Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если Сталин проявлял заносчивость уже в случае отражения вражеского нападения, то это тем более относилось к намеченному собственному генеральному наступлению. «На рассвете в мае или июне тысячи наших самолетов и десятки тысяч наших орудий нанесли бы удар по тесно сконцентрированным войскам, расположение которых было известно с точностью до батальона, — еще более невообразимая неожиданность, чем при нападении немцев на нас», — писал полковник Карпов в 1990 г. о плане Генерального штаба от 15 мая 1941 г. Сталин, Генеральный штаб и ГУППКА в любом случае рассчитывали на легкую победу Красной Армии, они ожидали, что запланированное гигантское наступление завершится при малых собственных жертвах полным разгромом противника. А что касается Гитлера и немцев, то у них вообще были лишь очень неполные представления о том, что готовилось на советской стороне. Но если принять во внимание масштабы этой подготовки, то становится ясно, что Гитлер лишь чуть опередил усиленно готовившееся наступление Сталина. 22 июня 1941 г. являлось практически последним сроком, когда вообще еще можно было вести «превентивную войну».
Кандидат исторических наук полковник Петров выразил это к годовщине победы, 8 мая 1991 г., в передовой статье партийного официоза «Правда» простыми, но точными словами: «В результате переоценки собственных возможностей и недооценки противника перед войной создавались нереалистичные планы наступательного характера. В их духе началось формирование группировки советских вооруженных сил у западной границы. Однако противник упредил нас». В заключение процитируем русского историка М. Никитина, который детально проанализировал цели советского руководства в решающие месяцы мая-июня 1941 г. и выразил результаты своих исследований следующими словами: «Повторим еще раз: основополагающая цель СССР состояла в расширении «фронта социализма» в максимально возможных территориальных масштабах, в идеале — на всю Европу. По мнению Москвы, обстоятельства благоприятствовали осуществлению этого намерения. Оккупация больших частей континента Германией, затягивающаяся бесперспективная война, нарастание недовольства среди населения оккупированных стран, распыление сил Вермахта по различным фронтам, предстоящий японско-американский конфликт — все это давало советскому руководству уникальный шанс разгромить Германию неожиданным ударом и «освободить» Европу от «загнивающего капитализма»». Согласно Никитину, изучение директивных документов ЦК ВКП(б) «совместно с данными о непосредственной военной подготовке Красной Армии к наступлению» недвусмысленно доказывает «намерение советского руководства напасть на Германию летом 1941 г.»
Глава 3.
В бой через террор.
Советских солдат гнали под огонь.
В основе советской историографии советско-германской войны лежит одно утверждение, которое, невзирая на все прочие переоценки, с железной последовательностью сохраняется до наших дней. Оно было публично провозглашено Сталиным под лозунгом так называемого «советского патриотизма» к 27-й годовщине Октябрьской революции 6 ноября 1944 г.[86] и, коротко говоря, гласило, что народы Советского Союза, исполненные «горячим и животворным советским патриотизмом», «горячей любви к своей социалистической Родине», «беспредельной преданности делу Коммунистической партии», «безграничной верности идеям коммунизма», «сплотились вокруг Коммунистической партии и Советского правительства» и объединились в «жгучей ненависти к захватчикам».[87] «Морально-политическое единство советского общества», «несокрушимая дружба народов СССР» друг с другом — так гласила отныне вновь и вновь повторявшаяся стереотипная формула — «блестяще» подтвердились и проявили себя в ходе «Великой Отечественной войны Советского Союза».
В отношении Красной Армии без устали распространялось, что каждый красноармеец был «безгранично преданным своей социалистической Родине бойцом», движимым «чувством высокой ответственности… за порученную ему задачу защиты социалистической Родины», исполненным «высокой морали, выдающейся стойкости, мужества и героизма» и готовым, исполняя «священный долг по защите социалистического Отечества», сражаться «за партию и правительство, за товарища Сталина», «за нашу социалистическую Родину, за нашу честь и свободу, за великого Сталина» до последнего патрона, до последней капли крови. Вопреки всем контраргументам и уже в период, когда товарищ Сталин был давно разоблачен как преступник против человечества, а Советский Союз шел к гибели, еще в октябре 1991 г., заместитель директора Института военной истории министерства обороны в Москве, генерал-майор, профессор д-р Хорьков мог говорить в рамках международной конференции о «Плане Барбаросса», организованной Исследовательским центром Бундесвера по военной истории во Фрайбурге, о «воле к сопротивлению советского народа и его армии» 22 июня 1941 г., о «массовом героизме советских солдат», «о массовом героизме, храбрости и стойкости», проявленных всеми без исключения красноармейцами с самого начала войны.[88] Если такие утверждения воспринимались беспрекословно, даже аплодисментами в аудитории, которая должна была претендовать на компетентность и научность, то чего же ожидать от широкой общественности, чьи исторические познания в основном проистекают лишь из поверхностных сообщений едва ли не менее осведомленной, но зато политически однозначно ориентированной журналистики?
