Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава вторая. Гоголь-моголь и чудо голодания. Роковой огурец
Что делает человек, которому тяжело и горько жить? Правильно, он ищет утешения. Где он его ищет? Это секретное место. Оно спрятано за такой дверцей, которую никак не открыть бесшумно (особенно ночью) и там всегда горит свет.
Внутри находятся всякие артефакты.
Но у меня очень сильная воля. Я туда не полезу. Обойдусь, честное слово. И вообще пойду и скажу тетке, что самбук у меня скоро из ушей полезет.
Тетушка внимательно меня выслушала и огорчилась. Но огорчалась она недолго. Уже к вечеру ее посетила идея. Идея была такая.
Один желток
и шесть ложек сахара
взбить вилкой, пока все вместе не станет
совершенно белой
однородной массой.
Мне казалось, что человек, который полтора часа и еще семь минут усердно трудился и очень устал, заслуживает съесть сладкое без последствий.
Кроме того, я раньше не знала, что могу так здорово взбить гоголь-моголь. Я до того сто раз пробовала, и каждый раз выходила какая-то склизкая гадость, которую и есть-то было противно. И тут. Передо мной. Настоящий, легкий, тающий на языке крем. Как в кондитерской.
И это Я сделала!
Ну, и потом, сколько там этого гоголя-моголя? Пять ложек. От пяти ложек ничего страшного не может быть.
Вечернее взбивание гоголя-моголя продолжалось неделю. Потом оказалось, что у меня стали маленькие глаза. Ну, то есть, появились подозрения, что раньше они были больше.
— Это у тебя просто щечки! — ласково сказала моя тетушка.
Я побежала в комнату, закрылась там на щеколду и стала смотреть в зеркало. И точно. Это были щеки. Это были ого-го, какие щеки.
Все пропало.
— Ничего не пропало, — говорила тетка, считая в кошельке мелочь. — Ты очень миленькая. На вот, сходи в магазин, кусок сыра и мороженого на всех.
Это тоже был ритуал — каждый день ходить в магазин за сыром и мороженым к утреннему кофе.
Разве может человек в здравом уме от него отказаться? Когда пломбир в мокром вафельном стаканчике. Когда сыр свеж так, что он плачет, этот сыр. По-настоящему, слезами. Я сама видела. Тетка как-то сказала, что это называется «сыр со слезой». Кто может отказать сыру, когда он плачет?
Я не могу.
Опять смотрю в зеркало. Может быть, тетка права? Может быть, я собираюсь слушать старших.
Конечно, это щеки. Глупо делать вид, что они худые, когда они наоборот. Но я-то ребенок. Мне, может быть, так и положено. Правда, я стала похожа на слишком большую маленькую девочку, но… и правда, довольно мило.
А глаза — что ж, глаза. У некоторых хуже.
Всегда говорят, что надо слушать старших. Они лучше знают. Ну, может, это так и есть, в конце концов?
Кроме щек были еще разные другие части тела. Эти части странным образом прекрасно выглядели в тетушкином платье, которое она носила, когда была юной девушкой. Платье очень простое, очень короткое, желтое, с подсолнухами. С большими пуговицами. Из такой немножко грубой материи. Книзу расширяется. Почему-то в этом коротком платье у меня действительно все в порядке.
Жаль, что теперь такие не в моде. Но я-то на даче! Никто меня не видит. Могу ходить, в чем душа пожелает. На речку, например.
Тут у нас речка. С плотиной, с дамбой, которую открывают по вечерам и начинается прилив, по всему берегу валуны, посредине реки — остров. Только дно каменистое, без тапочек не войдешь. А под камнями живут моллюски. А где плотина — миноги. И везде рыбаки стоят: в воде, на берегу, на мосту и под мостом.
И еще везде написано, что плавание — самый эффективный способ похудеть. Отличный способ, потому что плавать я люблю больше всего на свете. Почти что больше, чем читать.
И еще до реки идти долго. Это хорошо.
Вот так я и похудею. Без всяких ваших диет и унылых упражнений. Естественным образом.
Чувствую я себя прекрасно. Прямо ощущаю, как худею. Правда, все равно пока еще ничего не заметно, но это временно.
— Три часа в воде! — тетушка всплеснула руками. — Плавала, пешком шла, устала! О чем ты говоришь!
И положила мне пирожное. К чаю.
— Половинку пирожного, — мрачно говорю я.
Потом принесли бублики, из магазина еще теплые. Только привезли. Такие бублики очень хорошо намазать маслом и есть утром с кофе. И кофе чтобы обязательно с молоком.
И, в общем, когда мы как-то собрались в лес, джинсы вообще не застегнулись.
Нужно было принимать меры. Срочно, иначе все пропало.
Глава третья. Я принимаю меры
К черту бублики. И мороженое. И сыр. Вообще все к черту.
И — это все потому, что у меня очень сильная воля — я пальцем не тронула ни бублики, ни вафли, решительно заперлась в своей комнате, когда принесли клубнику с мороженым, когда позвали к обеду, крикнула, что не хочу, и от ужина отказалась.
Ничего не буду есть!
