Не отдыхая ни минуты, Беспредельщик приподнимается только затем, чтобы поменять презерватив. Утолил первый голод, но он молод. Толя бы утомился, а ему мало. Он хочет по-всякому, несколько раз. Целует мне грудь, гладит живот и, когда ладони спускаются до бедер, заставляет перевернуться.
Я покорно ложусь на живот.
— Привстань, куколка, — шепотом просит он, направляя ладонями, и я принимаю страшно развратную позу. Встаю на колени, прогибаюсь в пояснице и ложусь на локти, распластываясь по постели верхней частью тела. Он так хочет.
Щекой прижимаюсь к кровати. Я часто дышу и с трепетом жду, когда он мной овладеет. Сначала он делает это пальцами, а затем пристраивается сзади. В этот раз, утолив первую страсть, он осторожен. Мне не больно, когда он медленно входит до упора. Я сжимаю в горстях простыню и стараюсь дышать ровно при толчках. Из движений Беспредельщика пропадает резкость. В этой позе он контролирует все: глубину проникновения и мое тело полностью. Ладони скользят по спине, гладят лопатки и возвращаются на бедра. Алекс целует позвонки и чувственно лижет мои шрамы. Я больше не пытаюсь от него уклониться. Упираясь коленями в постель, стараюсь открыться ему сильней. Глажу постель, словно это его тело, кусаю простыню — маета сводит меня с ума.
Я еще не знаю его привычек в сексе, но мы находим общий ритм. По глубокому дыханию я слышу, что ему все нравится — это самое главное. Оно становится упоенным, значит, уже скоро…
— Алекс, — шепчу я и глотаю остальные слова, в которых хотела просить его поторопиться.
В последние секунды он вновь становится резким. Берет меня глубоко и часто, запускает в волосы пальцы, наматывает на кулак и тянет к себе, не позволяя нам разъединиться. Хрипит в шею, пока я безвольно мирюсь с болью — Алекс сильно тянет за волосы. Он берет меня в охапку и переворачивает на бок…
Беспредельщик ставит меня в разные позы полночи. Я делаю все, что он просит. Абсолютно все. В какой-то момент начинает казаться, что это не мое тело — его игрушка, которой он владеет и берет по-разному. Он трахает меня то с ожесточением, то с нежностью. Иногда кусает меня. Все тело болит, ноет от его ласк — сухожилия ног, которые он раздвигает и не дает свести, кожа горит от его губ, зубов и щетины, низ живота ломит. Мне кажется, после этой ночи тело останется в синяках. Я попадаю в липкую паутину страсти, из которой нет спасения. Я бы не смогла сопротивляться, даже если бы захотела: он берет меня столько раз, сколько хочет, так — как хочет. Так долго, что начинает казаться, что у меня больше нет воли. Нет моей личности, пока я с ним в постели — там я просто самка.
Алекс как одержимый. Он не жесток со мной, но эгоистичен. Иногда он дает десять, пятнадцать минут отдыха, прежде чем продолжить. Брачная ночь растягивается в бесконечно мучительную сладострастную пытку. Мне хочется взмолиться, чтобы он остановился, но я помню условия: пока Беспредельщик мной наслаждается, мне нельзя говорить нет. Я не должна мешать.
Я ни разу его не остановила. Не сказала нет. Не нарушила договор.
Алекс наигрался сам.
За окном светает, когда мы занимаемся любовью в последний раз. Он трудился над моим уставшим телом — медленно, со вкусом. Алекс уже пресытился, я чувствую это. Заканчивая, он уже не стонет — тихо выдыхает и расслабляется на мне. Он такой тяжелый, что я едва дышу. Алекс кладет голову мне на плечо и облизывает губы. Я полностью вымотана, глаза слипаются, а что творится с телом, стараюсь не думать…
Я жду, пока Алекс отдохнет. Шестым чувством улавливаю, что ему больше не нужно — он хочет спать, а инстинкт полностью удовлетворен. Я глажу его, делая вид, что мне хорошо с ним. Со мной это было много раз, но сегодня почему-то иначе.
Я едва сдерживаю слезы.
Не могу понять в чем дело. Люди ко всему привыкают, особенно женщины… Та блондинка права — выбирают нас, а не мы. Но именно сегодня я больше не могу… Торопливо целую его лицо, напоминая себе: это он твой господин, уймись. Соври ему. Скажи, что полюбила, что был оргазм, но в горле ком и неоткуда черпать силы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Алекс, — шепчу я, — можно тебя попросить?