Кто знаком с русской военной историей, тот знает о высоких качествах русских солдат, о не раз доказанной храбрости и стойкости русских воинов при нападении и особенно при защите своего отечества. В 1941 г. немцы во многом недооценили, сколь высокая мера любви к родине и отечеству исконно присуща русским людям и русским солдатам. В документах периода после начала войны действительно имеются бесчисленные примеры того, что советские солдаты, по каким бы мотивам то ни было, в некоторых местах, самоотверженно сопротивляясь, держались и сражались вплоть до своей гибели. Однако советская историография недопустимым образом обобщала такие случаи и, сознательно вводя в заблуждение, игнорировала все, что не соответствует пропагандистской картине советского героизма. Возникает ведь вопрос: какие же, собственно, мотивы должны были иметься у русских солдат и солдат других угнетенных народов Советского Союза, чтобы сражаться «до последнего патрона, до последней капли крови» за товарища Сталина и его террористический режим, причинивший им и их народам самые ужасные страдания и лишения?
Во всяком случае, сам Сталин, поначалу полный обманчивых ожиданий относительно силы и сплоченности Красной Армии и лишь через несколько дней пораженный парализующим шоком, не предавался иллюзиям по этому вопросу. Он верно связывал развал фронта не только с несостоятельностью командования, но и прежде всего с недостатком воли к борьбе у войск Красной Армии. И, чтобы вдохнуть в солдат «советский патриотизм» и вызвать тот настрой, который вплоть до наших дней характеризуется как «массовый героизм», для него существовал лишь один метод, который до сих пор всегда оправдывал себя и на котором зиждилась вся система его господства: использование высшей меры принуждения и террора в сочетании с разжиганием разнузданной пропагандистской кампании в целях политического воздействия. Когда он 3 июля 1941 г. впервые решился обратиться по радио к народам Советского Союза, он объявил с многократными повторами о том, чтó ему было нужно теперь. «Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам», — говорилось в этой первой военной речи. «Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов… Нужно немедленно предавать суду Военного Трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица.» «Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села…» Руководящий аппарат Красной Армии немедленно воплотил эти намерения в приказы, которые не должны были больше оставлять солдатам иного выбора, как сражаться или умереть.
В первую очередь Главное управление политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА) во главе с армейским комиссаром 1-го ранга Мехлисом теперь пустило в ход все средства, чтобы вдолбить «речь Вождя народов, председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина, и наши задачи» в голову каждого «отдельного солдата».[89] В ряде директив и приказов, например, № 20 от 14 июля, № 081 от 15 июля 1941 г., и в других основополагающих указаниях были даны соответствующие лозунги. Все они выдвигались под девизом: защищать «каждую пядь советской земли», как гласила формула, «до последней капли крови», «до последнего дыхания». Самовольное «оставление позиции», «бегство с поля боя», «сдача в плен» были провозглашены нарушением «священной присяги», «изменой родине», «преступлением против твоего народа, советской Родины и правительства». «Дезорганизаторам, паникерам, трусам, дезертирам и распространителям провокационных слухов» среди «солдат, командиров (офицеров) и политработников» отныне грозили «безжалостная борьба», «жестокие» и «решительнейшие меры», «беспощадное» преследование.
- БССР и Западная Белоруссия. 1919-1939 гг. - Лев Криштапович - История / Публицистика
- Разведка Сталина на пороге войны. Воспоминания руководителей спецслужб - Павел Анатольевич Судоплатов - Военное / Прочая документальная литература / Публицистика
- Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев - Максим Кустов - Публицистика
- Клевета на Победу. Как оболгали Красную Армию-освободительницу - Дмитрий Верхотуров - Публицистика
- Наша первая революция. Часть II - Лев Троцкий - Публицистика
- Выжить любой ценой. Немецкий пехотинец на Восточном фронте. 1941—1945 - Оскар Скейя - Публицистика
- Разгром 1941 (На мирно спящих аэродромах) - Марк Солонин - Публицистика
- Экономическая война против России и сталинская индустриализация - Катасонов Валентин Юрьевич - Публицистика
- Из плена иллюзий - Фёдор Углов - Публицистика
- Русская война - Александр Дугин - Публицистика