Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дональд Каббин не очень-то разбирался в тонкостях общения с ребенком, а потому всегда держал сына за равного себе, вероятно полагая, что Келли обладает здравым смыслом и опытом взрослого человека. В итоге Дональду удалось снять со своих плеч большую часть бремени отцовства, потому что Келли воспринимал его скорее как старшего и часто ошибающегося брата. Такие отношения привели к тому, что Келли взрослел быстрее своих сверстников, а Дональд Каббин не чувствовал, что стареет.
В шестьдесят пятом, защитив диплом по английской литературе, Келли вышел из стен Висконсинского университета. Не испытывая желания воевать во Вьетнаме, он принял участие в войне с бедностью, присоединившись к Корпусу мира, который на территории Соединенных Штатов имел другое название — Д-эн-эс-а: «Добровольцы на службе Америке». По линии ДНСА он и трое других добровольцев, двое белых юношей и одна черная девушка, отправились в маленькое негритянское поселение на окраине Аннистона, штат Алабама. Поселению требовались специалисты-профессионалы. Три месяца спустя после прибытия добровольцев черные убедились, что молодежь приехала, чтобы действительно им помочь. В итоге Келли стал неофициальным мэром негритянского поселения. Но однажды ночью куклуксклановцы или члены другой организации, придерживающейся тех же взглядов, изрешетили пулями лачугу, в которой он жил.
К счастью для Келли, ту ночь он провел в постели двадцатишестилетней вдовы, с которой он познакомился в Аннистоне. Тремя днями позже Вашингтон перевел Келли в резервацию навахо в Аризоне. Остаток года в ДНСА он служил Америке тем, что вызволял из тюрьмы индейцев, попавших туда по пьяни. Частенько он ссуживал им доллар, чтобы они могли похмелиться пивом.
В шестьдесят шестом году, все еще находясь в призывном возрасте, он ушел в армию. Но во Вьетнаме ему повоевать не пришлось. Вместо этого он неплохо провел два года в Хехсте, под Франкфуртом, где его определили диктором радиостанции армии США.[18] В немалой степени благодаря унаследованному от отца баритону.
В возрасте двадцати двух лет, только что демобилизованный из армии, в феврале тысяча девятьсот шестьдесят восьмого, он прибыл в Нью-Хэмпшир,[19] чтобы оказать посильную помощь поэту-политику из Миннесоты. К апрелю он разочаровался в предвыборной кампании Маккарти. Причина заключалась не в самом сенаторе, но в его окружении. Келли перешел на сторону Бобби Кеннеди. Помощь его, как потом говорил он отцу, заключалась «в одном голосе и умении заставить работать любой ксерокс или другой множительный аппарат».
Он, разумеется, присутствовал на съезде демократической партии в Чикаго, где его огрели дубинкой и дали понюхать слезоточивого газа. Чикаго он покинул с «фонарем» под глазом и твердой убежденностью в том, что никогда более, один или в компании, он не будет пытаться свернуть страну с пути, ведущего в ад.
Келли считал себя социал-демократом, политические воззрения которого находились левее «Американцев за демократические действия», но правее троцкистов. Он также пришел к горькому, но небезосновательному выводу, что ему всегда суждено оставаться в меньшинстве.
Однажды Келли попытался объяснить если не все, то хотя бы часть, своему отцу. Случилось это через два года после съезда демократов в Чикаго. Келли работал тогда диск-жокеем на балтиморской радиостанции. У него был выходной. Так уж получилось, что и Дональд Каббин в тот вечер оказался дома. Сэйди уехала в Лос-Анджелес ставить коронки на зубы, и даже неразлучный с Каббином Фред Мур отбыл по каким-то делам.
Отец и сын пообедали жареными цыплятами, а потом уселись в гостиной с бутылкой «мартеля».
— Я хочу сказать тебе, чиф, что я — типичный продукт среднего класса. Мы никогда не голодали. Ни к чему особенно не стремились. Лишь хотели, чтобы нас любили. А это не слишком прочное основание, не так ли?
Дональд Каббин не жаловал подобные разговоры. Он решил, что у сына эта сентиментальность скорее от матери, которая никогда не отрывалась от книги.
— Ты уже не ребенок, Келли, — заявил он. — И потом, ты никогда не создавал для нас с матерью, а потом для меня и Сэйди дополнительных проблем.
— Ты хочешь сказать, что из-за меня вас не тревожила полиция?
— Я хочу сказать, что ты учился в университете и получил диплом. Я этого не сумел. Ты служил стране в Д-эн-эс-а, а потом в армии за океаном и вернулся домой живым и невредимым. Ты заинтересовался политикой и поварился в этом котле. Ты, насколько мне известно, не пристрастился к наркотикам и не злоупотребляешь спиртным, как я. По моему разумению, ты нормальный парень, и я этому чертовски рад. — Каббин отпил коньяка, потом добавил: — К тому же у тебя хорошая работа, а я считаю это важным. Господи, хорошая работа и есть основа карьеры.
— Но меня никогда не интересовали профсоюзные дела.