Тетушка страшно разволновалась. Но никакие уговоры не помогали, никакие угрозы про одну девушку, которая худела-худела, и у нее никогда не было детей, и про другую девушку, которая худела-худела и умерла, тоже не действовали. Хуже того, у меня лопнуло терпение. Я показала тетке тонкую книжку (удачно купила на станции, совсем дешево получилось). Книжка была про чудеса голодания. Там один мужчина голодал-голодал, и у него сначала кружилась голова, потом изо рта запахло ацетоном, потом еще что-то, но он все мужественно перенес и стал красивым, здоровым и счастливым.
Потому что у него сильная воля.
Но тетка не поверила. Она побежала к соседям и позвонила моему папе.
Чтобы он приехал и повлиял.
И папа приехал.
Он не как тетя. И не как мама. И он никогда не заставлял меня доедать все, что на тарелке. И вообще он спокойно все выслушал. И согласился. И только сказал, что совсем ничего не есть все-таки вредно. Есть же продукты, в которых вообще ничего нет. Всякие овощи. Помидоры, например, тыквы. Огурцы еще. В огурцах ничего нет, кроме воды.
Я сказала, ни за что. А папа сказал:
— Ну, смотри сама.
И уехал. Ему на работе дежурить сутки. А я посмотрела и думаю: папа-то прав. От огурца ничего не будет. Соленого. Даже то, что вечер — ну и что? Ничего страшного.
Потому что в огурце ничего нет, кроме воды.
А после огурца опять посмотрела. И думаю: в крыжовнике тоже ведь ничего такого нет?
Когда выяснилось, что во мне уже литр крыжовника, стало ясно: все пропало. Терять было нечего и я сделала себе бутерброд с сыром. И чаю с сахаром. И еще меренги — это тетушка в магазин вместо меня сбегала и подумала, что бы такое взять вместо мороженого.
В общем, пришлось дать себе твердое слово, что завтра же все опять станет правильно. Если завтра все станет правильно, через две, или три, в крайнем случае, через четыре недели у меня будет нормальная фигура. Может быть, даже чуточку худее, чем нормальная.
Со второго раза получилось ничего не есть целых два дня. Я ходила злая, как медведь и только теткино замечание: «у тебя уже мордочка, как точилка!» немного прибавило настроения.
К ночи стало понятно, что голодовка — дело гиблое. Нужно жить, как все нормальные люди: есть все, но в пределах разумного. Нормальный человек может съесть булку. Одну. Может съесть конфету или выпить стакан лимонада. Не говоря уже о соке.
Нормальный человек может есть во всякое время суток. Не знаю, кто придумал, что нельзя есть вечером. Но думаю, что раз вечером человек голоднее всего, то это так и положено, так природой устроено.
И нечего противоречить естественному порядку вещей.
Скоро мне, наконец, повезло: начиналась осень, пора было возвращаться домой. Дома не было тетки с ее самбуком, и как-то худо-бедно щеки приняли прежний вид. Глаза, правда, так и остались маленькими. И желтого теткиного платья тоже не было.
Но я смирилась с тем, что имею, потому что не хотелось портить настроение.
Первого сентября все было просто прекрасно. Это я в старой школе жила букой, а в новой (решила я) все будет по-другому. И потом, это была не просто какая-то школа. Это был лицей. И класс у меня был не простой, искусствоведческий. Ну, еще филологический, но это не главное. Главное, что все здесь были как будто свои. И еще главное, что меня теперь никто математикой не терзал. А терзали литературой, риторикой и историей искусств.
«Черт, — думала я, листая учебник, — какие нехудые тетки все эти Афродиты и Артемиды! Типичная крупная кость. А ведь вот, вот, пожалуйста: идеал красоты! Если бы все они жили в наше время, у меня, пожалуй, и не было бы проблем с фигурой! И какой дурак придумал, что нужно обязательно быть худой!»
Но, говорят, история не знает сослагательного наклонения. Никаких «если бы». Это особенно хорошо сделалось понятно на репетиции лицейского праздника. Мы там изображали девять муз. Я тут не буду про муз, буду про главное. Главное было, что эта древнегреческая простыня висела на мне совсем не так красиво, как на скульптурах. Она вообще как-то нагло подчеркивала все мои недостатки. Так что все настроение испортилось.
- Дом П - Юлия Кузнецова - Детская проза
- Тётя дяди Фёдора, или Побег из Простоквашино - Успенский Эдуард - Детская проза
- Большое путешествие Марселино - Хосе Мария Санчес-Сильва - Детская проза
- Рецепт волшебного дня - Мария Бершадская - Детская проза
- МолоКот и МалоКот - Екатерина Владимировна Смолева - Прочая детская литература / Детская проза / Прочее
- Дети в лесу - Беатриче Мазини - Детская проза
- Я не верю в монстров - Луис Сашар - Детская проза
- Волшебные очки - Иван Василенко - Детская проза
- Трудно быть добрым. Истории вещей, людей и зверей - Людмила Евгеньевна Улицкая - Детская проза / Прочее
- Девочка-находка - Жаклин Уилсон - Детская проза