Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С чем же вы пришли сегодня? — спросил Вершинин. — Может быть, вы назовете мне имена предполагаемых анонимщиков?
— Нет, имя автора писем предстоит открыть вам, я же могу легко ошибиться, бросить тень на невиновного, как получилось однажды у директора. А вот детально ознакомить вас со сложившимися на заводе отношениями, с характерами некоторых людей — пожалуйста. Думаю, это поможет вам в работе.
«Характеры, взаимоотношения, психология — вопросы важные, — подумал Вершинин, — но ведь анонимщик обычно кустарь-одиночка, дело-то тонкое, щепетильное, популярности ему приходится избегать, поэтому вряд ли Охочий мне серьезно поможет, раз даже предположительно не называет автора».
Однако внешне Вячеслав скрыл свои сомнения и сделал вид, что крайне заинтересован в предложенной помощи.
— С чего бы мне начать? — в раздумье проговорил Охочий…
— Давайте с взаимоотношений директора с подчиненными, причем с натянутых. Расскажите о людях, недолюбливающих Игоря Арсентьевича.
— Неужели вам кажется, что все так просто, в лоб, — удивился Охочий. — Тот, кто недолюбливает, тот и пишет? Я знаю некоторых наших работников, которые терпеть не могут Кулешова и открыто говорят о своем отношении к нему, но, упаси меня бог, например, подумать плохо о Прохоре Лукиче Слепых, старейшем рабочем, члене парткома только из-за этого. А ведь он в довольно резких выражениях критикует Кулешова, причем всенародно. Кто высказывает в глаза, не прибегнет к анонимкам. Скорее всего, клеветника надо искать среди тех, кто улыбается в глаза, льстит, лезет в друзья, а в душе вынашивает совсем другое.
— Константин Сергеевич, — перебил его Вершинин, — вы упрощенно поняли мои слова. Я ведь прошу вас рассказать о всех категориях недовольных. О таких, как Слепых, я тоже хочу знать. Но сейчас мне в первую голову хотелось бы услышать о тайных недоброжелателях, а также о таких, кому выгодно устранение с завода Кулешова.
Вершинин подправлял Охочего своими вопросами, не давая ему увлекаться общими рассуждениями, свойственными людям, принимавшим все близко к сердцу. Таким всегда бывает труднее сосредоточиться на главном.
— Кому выгодно? Кому нужно? — повторил Охочий. — Вопрос поставлен серьезно. Кому нужно устранить Кулешова с завода? Вопрос этот, кстати, можно даже усилить — кто заинтересован, чтобы Кулешов умер? Да, да, это не преувеличение. Именно умер, ибо тот, кто писал анонимки, прекрасно знал, что у директора был один инфаркт, и надеялся на второй. Мол, чем хуже, тем лучше. Я вас разочарую. Не знаю я таких людей на заводе. Есть плохие, есть хорошие, но чтобы сознательно добивать человека, надо быть отпетым живоглотом. Я прекрасно понимаю ваш вопрос. Есть и такие, которым хотелось бы стать директором завода, — желание вполне понятное. Можно стремиться к его исполнению, но использовать такие методы для достижения цели — отвратительно.
— Константин Сергеевич, — прервал он снова Охочего. — Я понимаю, хороших людей на заводе много, большинство из них с негодованием отвергнут такой путь, но мне эти люди не нужны. О них в другой раз. Сейчас мне нужны другие — отрицательные, причем не явные злодеи, а те, которые пытаются скрыть эти качества. От пытливого наблюдателя им, понятно, не укрыться, ведь трудно постоянно носить маску. Понятно?
— Понятно. Попробую, — немного подумав, ответил Охочий. — Но для начала разрешите задать вам вопрос.
— Пожалуйста.
— Если вы были в объединении, то уж, конечно, ознакомились с материалами проверок?
— Допустим.
— Заметили ли вы в них какую-нибудь странность?
— Странность? — Вершинин стал вспоминать прочитанное. — Какую странность?
— Меня удивляет одно обстоятельство: почему во всех проверках руководителем комиссии являлся один и тот же человек — Алексей Михайлович Раков, главный инженер объединения? Состав комиссии менялся, а вот руководитель оставался прежним.
«Действительно, почему все время Раков? — задумался Вячеслав, — даже объективности ради следовало бы назначить другого. Надо посмотреть, по чьей инициативе его посылали».
— Думаю неспроста, — продолжал Охочий. — Я краем уха слышал, что Мартьянов возражал против этой кандидатуры, когда второй раз решался вопрос о руководителе бригады, но тщетно. Назначили Ракова. А почему? Я слушал его на совещании, которое он проводил по результатам проверки, и скажу откровенно: все вроде правильно говорил — и про отрицательное, и про положительное, но уж больно своеобразно. Осадок какой-то тягостный после его слов оставался. С одной стороны, выходило, будто письмо надуманно, а с другой — недоговоренность бросала тень на Кулешова. Люди недоумевали: не было ясности. Он все только запутал. Почему?
Вершинин пожал плечами. Пока что особого смысла в рассуждениях Охочего он не уловил. Раков с высоты своего положения мог намеренно сгустить краски, оставить недоговоренность, чтобы не расхолаживать подчиненных.