— Сынок, меня это нисколько не огорчает. Нет, сэр. Иной раз мне скучно до смерти, ты это знаешь, во всяком случае, узнал теперь. Но это моя работа, и я положил на нее немало сил, во всяком случае, иной раз приходилось выкладываться полностью, и чем еще я могу заняться в шестьдесят лет? Поздновато мне ехать в Голливуд. Меня там ждали в тридцать втором году.
— Тебе бы там понравилось, не так ли?
Каббин улыбнулся.
— Да, скорее всего понравилось бы. Я мог бы даже неплохо зарабатывать, играя даже вторые роли. Наверное, напрасно я отказался от того предложения.
— Наверное, именно это я и стараюсь донести до тебя. Ты знал, чего хотел. А я, похоже, нет.
— Но я же не поехал в Голливуд.
— Зато ты сделал другое. Прославился, добился заметного положения в обществе и все такое.
— Ты этого хочешь?
— Я так не думаю, но, возможно, лгу самому себе. Но я не хочу платить цену, которую заплатил ты.
— Ты хочешь сказать, посмотри, до чего ты дошел?
— Нет, я не об этом. Давай поставим вопрос иначе. Что случится, если ты завтра умрешь?
— Ничего особенного, ты это переживешь. Погорюешь, а потом поймешь, что жизнь продолжается.
— Ты кое о чем забываешь, чиф.
— О чем же?
— Я стану богатым человеком, получив половину твоей страховки.
— Тебе нужны деньги? — спросил Каббин. Очень уж ему не хотелось говорить о собственной смерти.
Келли вздохнул.
— Нет, мне не нужны деньги. Иной раз я думаю, может, в этом и беда. Я никогда не нуждался в деньгах, потому что в любой момент мог попросить их у тебя.
— Вот что я тебе скажу, сынок, у нищеты нет абсолютно никаких достоинств.
— Я жил в нищете, — заметил Келли. — В Алабаме мы жили, как черные, ели ту же пищу, и я знаю, что нищета делает с людьми. Но я и они разнились в одном: я не был черным и жил, как они, лишь по собственному выбору. А потому урок, как говорится, не пошел впрок.
Каббин долго молчал, прежде чем заговорить вновь.
— Да, нищета накладывает свой отпечаток. Что-то она оставляет после себя. Может, страх. Да, человек боится опять встретиться с ней.
— Сколько у тебя было денег, когда умер мой дед?
— Ты про моего старика?
— Да.
Каббин сухо улыбнулся.
— Когда твоя бабушка и я вернулись в Питтсбург, у нас на двоих было двадцать один доллар и тридцать пять центов. На нынешние деньги это сто долларов, может, двести, не знаю.
— Деньги тогда многое значили?
— Конечно.
— И из-за этого ты не поехал в Голливуд?
— Да, полагаю, из-за этого… да и по другим причинам.
— А я вот могу поехать в Голливуд, чиф.
Каббин просиял, потом помрачнел.
— Я уж подумал… да, я понял, что ты хочешь сказать. У тебя нет особого желания ехать в Голливуд, но, если тебе чего-то захочется, ты, может, этим и займешься.
— Совершенно верно.
— Есть на примете что-нибудь конкретное?
— Возможно. Думаю, что да.
— Я всегда готов тебе помочь.
— Я это знаю, чиф.
— Видишь ли, боюсь, я не был хорошим отцом, — он рассчитывал на сочувствие, которое находил у своей первой жены, но сын не оправдал его надежд.
— Да, наверное, не был.
— Почему ты так думаешь?
— Ну, не знаю. Может, тебе стоило иной раз обращать на меня внимание и спрашивать: послушай, сынок, ты хочешь стать биохимиком, а ты уверен, что тебе это нравится, или есть смысл поискать другую профессию? Скорее всего, не возражал бы, если б ты завел со мной такой разговор.
— Но в нужное время у тебя об этом не спросили?
— Нет.
— А сейчас задавать такие вопросы поздно?
— Да, конечно.
— Но ведь у тебя неплохая работа на радиостанции.
— Я там работаю.
— Я слушаю тебя, если выпадает такая возможность. У тебя прекрасный голос.
— Он достался мне от тебя.
— Так чем ты намерен заняться?
— Я знаю, чем я намерен не заниматься. Я не смогу делать деньги. Я, возможно, получу некую сумму после твоей смерти, но сам сколотить себе состояние не смогу.
- Человек-пистолет, или Ком - Сергей Магомет - Политический детектив
- Кто хочет стать президентом? - Михаил Попов - Политический детектив
- Белый Север. 1918 - Яна Каляева - Исторические приключения / Прочее / Политический детектив
- Неучтённый фактор - Олег Маркеев - Политический детектив
- Голгофа России Убийцы России - Юрий Козенков - Политический детектив
- Рандеву с Валтасаром - Чингиз Абдуллаев - Политический детектив
- Самоубийца, который решил жить долго - Александр Шульга - Политический детектив
- «Роза» Исфахана - Михель Гавен - Политический детектив
- Досье «ОДЕССА» - Фредерик Форсайт - Политический детектив
- Незнакомка в зеркале - Линда Ховард - Политический детектив