с Нечаевым, о том, как он сразу отвел ее к Игнатию Павловичу и тот пообещал принять на работу. Не тая сомнений, спросила Порфирия, хорошо ли он знает Нечаева, почему телеграфист этот заговорил с ней сразу как с доброй знакомой, хотя до того она видела-то его только каких-нибудь пять минут.
- Философский камень. Книга 1 - Сергей Сартаков - Советская классическая проза
- Вдруг выпал снег. Год любви - Юрий Николаевич Авдеенко - Советская классическая проза
- Весны гонцы (книга первая) - Екатерина Шереметьева - Советская классическая проза
- Дороги, которые мы выбираем - Александр Чаковский - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ - Александр Котов - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Белые одежды. Не хлебом единым - Владимир Дмитриевич Дудинцев - Советская классическая проза
- Сто двадцать километров до железной дороги - Виталий Сёмин - Советская классическая проза