Заметив, что собеседник не понял, куда он клонит, Охочий нервно повысил голос:
— Ракову шестьдесят четыре года. Как мне известно, между ним и Мартьяновым имеются шероховатости во взаимоотношениях. Генеральный директор пытался культурно проводить его на пенсию. В главке, однако, Ракова кто-то поддерживал и с Мартьяновым поначалу не соглашались, но потом пошли навстречу, при условии достойной замены. Тот предложил Кулешова. С кандидатурой Игоря Арсентьевича начальство согласилось.
— Допустим, у Ракова имелись основания скомпрометировать Кулешова, и он это с успехом делал, — согласился Вершинин. — Но при чем здесь анонимки? Или вы хотите сказать, что их написал Раков?
— Упаси бог! Но над его поведением стоит задуматься.
— Константин Сергеевич, дорогой мой. Ваш рассказ мне важен и нужен, но поведение Ракова только производное, ведь нет анонимок — нет комиссий, а следуя от комиссий к анонимкам, только запутаешься. Давайте лучше вернемся к заводу.
— Завод наш предприятие сложное, огромное. Коллектив хороший, с поставленными задачами справляется, — почему-то вдруг стал говорить как на собрании Охочий, но заметил, что собеседник пропускает общие слова мимо ушей, и спохватился. — Взять наше руководство — все на высоте. Директор, главный инженер Раух или заместитель директора Колчин. Работают в контакте, никаких вылезающих наружу противоречий между ними я не заметил. Кулешов с обоих требует жестко и на производственных совещаниях во всеуслышанье высказывает им нелицеприятные вещи, но воспринимается это как должное, без обид, хотя Раух, например, намного старше Кулешова — ему пятьдесят семь лет.
— А Колчину?
— Колчин молодой. Он моложе директора. Человек властный, самодовольный.
— Из тех, кто всегда доволен своим умом и не доволен положением?
— Трудно сказать. Колчин — человек достаточно сложный и отрицательные качества держит при себе. Прямолинейность не в его характере.
— Итак, — подвел итог Вершинин, — кое-что о Колчине мы выяснили: самодовольный и скрытный. Качества многообещающие.
— Такие качества присущи многим, — возразил Охочий, боясь бросить подозрение на заместителя директора, — и, если они не болезненно гипертрофированы, разве можно назвать их отрицательными. Просто качества. Ведь что такое самодовольство? Человек доволен самим собой. Или скрытность — значит человек молчаливый, не допускающий до своей души каждого и всякого. Иное дело — зависть, корыстолюбие. Эти качества отрицательные, окраска их вполне определенная.
— Так-то оно так, но, к сожалению, трудно узнать, на чем остановится самодовольный и скрытный человек, не перешагнет ли он грань, за которой эти качества станут остро отрицательными. Если такого человека обидеть, пусть даже ненароком, то почти неизбежно самодовольство перерастет в жгучую зависть, а та в свою очередь может привести к самым черным поступкам. Можно ли, например, поручиться, что директор никогда не обидел Колчина неосторожным словом? Тот затаил обиду, и пошло, пошло.
— И привело к тому, что Колчин стал пробавляться анонимками? — недоверчиво спросил Охочий. — Трудно поверить. Умом понимаю — все возможно, а сердцем нет. Как может человек так опуститься?
Вершинин с сожалением посмотрел на собеседника.
«Опасается, как бы я не заподозрил Колчина, а ведь пока идут только абстрактные рассуждения», — подумал он.
Неожиданно лицо гостя скорчилось как от зубной боли. После заметных колебаний он сказал, глядя в сторону:
— Стоит ли говорить об этом?..
— Стоит, стоит. Обо всем стоит, что на ваш взгляд кажется важным, — подтолкнул его Вячеслав.
— Видите ли, Раков во время своих визитов к нам явно благоволил к Колчину. Тайно, но благоволил. Я дважды заходил в кабинет к Колчину, когда там находился Раков, и оба раза они при моем появлении резко прерывали разговор. Я, конечно, для них мелкая сошка, мне их дела знать не положено, и все же уж больно ловко у них получалось. Один раз мне удалось поймать конец разговора, но они тут же прервали его и переключились на совершенно другую тему. Явно секретничали как единомышленники. А какие могут быть секретные дела у главного инженера объединения и заместителя директора завода? Вы, наверно, опять скажете, что надо идти от анонимок, а не наоборот, но у меня почему-то только так получается.
- Репетиция убийства - Фридрих Незнанский - Детектив
- Кровь и сахар - Лора Шепард-Робинсон - Детектив / Исторический детектив
- Призрак - Роберт Харрис - Детектив
- Раскол - Рагнар Йонассон - Детектив / Полицейский детектив
- Портрет с одной неизвестной - Мария Очаковская - Детектив
- Загадочное происшествие в Стайлзе - Кристи Агата - Детектив
- Два раза в одну реку - Екатерина Островская - Детектив
- Рыцарь справедливости - Алексей Макеев - Детектив
- Черные Земли - Белинда Бауэр - Детектив
- Не будите спящую собаку. Книга вторая - Сергей Глазков - Детектив