человек из свиты, который может это сделать и не вызовет подозрение у Александра Павловича. Вы же знаете, как он всего боится. Мне нужно ему сказать лишь пару слов. 
– Если об этом узнает император?
 – Случится катастрофа. Я буду арестован, и вы вместе со мной. Думаю, и Александр подвергнется наказанию, – честно объявил Панин.
 – Хорошо, – согласился я. – Попытаюсь. Где должна состояться встреча?
 – У Жеребцовой.
 – Её дом под наблюдением.
 – Я вам больше скажу, соглядатаи лично докладывают фон Палену, а он уже решает, что доносить императору, а что – нет.
 – Почему же сам фон Пален не желает устроить вам встречу?
 – Во-первых, Александр боится фон Палена, а во-вторых, нашему генерал-губернатору нельзя рисковать. Если Пётр Алексеевич попадёт в опалу, как нам без него? В его руках полиция.
 – Действительно, – с иронией согласился я. – Мной рисковать можно.
 – Семён, прекратите. – Панин недовольно качнул головой. Выпрямился. – С вас спрос маленький, да и мы вас вытащим хоть из Сибири, хоть из петли. Если уж братьев Зубовых фон Пален сумел оправдать, так вас – и подавно.
 – Хорошо, я попробую уговорить Великого князя, хотя заранее успеха не обещаю.
   У истоков заговора
  С Александром я смог переговорить после вечернего вахтпарада. Передал ему просьбу Панина встретиться в доме Жеребцовой.
 – Нет, нет! Ни в коем случае, – испуганно замотал он головой. – Проведите его ко мне вечером. Переоденьте его в гвардейца…. Придумайте что угодно. Но только поздно вечером, и только на минутку.
 – Делать нечего, – согласился Панин.
 Уваров нашёл под рост Панина мундир унтер-офицера Преображенского полка. Как раз преображенцы должны были к вечеру этого дня заступать в караул у дворца. Мы подъехали к Зимнему на карете фон Палена. Проскочили во двор ко входу для прислуги. Темной лестницей поднялись к столовой. Нас встретил Уваров и провёл через караульные посты прямо к покоям Александра.
 Великий князь был в кабинете один. Единственная свеча горела на столе в тяжёлом бронзовом канделябре. Шторы на окнах плотно задёрнуты. Мы с Паниным поклонились.
 – Я слушаю вас, господа, но прошу излагать дело кратко, – предупредил он. Александр очень нервничал, от чего голос его дрожал.
 – Моя речь займёт не более минуты, – ответил Панин уверенно.
 – Ради бога, говорите тише, – попросил Александр.
 – Хорошо, – не сбавляя тона, согласился Панин. – Осмелюсь говорить от имени передового просвещённого дворянства. Россия нуждается в срочных переменах государственного устройства.
 – Я знаком с трудами Новикова, – поспешил заверить нас Александр.
 – Надеюсь, вы согласны с его теорий преобразований?
 – Возможно, – уклончиво ответил Александр.
 – Во избежание новой пугачёвщины и во имя экономического и политического процветания России, нужно немедленно приступать к реформам.
 – Но я здесь причём? – раздражённо пожал плечами Александр. – С этими вопросами вам надо обратиться к императору.
 – Вы прекрасно понимаете, что это невозможно.
 – От меня вы что хотите? Чтобы я предложил отцу проект реформ?
 – Нет. Императором должны стать вы, – твёрдо сказал Панин.
 У Александра на мгновение пропал дар речи. Он выпучил глаза, пыхтел, шипел, потом спокойно произнёс:
 – Каким образом? Как это вы намерены сделать?
 – Гвардия все сделает. Так бывало уже не раз.
 – Уходите, господа, – бросил Александр и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.
 Мы шли по гулким переходам Зимнего. Панин шагал резко, раздражённо.
 – Вы разочарованы? – спросил я.
 – Не то слово, – сквозь зубы прорычал он. – Понял я только одно: чтобы добиться перемен в России, надо всю династию под корень…
 – Осторожней, – одёрнул я его. – Почему бы действительно не представить проект реформ на рассмотрение императору.
 – Смеётесь? – хмыкнул Панин. – В бытности, служа статс-секретарём, я пытался говорить с императором о преобразованиях в политическом устройстве. Он только раздражённо ответил, что все это – полная чушь, а мне бы стоило заниматься текущими делами. Думаете, он не ознакомлен с трудами Новикова? Уверен, что читал всё. Беда императора в том, что он думает, будто он один знает истину, и больше никто. Только он способен правильно управлять Россией. С такими воззрениями нашего правителя вскоре мы придём к катастрофе.
 – Вы сгущаете краски.
 – В чем же? Отмена дворянских собраний. Запрет ввоза книг. Закрытие типографий. Жесточайшая цензура…. Посмотрите, как дворянина он урезал в правах. Служить – обязательно. Крестьянина не тронь – он только три дня в неделю твой. Книги печатать не смей. Ввозить из-за границы литературу и даже ноты – запрещено.
 – Он дал свободу вероисповеданию. За это народ любит императора.
 – То-то кругом появляются общины старообрядцев и только смущают тех, кто придерживается истинной веры.
 – Но вы же – масон. Масонам так же дарованы свободы.
 – Дуг мой, масонство, конечно, дело просветительское, но его больше используют для карьеры. И вам бы не мешало приобщиться к братству. Согласен, среди братьев много просвещённых людей, но множество и всякой шелухи. Да и шпионов – достаточно. Попробуй на собрании заговорить о преобразовании – и сегодня же будет доложено обо всем императору.
 – Прощайте, – сказал мне Панин, садясь в карету. – Нынче я отбываю обратно в ссылку. Буду рад вас видеть в моем скромном имении. Приезжайте, хоть на недельку. Мне, порой, бывает очень скучно.
 – Я постараюсь вырваться.
 – Вот, и отлично. Поохотимся, пофилософствуем. У меня чудесная библиотека. Я вас накормлю вкуснейшим вареньем. А какие пироги у нас пекут…. Приезжайте на Пасху.
 * * *
 Дежурный офицер вызвал меня к императору. Павел поднялся из-за стола. Прошёлся по кабинету, остановился возле портрета первого консула Франции. Наполеон в красном камзоле стоял возле стола и указывал правой рукой на стопку листов бумаги со сводом законов. Левой он небрежно сжимал пару перчаток. Павел долго разглядывал картину, затем повернулся в мою сторону.
 – Мне неприятно вести допрос, – сказал он резко. – Может быть, сами все расскажете?
 – Позвольте узнать, в чем мой проступок, Ваше величество? – сдержано спросил я, хотя понял, о чем пойдёт речь.
 – Зачем вы приводили Панина к Александру? Мало того, что ему запрещено появляться в Петербурге, так он ещё имеет наглость разгуливать по дворцу.
 – Виноват. Я не знал…, – попытался я соврать
 – Бросьте! Все вы знали, – прервал меня император. – Что хочет он? Что хочет Новиков и вся эта шайка просвещённых и прогрессивных?
 – Они хотят разделения власти между императором и дворянским собранием.
 – Вы помните времена правления моей матушки, Царство ей небесное? Тогда страной правили вот эти просвещённые: Потёмкин, Орловы, Зубовы…. Что было с Россией? Казну разворовали. Поместий себе понастроили. Народ ободрали до того, что чуть ли не каждую весну голодные бунты происходили. А в армии что творилось? Пьяная гвардия, постоянные войны, невыносимые рекрутские наборы… Вы хотите повторения?
 – Простите, я