Я делала все, что он хотел, я заслужила крупинку взаимности? Он приподнимается на локтях. У него уставший вид. Муж смотрит на меня, отводит от лица прилипшие к влажной коже волосы. В моих глазах блестят слезы.
— Что ты хочешь?
— Ты не мог бы принести из машины игрушку моей дочери?
Алекс удивлен, но встает. На широкую спину падают серебряные отблески уличного света, когда он садится. Беспредельщик молча одевается, по ленивым движениям видно, как он разомлел после секса. Мое же тело ноет, измятое сильными руками и тяжестью: болят сухожилия, после того как он заставлял меня широко разводить ноги и прогибаться, зудит кожа на затылке — он много раз тягал меня за волосы.
Он уходит, а я ложусь на бок и стараюсь ни о чем не думать, глядя в темноту. Мне бы отдохнуть. Алекс возвращается с игрушечным зайцем, и я притворяюсь, что сплю. Он кладет игрушку на подоконник и ложится в постель. Я едва дожидаюсь, пока он начинает дышать глубоко и ровно. Набрасываю на плечи халат, хватаю зайца и иду в ванную — тороплюсь, боясь не успеть.
Запираю дверь. Меня трясет. Сжимая игрушку до боли в пальцах, я падаю на колени и безмолвно плачу. Кусаю искусственный мех, чтобы заткнуть себя. Главное, тихо. Пусть он не знает, как меня разламывает на части. Я не знаю, что со мной. Хочется кричать — настолько черные и страшные эмоции из меня рвутся. Я самой себя боюсь: что не справлюсь, не смогу проглотить все, что он со мной делал, и улыбаться как ни в чем не бывало. Так в этой семье поступают хорошие жены. А я ничего не чувствую от боли и усталости.
Страх, которого я нахлебалась за последние дни, доводит меня до истерики, но я заставляю себя встать. Колени, отдавленные об кафель, простреливает от боли. Нужно принять ванну, попытаться отмокнуть, успокоиться… Я включаю душ, сбрасываю халат и забираюсь под горячие струи. Горячая вода только усиливает разбитость.
Я съезжаю по стенке и реву взахлеб, обняв себя руками. Больше не страшно: за шумом воды не слышно мой плач. Затем еле-еле вытираюсь полотенцем, натягиваю халат, от которого пахнет ветивером и сексом, и сажусь на край ванны. В комнату возвращаться не хочется. Я глажу мех и ушки зайца и вспоминаю Полинку. Она так хотела эту игрушку… Я обещала ей купить голубого зайца в утро, когда мы виделись в последний раз.
Куда он забрал моего ребенка? Где держит дочь?!
Я давлюсь слезами и сразу же затихаю, услышав стук в дверь.
— Ника, — Алекс говорит хрипло после сна. — Иди спать… Чего ты там сидишь? Куколка?
Я задерживаю дыхание и обнимаю зайца. Из-за медленного выдоха мех становится теплым. Мне здесь хорошо — в маленькой комнатке, где можно спрятаться. Но Алекс возвращается с ключом и отпирает дверь. Я поднимаю глаза, тиская игрушку. Он замечает, что с волос капает, тушь не смыло, а только размазало по лицу.
— Ника? В чем дело? Тебе было больно? Я тебя обидел?
Глава 17
Я мотаю головой. Боюсь, что правда разрушит нашу сделку, но и притворяться не могу.
— Тебе было плохо? Больно?
Сжимаю до белизны губы и прячу лицо в меховой игрушке. Алекс гладит мокрый затылок, нежно целует. Губы до сих пор саднят. Утолив страсть, Беспредельщик стал отзывчивым.
— Правильно отец учил: не преследуй жену после секса, не ходи за ней, дай выплакаться. А вы и вправду потом в ванной плачете.
Значит, я не первая женщина в этой семье, кто надела роскошное ожерелье на свадьбу и рыдала после брачной ночи. Эти мысли неожиданно дают поддержку. Я смотрю в сонные глаза Беспредельщика и пытаюсь представить его мать — русоволосую, с голубыми глазами. Она была красивой. Ничего нового не случилось. История этой семьи пошла по кругу, может быть, когда-нибудь я тоже рожу Алексу двух сыновей… Если он захочет.
— Не плачь, куколка… — Алекс притягивает меня к себе и целует в макушку. — Я же сказал, я на твоей стороне. Я помогу тебе вернуть дочь. Идем спать.
